Самая полная энциклопедия психотерапевта. Клиническая психология - Старшенбаум Геннадий Владимирович

Отец радовался только когда выигрывал деньги у автомата или в компьютерной игре. Он жалел, что не родился женщиной, это избавило бы его от чувства неуверенности перед бабами. Он был рад, что у него родилась дочка, возился с ней больше матери, которая после родов находилась в депрессии. В три года отец отрекся от Инны, не сладив с ней. Он говорил, что начнет заниматься ею в четыре года, но не стал – якобы она перестала в четыре года быть хорошей девочкой. В 3–4 года Инна нарядила куклу, показала матери, та похвалила и отправила показать отцу, который мылся в открытой ванной. Когда Инна вошла туда, он испуганно прикрылся. Инна помнит, как пьяные родители бегали голышом в ванную и обратно в спальню, не обращая на нее внимания.

Мать Инны пила еще до рождения дочери. В девять лет Инна однажды оказалась с матерью в одной постели с ее любовником – у него была только одна кровать. Засыпала Инна с материного края, а проснулась лежащей между ней и любовником оттого, что его рука была у нее в трусиках. Она выскочила в ванную отмываться. Там она обнаружила, какие большие и безобразные стали у нее гениталии, это будет отпугивать мужчин. Она теперь сексуальная, но отталкивающая. Мать с любовником лежали в постели пьяные, а Инна носилась кругами по маленькой комнатке и повторяла, как заведенная: «Этого нет, все нормально!» Потом она долго механически раскачивалась на кровати.

Мать на время прекращала пить, когда Инне исполнилось 12 лет, из опасений, что дочь пойдет по ее стопам. Она отселила мужа на кухню, и с этого времени у них нет секса. Инна уже больше года не общается с родителями, не отвечает на звонки матери, которая только полгода назад узнала, что дочь живет у ее сестры.

Пауза.

– Интересно, о чем думает собеседник во время паузы?

– Вам интересно, о чем я сейчас думаю, Инна?

– На самом деле я просто опередила возможный ваш вопрос.

Сама она интересуется не столько человеком, сколько его отношением к ней. При этом не ожидает интереса к себе и даже боится его. Как насчет идентификации с агрессором во время ее вопроса мне? Инна соглашается: она или таится, или бьет первая. Она и уйти старается первой, чтобы не быть брошенной. Ей страшно в одиночестве и тревожно в присутствии кого-то. Она всегда чувствует себя как на войне и не умеет налаживать спокойные мирные отношения.

У Инны то и дело появляются слезы, которые она недовольно размазывает по лицу, не пытаясь их понять. Я предлагаю Инне сразу прояснять наши чувства, возникающие во время общения, однако она ожидала, что мы оба будем интересоваться ее отношениями с другими людьми. Я предполагаю, что Инна выбрала себе предыдущего психолога как материнскую фигуру для работы, но не смогла с ней работать и вышла из отношений, как и с матерью.

Долгая пауза.

– Я боюсь, вы спросите, что я сейчас чувствую. Открывать свои чувства без фильтрации – самое страшное. Лучше я расскажу сон. Аналитиков интересуют сны, рассказывать?

– Да, и пожалуйста, в настоящем времени, снова входя в сновидение.

Я пригнала из сервиса к отцу две черных машины – его мерс и свой джип. Его машину не отремонтировали, не подобрали запчастей.

Инна довольна, что я не спешу с интерпретацией, а спрашиваю про ее ассоциации. Она думает, сон про то, что у меня, как у механика сервиса, нет нужных ей запчастей. У нее такая исковерканная судьба… К тому же сытый голодному не товарищ. Она злится на сытых, завидует и сама имитирует сытость.

– Инна, вы заметили, что проассоциировали отца с элегантным «мерседесом», а себя – с внедорожником?

– Ха!.. Да, я беспутная.

После сессии Инна поедет на очередное прижигание эрозии шейки матки – чистить свою черную колесницу.

– Прижигать, выжигать…

Отец собирал кассеты с порно, Инна втайне смотрела их. Иногда они приходили с матерью домой и заставали пьяного отца спящим перед экраном с порнофильмом. Однажды он устроил ритуальное сожжение пленок в подъезде, как будто выжигал каленым железом скверну, которую сам же и принес в дом.

