Гевара по прозвищу Че - Пако Тайбо II

Че, находившийся в одиночестве в холодной Праге, начал выстраивать ряды своих соратников. 10 июля Таня получила известие, активизировавшее ее деятельность; она приступила к созданию тайных складов и конспиративных квартир для прибывающих бойцов. Спустя еще четыре дня Вильегас и Коэльо выехали из Праги в Боливию. Че отправил на поле предстоящего сражения своих ближайших соратников. Им предстояло, присоединившись к Мартинесу Тамайо, начать операцию. Еще через неделю в Латинскую Америку отправился и Че Гевара.

45. Корабли сожжены.

19 июля 1966 года в поезде из Праги в Вену ехал некий человек, называвший себя Рамоном Бенитесом и имевший паспорт гражданина спокойной в то время Восточной Республики Уругвай. Так началась поездка, участникам которой предстояло увидеть не только пригороды центральноевропейских столиц. Рамон Бенитес занимал 22-е место в вагоне номер 121; напротив, на 24-м месте, сидел его кубинский друг Фернандес Монтес де Ока. В Вене сеньор Бенитес пересел на поезд, направлявшийся в Женеву, а далее в Цюрих. Оттуда он, противно всем законам формальной логики, прилетел в Москву, откуда, сменив паспорт, улетел в Гавану. Человек обошел полмира, чтобы добраться домой. Домой?

Теперь, по возвращении, Че Гевара уже не имел места, которое мог бы назвать домом. Он сжег свои корабли. Гавана оказалась лишь портом захода на пути к новому подвигу. Спустя год и три месяца после отъезда в африканское предприятие он вернулся, чтобы начать другую партизанскую экспедицию, на сей раз в Латинской Америке. Фидель Кастро писал: "При его обостренной чувствительности, он переживал из-за возвращения на Кубу после того, как он столь бесповоротно простился с нею. Я уговорил его вернуться, поскольку это было наиболее удобное и практичное решение для реализации всех его намерений и замыслов". И что же представляли собой эти намерения и замыслы? Че предстояло собрать людей, которые отправятся вместе с ним, проработать детали плана и начинать тренировки. Мне удалось найти только одно упоминание о том, где Че находился в течение последующих трех месяцев, проведенных на Кубе. Поставленный перед необходимостью хранить строжайшую тайну своего местопребывания, он обитал где-то в районе между пещерой Лос-Портальес (где находился его командный пункт во время ракетного кризиса) и Ла-Пальмой, местечком неподалеку от городка Сан-Андрес-де-Тайгуанабо, в провинции Пинар-дель-Рио. Еще более точным адресом служит указание на резиденцию некоего американца, владевшего до революции половиной провинции. Брошенное хозяином поместье находилось на склоне почти неприступного холма и имело благотворный микроклимат, благодаря которому Че смог на некоторое время забыть о своей неотвязной астме. "Он был толстым и крепким", - сообщал анонимный источник.

Гевара имел за это время много бесед с Фиделем. Кубинский премьер-министр вынес из них убежденность в том, что Че нельзя было остановить. Фидель раз за разом уговаривал старого друга предоставить возможность начать операцию кому-то другому и лишь потом включиться в действие, но Че оставался непреклонным. "Он был нетерпелив, чрезвычайно нетерпелив", -констатировал Фидель.

Че не составляло труда найти добровольцев для своего предстоящего предприятия, которое можно было назвать воплощением вооруженного латиноамериканизма. Идеал международной солидарности - особенно солидарности с другими латиноамериканцами - очень импонировал многим молодым революционерам Кубы. Здесь же появлялась возможность повернуть часы назад, уйти от суровых будней строительства социализма и вернуть славные боевые праздники. Память отбрасывала все дурное из тех времен, удерживая только хорошее: солидарность, всеобщая убежденность и - а почему нет? - героизм.

На протяжении прошедших лет многие и многие кубинцы обращались к Че с просьбами позволить присоединиться к его будущим революционным акциям; в народе было хорошо известно, что многие члены кубинского революционного правительства среднего и даже высшего уровня вызывались принять участие в латиноамериканской революции за пределами Кубы. "Мы открыто выражали готовность отправиться туда, так как опасались, что он уйдет и начнет борьбу без нас. И таким было не только мое отношение. Многие из наших товарищей чувствовали то же самое", - вспоминал Дариэль Аларкон. Че подбирал людей по указанию собственного сердца, тех людей, которые, как он видел, умели преодолевать страх, которые с некоторой беззаботностью относились к смерти - "красивых", в кубинском значении этого слова, людей, и притом немного сумасшедших. Он отдавал предпочтение бойцам, не только разделявшим его политические взгляды, но также и неистово преданным идее равенства, самоотверженным и стойким. Он сам обладал всеми качествами, которые требовал от своих соратников. Он выискивал в людях способность преодолеть трудности и изнеможение, найти в себе силы в то время, когда, казалось бы, все уже потеряно.

Прежде всего старая гвардия. Ее ядро составляли телохранители и ординарцы Карлос Коэльо и Гарри Вильегас, старые друзья, бывшие вместе с Че начиная с самых тяжелых дней боев в Сьерра-Маэстре. Че относился к ним почти как к собственным детям. Еще одним из "детей" он считал Леонардо Тамайо, "маленького индейца", который был посыльным в его отряде и исходил на своих легких ногах всю Сьерру. Конечно же, одним из первых должен был стать Альберто Фернандес Монтес де Ока. Некогда он заблудился в мексиканских джунглях, а в Санта-Кларе шел в наступление в десяти шагах перед своими людьми навстречу танку противника. Монтес де Ока был старым товарищем Че и по действиям в Сьерра-Эскамбрее, и по работе в Министерстве промышленности, а последние несколько месяцев провел вместе с Че в Праге.

Че выбрал лучших из тех партизан, которые действовали под его началом в Сьерра-Маэстре и особенно во Вторжении. Это были Элисео Рейес, Сан-Луис, Оло Пантоха (последний, как считают, вместе с Уго Бланке принимал участие в первой операции в Перу; тогда он работал в Министерстве внутренних дел у Рамиро Вальдеса) и Мануэль Эрнандес, лучший из командиров авангарда во время вторжения в Лас-Вильяс.

Из участников недавней африканской операции Че привлек доктора Октавио де ла Педраху (Морогоро) и Исраэля Рейеса Сайаса, бывшего в прошлом телохранителем Мануэля Пиньеро. Были и другие ветераны революционных боев, которых Че, несомненно, хотел бы взять с собой: капитан Дариель Аларкон, товарищ по войне в Сьерра-Маэстре, Антонио Санчес Диас по кличке Пинарес, один из лейтенантов Камило Сьенфуэгоса, который символически носил ботинки своего давнего предводителя. "Антонио и впрямь был очень похож на Камило". Че и сам невольно поддался этой ностальгической слабости.