Карл Великий - Дитер Хэгерманн

Судя по всему, святой отец с облегчением воспринял отъезд неугодных посетителей. В доказательство своей правоверности, по свидетельству книги папств, понтифик велел отчеканить текст символа веры, разумеется, без добавления формулы филиокве, на трех серебряных пластинах, закрепленных на деревянных досках. Они были установлены по обе стороны склепа апостола Петра, а также в месте захоронения апостола Павла. Обе пластины в соборе Святого Петра содержали текст символа веры на греческом (!) и латинском языках, а экземпляр в соборе Святого Павла — только на латинском. Итак, франкская экзегетика споткнулась о преемника апостола Петра!

Несмотря на сдержанность Рима в вопросах веры в середине IX столетия, патриарх Константинопольский Фотий подхватил распространенную на Западе формулу филиокве как существенный элемент обвинения против Западной церкви. С тех пор данная субстанция остается одним из главных элементов схизмы между обеими христианскими церквами. В заключение отметим, что эта расширительная формула была включена в Римский символ веры лишь в 1014 году по настоянию императора Генриха II.

Ахенское собрание в ноябре 809 года целиком и полностью было посвящено обсуждению этого сложного богословского вопроса, так что из-за нехватки времени и напряженности повестки дня до обсуждения общих проблем церковного устройства и образа жизни клириков и монашествующих дело не дошло. Однако новейшие исследования, в особенности Арно Борста, позволяют утверждать, что, несмотря на нехватку времени, отцы собора интенсивно обсуждали вопрос о концепции и построении энциклопедии, основы которой, по-видимому, заложил еще аббат и друг Карла Алкуин, скончавшийся в 804 году. Эта так называемая энциклопедия представляла собой, насколько подтверждают рукописные описания, главным образом собрание материалов по летосчислению, то есть Venerabilis, в то время как средневековые энциклопедии в соответствии со своим названием действительно охватывали всю полноту или претендовали на полноту накопленного знания. В этой связи можно напомнить об Исидоре Севильском или об ученом Рабане Мавре.

Конечно, после того широко известного солнечного затмения 1 апреля 740 года, которое внесло немалую путаницу в точность датирования пасхальных праздников на основе расчетов, проделанных Бедой и Викторием Аквитанским, повсеместно возрос интерес к астрономическим наблюдениям и летосчислению. Однако пока рано было говорить о появлении принципиально новых моделей, сводивших бы в единую научную систему, так сказать, культовые данные и небесные явления.

Карл и Алкуин в своей переписке с трудом находили общий язык по элементарным проблемам, а в сохранившемся протоколе 809 года об ответах экспертов по проблематике летосчисления обсуждаются общеизвестные аспекты фаз Луны в марте и апреле и их значение для датирования праздника Пасхи. При этом содержится указание на лекцию, «составленную достопочтенным аббатом Адалардом». В рукописях того времени, местом происхождения которых был монастырь Корби, прослеживаются фактические изображения разных фаз Луны. Но эти усилия не породили должного энциклопедического импульса. Собирание известного материала по проблематике летосчисления напоминает скорее свидетельства церковных авторитетов в связи с преодолением актуальных догматических проблем. «Имперский календарь» из монастыря Лорш, с большим апломбом представленный недавно Арно Борстом, не заслуживает такого претенциозного наименования, ибо скорее всего оно объясняется близостью Карла к этому королевскому монастырю, а также тем, что в календаре отмечен день рождения императора.

Еще более примечательными, нежели эти усилия связать все культурные проявления эпохи с центральной личностью Карла и его двором, является то, что в этом календаре, как, впрочем, и во всех других, просматривается попытка обогатить древнее деление года на двенадцать месяцев главными христианскими праздниками, днями конкретных святых, астрономическими наблюдениями, данными летосчисления и впечатлениями от прочитанных произведений античных авторов, к примеру Naturalis historia[89] Плиния-старшего, а также осознать и понять как бы уже ставшие библейскими числа, меры веса и длины как проявление заданного божественного порядка на основе ученого знания и автопсии. Сюда же относятся наблюдения за небесными явлениями. Поводом для такого заключения стал главным образом 807 год, но вместе с тем конец 809-го и начало 810 года. Этот интерес, безусловно, разделяли король и император. У Карла был серебряный стол «изумительной красоты и размера, на котором независимо друг от друга были нанесены три изображения — карта мира, картина звездного неба и заключенные в окружности орбиты планет». А Алкуин в своей монастырской школе в Туре специально для обучения юных клириков велел нарисовать красками своеобразное подобие небесного свода. Но изо всего этого делать вывод о законченной концепции «имперских календарей» или даже энциклопедий в связи с собором 809 года означало бы выдавать желаемое за действительное.

Сколько бы ни пытались «дистиллировать» поэтические старания панегиристов в ахенском дворце или переписку интеллектуалов со своим господином и хозяином в академию, своего рода «новые Афины», сколько бы ни говорили, что кодексы, которые можно привязать к Карлу и его двору, породили придворную школу как постоянно действующую структуру, и, наконец, сколько бы ни доказывали, что архитектурные реликты или даже награбленные памятники этой эпохи позволяют говорить о существовании придворного искусства, первоисходные ахенские инициативы при всем желании не дают основания для составления из них всеобъемлющей энциклопедии. Видимо, прав Эйнхард, когда он пишет лишь о том, что во всех своих многообразных усилиях Карл, собственно говоря, не вышел за рамки «франкизации» и «христианизации» языческо-латинского календаря, называя по англосаксонскому образцу месяцы соответственно событиям церковной жизни или основным выполняемым сельскохозяйственным работам. Так, апрель стал месяцем Пасхи, а декабрь перекрестили в рождественский месяц. Кроме того, Карл присвоил ветрам франкские названия. Но даже эта минимальная программа, связанная с переименованием месяцев, споткнулась о традицию. Даже сборники, содержащие принципы летосчисления, не смогли заменить центральное произведение Беды по проблематике времясчисления. Более чем спорным представляется вопрос о том, появились ли ученые труды Дикуила, и прежде всего его инновативная космография, еще при жизни Карла и можно ли вообще связывать их со всем происходившим при дворе.