Родители убеждены, что все люди готовы их уничтожить. Отец говорит: пусть скажут спасибо, что я вообще с ними здороваюсь. Инна доверяет только единственному другу детства. Они ходили вместе в детсад, учились в одном классе, в 11-м классе он стал пассивным гомосексуалистом. Она до сих пор опекает его: утешает, подбадривает и советует. Она строит отношения с мужчинами или в роли дочки, как с начальником, или матери, как с другом. Так было бы и с будущими клиентами, но теперь она хочет освободиться от этой игры и вырастить в себе нормальную женщину.

После нашей беседы у Инны прошло чувство вины перед своим психологом и уменьшился страх перед начальником. Она сказала директору, что у нее теперь есть психотерапевт и поэтому его «углубления» в ее душу больше не нужны. Он обольщался на свой счет из-за ее соблазняющего поведения. Она принимала загадочные позы, молчала, краснела и т. п. Это все с перепугу и от закомплексованности. Раньше Инне нужно было только иметь много мужчин, а теперь хочется, чтобы мужчина ее понимал, как я.

Родители всегда требовали от нее престать говорить противным голосом и строить рожи. Она имеет в виду загадочную улыбку Моны Лизы. Я говорю, что ее улыбка действительно очень напоминает улыбку Джоконды: рот слегка улыбается, а глаза серьезно вглядываются. Инна обычно заранее чувствует себя без вины виноватой, ее губы готовы просить прощения, а глаза сами обвиняют.

Она постоянно озабочена отношением к ней людей, жаждет то жалости, то восхищения. Наверное, отец собирался сделать из матери идеальную женщину. Это значит, она должна хорошо готовить, скакать на лошади и стрелять из лука. Он разочаровался в ней после того, как она родила Инну. Инне стала сниться мать.

Я с матерью в Китае. Мы сняли номер в дешевом отеле, чтобы побольше денег оставить на осмотр достопримечательностей. Номер на втором этаже, на первом – наш гид-китаец. По моему лицу начинают ползти большие жирные змеи, они темно-зеленые и холодные. Я боюсь пошевелиться, чтобы не укусили. Змея опускается к ногам, я хватаю ее, думаю, что за шею, но это хвост. Я перебираю туловище ближе к голове, и в это время змея кусает меня. Я испытываю мстительное чувство, что гид ответит за это, так как это его змеи.

Инна считает змею фаллическим символом. Фаллос однозначно угрожает ее жизни. Его хозяин один отвечает за насилие. Чтобы избежать реальной смерти, надо помертветь от страха. У нее появились панические атаки и кошмары, как у матери, – видимо, она идентифицируется с матерью, в то же время отвергая неприемлемое в ней? На женщин полагаться нельзя. Ничего, у нее есть и внутренний фаллос – ее аналитический ум, и парень с крепким фаллосом.

В детстве, когда Инна сопровождала мать в винный магазин, у нее была возможность рассказать матери что-то свое. В основном это были образы ее фантазий, там жили ее идеальные друзья и подруги. Мать выключала телевизор в интимные моменты, хотя рассказывала Инне о своих любовниках и брала к ним с собой. Отец хвалился Инне своими рисунками и фотографиями, которые держал в сумке, не запрещая в нее лазать. Она сделала это один раз вместе со старшей подругой, желая похвастать перед ней талантом отца. Вдруг она увидела фото голой женщины, у которой на шее были не бусы, как показалось сначала, а сперма. Они ужаснулись – какая мерзость, но долго рассматривали фото, которое очень возбудило Инну. Подруга была постарше и отнеслась ко всему спокойнее. Больше там таких фото не было, и Инна перестала туда лазать.

Где-то во 2–3-м классе Инна с подругой подсмотрели за мастурбацией парня, спрятавшегося в кустах. Они дружно воскликнули «какая мерзость!», но смотрели до конца, хотя эякуляции не дождались. Подруга сказала, что так он приманивает подружку. А однажды Инна с подругой гуляла в лесу. Перед ними несколько раз появлялся мужчина, они решили уйти. Но он схватил их и хотел унести в лес, они кричали, с трудом вырвались. Убегая, Инна оглянулась и увидела, что у мужчины из ширинки выглядывает член, ужасно грязный. Потом она боялась, что член вылезет из унитаза.