Водитель трамвая - Сергей Бушуев

— Это хорошо. И с какой же скоростью вы должны двигаться проезжая попутную стрелку… в данном случае можно и так назвать. А? Володя?

— Пятнадцать километров в час, — отчеканил Фролов, осознавший, что отмолчаться не удастся.

— Совершенно верно! Так чего ж ты ползёшь еле-еле? А? Пятнадцать километров и пять это заметная разница! Чего ты боишься? Вагонов вокруг нет, машин тоже, пешеходов нет… ну-ка, увеличивай скорость!

Вагон к этому моменту прошёл спецчасти пути, и, повинуясь действиям человека начал кряхтя разгоняться.

— Так… всё… достаточно Володя. Больше не надо. Пусть катится так. Сразу переводи ногу на тормозную педаль. Так… только не вздумай дотронуться раньше времени. Сейчас будет перекрёсток… там притормозишь…

Я внимательно наблюдал за командами Морозовой, и за действиями Фролова. Надо же, с виду ничего сложного! Отчего же это он так оробел? И лицо у него вытянулось как у лошади. Даже усы казалось, встали торчком.

Мы проследовали прямо и подкатили к въездным воротам в депо. Они находились слева, за забором. А наш путь уходил отсюда резко вправо и, пересекая проезжую часть, тянулся вдоль пятиэтажных домов в сторону железной дороги.

— Так, — произнесла наставница, озабоченно наблюдая, за выскакивающими справа автомобилями. — Тут надо быть предельно осторожными. Смотри-смотри направо… да… так… кто там едет? Пропускает нас? Давай, очень осторожно поворачивай. Пусть нас увидят… вот так… ну что, пропускают?

— Да, — отозвался Фролов голосом старого аптекаря, ищущим под прилавком закатившуюся склянку. — Остановились…

— Тогда давай, дави на педаль. Но не слишком сильно.

Наш вагон начал нервно дёргаться и подпрыгивать, продвигаясь вперёд. Водители в пропускающих нас автомобилях с удивлением взирали на ужасное чудище с огромной надписью «Учебный» на боку рывками выпрыгивающее на улицы города.

— Спокойно, — говорила Морозова, — ну что ты так дёргаешь вагон? Надави поглубже, но плавно… вот так… давай, перекрёсток почти проехали…

— Если мы так станем весь день ездить, — обратился ко мне втихоря Гена Николаев, — то к вечеру можно будет отбивные не делать.

— Это ты к чему? — не понял я.

— А к тому, что этот горе-водитель нас ухайдакает ещё до возвращения обратно.

— А ты думаешь, что сам будешь ездить лучше? — спросил я его, приподняв брови.

— Да уж во всяком случае, никак не хуже! — кивнул он, пытаясь зевнуть. — Да и вообще, ничего сложного в этой работе нет!

— А ты раньше работал водителем?

— Я? Никогда! Зачем мне это надо было?

— А сейчас зачем тебе это надо? — меня не слишком интересовал его ответ, но раз уж делать всё ровно было нечего, я решил: пусть уж что-нибудь говорит.

— Сейчас мне жрать нечего, — с тяжёлым вздохом произнёс он, но выдавив, тем не менее, из себя улыбку. — Раньше у меня была работа. Дом.

— А теперь что? — поинтересовался я, глядя, однако на Катю Гасымову, о чём-то оживлённо беседующую с Ребровым.

— А — а — а, — отмахнулся Гена, — я даже вспоминать не хочу! Я поначалу думал быть военным… потом… а — а — а… просто сейчас мне некуда податься. Понимаешь?

— Прекрасно понимаю. Самому некуда.

— Ну вот я и говорю. Куда ещё? А трамвай — он всегда прокормит…

— Всегда думаешь? — иронично бросил я, переводя взгляд на него.

— Конечно! — уверенно подтвердил Николаев. — Это же стабильная работа!

— Снижай скорость… — донёсся до нас властный голос Морозовой покрикивавшей на Фролова.

Вагон подкатил к мосту и, замедлив ход, осторожно въехал под его своды.

— Смотри, — бушевала громко наставница, — здесь будь особенно осторожным. Видишь там один путь всего? Не спеши. Медленней… ещё медленней… здесь гнать ни к чему. Кривые очень резкие…

Ну, то, что кривые резкие нам было понятно с самого начала. И те неумелые толчки, которые сопровождали въезд трамвая под мост, говорили лучше любого специалиста. Фролов дёргал вагон и подгонял. У меня даже сложилось впечатление — пинками.

— И вот как он ведёт? — спрашивал меня Гена. — Это просто невозможно! Если так будет продолжаться всю дорогу, я лично не выдержу!

— И что же ты сделаешь? — спросил я у него.

