Гевара по прозвищу Че - Пако Тайбо II

Пачо возвратился в Гавану 12 сентября. В это время Мартинес Тамайо отправился обследовать другое возможное место базирования - фермы в области Альто-Бени. Хотя они и остановили свой выбор на районе Ньянкауасу, но, судя по всему, не отказались полностью от альтернативы и ожидали решения Че. А Дебрэ проводил социополитическое изучение этой зоны, а также района Чапаре, на севере от Кочабамбы. Эта работа, проводившаяся "под взволнованными и подозрительными взглядами боливийской компартии", заняла весь сентябрь. Там он встречался и с Мартинесом Тамайо, хотя последний сделал вид, что не знаком с французом.

В середине сентября добровольцы на Кубе тронулись в путь, который вел к неизвестному заданию под командой неизвестного руководителя. Они вскарабкались в покрытый брезентовым тентом кузов грузовика, которым управлял водитель наивысшего класса майор Томасевич. Пинарес, по своей вечной склонности к озорству, прожег в брезенте дыру сигарой и смотрел, что происходит вокруг, подробно рассказывая остальным, где они едут. Оказалось, что маршрут ему знаком, они ехали по его родным местам - окрестностям Пинар-дель-Рио, в восточной части острова.

Когда машина прибыла на ферму, добровольцы построились в саду приблизительно в пятидесяти ярдах от дома, и Томасевич предупредил:

"Вам будет полезно собраться с духом, потому что вы будете иметь дело с неким очень тщеславным и очень невежливым человеком".

Пинарес дал группе команду приготовиться. Прошло несколько минут. Пока они ожидали появления кого-нибудь, облаченного в оливково-серую униформу, из окна высунулся какой-то человек. По словам Аларкона, "он был одет в костюм парижского стиля, при галстуке, держал в руке очки. Он был лысоват, с несколькими беспорядочно торчавшими седыми волосами, и курил трубку". Человек подошел к группе, остановился, не доходя до нее пары ярдов, и церемонно приветствовал Томасевича, пожав ему руку.

"Ну вот, доктор, это группа, которую вы будете обучать". -Томасевич принялся представлять их, используя конспиративные имена. Человек пристально поглядел на стоявших в строю и сказал с испанским акцентом:

- Знаете, майор, я должен кое-что сказать вам. Они кажутся

мне просто толпой засранцев, - он представился каждому из

участников группы, называя себя Рамоном.

- Что вы думаете о них теперь? - спросил Томасевич.

- Все та же самая толпа засранцев, - ответил тот, оглядывая

людей с головы до ног. Затем он обратился к Пинаресу: - Я тебя

знаю.

- Вы не можете меня знать, - последовал ответ.

- А разве ты не майор Пинарес? Разве ты не тот командир, который на протяжении всего ракетного кризиса мотался вокруг Пинар-дель-Рио в разбитом старом джипе, осыпая дерьмом всех местных кампесинос?"

Шутка была настолько обидной, что вся группа расхохоталась. Сан-Луис корчил рожи, словно пытался отгадать, кем же был этот замаскированный тип. Обнаружив аргентинские интонации, прикрытые деланным испанским акцентом, он даже решил было, что это мог быть кто-нибудь из братьев Че, с которыми он никогда прежде не встречался. Разорвать чары удалось Хесусу Суаресу Гайолю. Именно он первым кинулся вперед и обнял незнакомца: "Черт тебя возьми, парень, это ты! Это же Че, черт возьми!"

Придя в себя после первой радости, они заставили его снять очки и надеть оливково-серый китель и берет. Как и миллионы прочих кубинцев, они около полутора лет ничего не знали о судьбе Че. Первая запись в дневнике боевых действий, который вел Сан-Луис, гласила: "Мы были невероятно тронуты, узнав его". Но они еще и были горды тем, что им предстояло сражаться вместе с майором Геварой.

Когда первое возбуждение улеглось, Че сообщил о том, что будет представлять собой начальная часть операции, не дав при этом определенных указаний на какую-либо страну. Аларкон вспоминал: "Он предупредил, что хотя мы и не направляемся на скотобойню, борьба тем не менее будет долгой и жестокой и пройдет в самых трудных условиях". В завершение Че веско заметил, что не хотел бы, чтобы хоть кто-то оказался в принудительном порядке втянут в операцию, и потребовал от всех подтвердить, что они действительно являлись добровольцами.

Режи Дебрэ позже провел анализ состава добровольцев и причин, вследствие которых они пожелали принять участие в Латиноамериканском проекте. Его точка зрения отличается от общепринятой, но тоже заслуживает внимания. "Высокопоставленный лидер - это не просто красный царек, развалившийся в кресле. Четверо членов Центрального комитета, двое заместителей министров и два высокопоставленных чиновника бросили свои семьи, автомобили, дома, привилегии, чтобы отправиться вместе с Че в неведомые джунгли, где некоторые из них превратились в ходячие скелеты, замотанные в тряпье, с распухшими конечностями, вынужденные пить собственную мочу, чтобы не Умереть. Никто не вынуждал их идти, и на них не смотрели телекамеры, готовые зафиксировать их последние слова, их последние мысли".

А в Боливии тем временем продолжалась комедия ошибок. 23 сентября трое кубинцев снова встретились с Марио Монхе. От имени боливийской компартии он потребовал разъяснений насчет связей Дебрэ с другими левыми группами, особенно марксистско-ленинской коммунистической партией Оскара Саморы. Кубинцам пришлось сказать, что они не были информированы о миссии Дебрэ и даже не знали о том, что он находился на континенте. В ходе этой беседы Монхе сказал им, что партия ведет подготовку всеобщего восстания, в котором партизанское движение должно играть вспомогательную роль. Когда же кубинцы поинтересовались, что уже сделано для организации восстания, он ответил: "Ничего".

Следующая встреча состоялась 28 сентября. На ней Монхе повторил, что его соглашение с Фиделем ограничивалось созданием опорной базы для партизанской кампании, которая должна была проходить на юге, и что во всем плане Боливии отводилась второстепенная роль. Кубинцы ответили на это, что Боливия получила центральное значение, так как в ней сложились должные условия. Встреча закончилась на мрачной ноте: Монхе заявил, что не потерпит, чтобы на него смотрели как на марионетку.

Спустя два дня Вильегас встретился с участниками группы молодых боливийских коммунистов, с которыми кубинцы наиболее тесно сотрудничали, чтобы сообщить о сомнениях, одолевавших Монхе. Родольфо Салданья и Коко Передо сказали, что их не заботит позиция Монхе и что они в любом случае будут участвовать в борьбе. 4 октября поступила депеша от Че. Он писал, что разрыв может оказаться серьезной проблемой на подготовительном этапе операции: "Поддерживайте отношения с Монхе н избегайте споров".