— Ничего…

Надо заметить: в ту пору двадцать третий маршрут ещё ездил на Шмитовский проезд. Однако его уже собирались закрывать. И закрыли-таки осенью 2000 г. В связи со строительством третьего транспортного кольца. Одновременно начав реконструкцию Звенигородского шоссе. Рельсы выкорчевали, зелень порубали. Недовольным пассажирам коротко и веско сказали: а не пошли бы вы… пешком. Словом — реконструировали, вы же сами понимаете…

Но в ту пору о которой я глаголю, двадцать третий ещё не был столь жестоко кастрирован, и ездил себе потихоньку, никому не мешая… простите, оговорился! — правильнее будет уточнить — кое-кому в кепке мешая. Однако разворотный круг лежал во всём своём великолепии. Мимо него наш учебный вагон и проследовал, искренне желая пропустить все линейные трамваи. Но в тот момент, ни одного вагона нам не встретилось. Повинуясь строгим окрикам Морозовой, Фролов осторожно проехал две стрелки — одну попутную, вторую встречную, и, повернув налево, направил вагон вверх — на Ваганьковский мост.

— Вот-вот, давай, — командовала она со своего капитанского мостика. — Вот здесь выжимай педаль до конца. Мы же в гору едем. Давай-давай… дави…

Трамвай шёл в гору легко и без натуги. На середине моста нам встретился вагон двадцать третьего маршрута. Когда мы поравнялись женщина, сидящая в кабине, сделала выразительный жест Морозовой: приложила указательный палец правой руки к запястью левой. Означенный жест вызвал явное неудовольствие нашей командирши.

— Что ей надо? — громко справилась Лисовенко также как прочие заприметившая данный жест и уловившая изменение происшедшее в настроении у Морозовой.

— Да показывает что опаздывает, — с досадой произнесла наставница. — А я что могу поделать? Не выезжать на линию что ли? Совсем обалдели!

— Она боиться что мы будем медленно ехать?

— Конечно! Думает — мы её затянем! Сейчас крутанётся… наверное ей на Шмитовский не надо… иначе бы ничего не показывала. Уехала бы себе…

— А разве ей не надо на Шмитовский? — переспросила Лисовенко.

— Видимо нет.

— А почему?

— Ну, может, простояли где-нибудь, и диспетчер «обрезал» до круга ваганьковского. Чтобы в расписание встала. Какая разница? Самое главное в другом: вот она сейчас развернётся и врубит форсаж. И будет у нас на хвосте висеть — фарить и звонить. Типа мы ей мешаем работать. Да и вообще, от нас сейчас все будут шарахаться как от прокажённых. И водители на машинах, и водители на трамваях.

— Почему? — спросил возмущённый толстогубый Ребров.

— А потому, — махнула рукой Морозова. — Машины нас бояться из-за нашей неумелой езды, и того что можно с нами столкнуться. А водители трамваев вообще терпеть не могут всяких каракатиц на линии. Они же идут по расписанию. Вы ещё не знаете что это такое. Но… скоро узнаете.

Собственно Морозова оказалась права. Уже у стадиона Юных пионеров двадцать третий настиг нас, и начал звонить.

— Ладно, — проговорила наша командующая, — давайте-ка от неё оторвёмся, а то она скандалить начнёт.

Дождавшись зелёного сигнала светофора, Морозова сама нажала на ходовую педаль и, проехав перекрёсток, мы понеслись по «ленинградке» со страшной, как мне тогда казалось, скоростью. В конце концов, мы оторвались от вагона, работающего на линии, но только за счёт того, что нам не нужно было брать на борт пассажиров. Вскоре, вместо Фролова в водительское кресло сел следующий «чих-пых», и в результате сообщество начинающих трамвайщиков вновь подверглось качке, тряске, толчкам в спину и прочим элементам сопутствующим неумелому обращению с педалями.

Дабы не слишком обременять рассказ ненужными подробностями сообщу следующее: каждый из нас пробовал себя в качестве водителя по очереди. Разумеется, ни у кого ничего не получалось. Стоило кому-нибудь сесть в водительское кресло, как тут же сыпались громкие сомнения со всех сторон в его способностях, и лишь сама Морозова оставалась оптимистична, непреклонна и уверена в наших силах. Каждого кто, вдоволь накатавшись, выходил из-за пульта встречали ободряющими шуточками, заметно редеющими по мере уменьшения «необъезженных». И вышло так, что я оказался последним. К тому моменту каждый на собственном опыте убедился: водить трамвай это не тараканов тапком плющить. Здесь дело по азартней. И потому, когда сел за штурвал я, это уже мало кого занимало. Общество поделилось на несколько групп численностью по два-три человека и оживлённо обсуждало свои свежие переживания. Слышались фразы типа: «Да я никак не мог понять, когда тормозить…», «Сидение неудобное — ужас…», «У меня нога устала, ты видела — сколько я её держала поднятой?..» и так далее в том же роде. К моменту, когда я впервые сел в водительское кресло, наш вагон успел побывать в Братцево в Тушино, съездить на конечную двадцать седьмого на Дмитровской, и вот теперь мы прибыли на круг двадцать восьмого маршрута расположенный на проспекте маршала Жукова.