Алтарь - Александр Прозоров

— Ты не знаешь, Великий Изекиль, — склонился навстречу белый маг, — почему уроженцы земель русских в беде просят спасти их жизни или души, а уроженцы твоих владений всегда просят спасти только их задницы? Может быть, для твоих учеников самое главное — все-таки не голова?

— Посмотрим, что придется спасать русским в новом веке, Великий Славутич! — Колдун резко встал. — Что-то холодно здесь сегодня. Пойду погреюсь. Великий Унслан, может, ты тоже хочешь сказать мне что-нибудь ласковое?

— Да, учитель, — чуть склонился молодой колдун. — Ты приказал мне найти молодого знахаря, который сдал Пустынника полиции.

— И что?

— Я нашел его, учитель. Он мертв.

— Хоть одно приятное известие за день, — скривился Изекиль. — И как он умер?

— Сегодня в полдень его выследил Пустынник и зарубил в поединке на мечах.

— Пустынник! — вскинулся Великий. — Я совсем забыл про этого чистюлю! Насколько я его помню, после нескольких дней в подвале инквизиции он стал относиться к Церкви с необычайным трепетом. Палит души только на войне, никогда не участвует в жертвоприношениях и даже дань со смертных не собирает. Пустынник вряд ли испугается Мессии, он почти не замаран перед христианской верой. Где он, Унслан?

— Он в Петербурге.

— Это хорошо… — Колдун повернулся к Славутичу: — Ты слышишь это, друг мой? Не все черные маги одинаковы. Как, кстати, и белые. Кое-кто и не думает бежать от каждого чиха. Хочу напомнить тебе, Великий, что, принимая меня в Московский Круг, ты взял с меня обещание уничтожить Круг Северный. Мы связаны клятвой, Великий Славутич, и ты никак не сможешь помешать мне вычистить Петербург еще раз. Ведь я всего лишь выполняю твою волю. За что большое тебе спасибо и от святого Ипатия, и от белого витязя, пришествие которого он совершенно напрасно предрекал. Я прополю этот городишко так, что там не то что магов, там домовых не останется! А теперь прошу прощения, мне нужно идти. Дела…

Глава вторая

Над дрожащим мелкими волнами прудом поднимались оранжевые клены, бело-желтые от чахнущей листвы березки, темные, почти черные ели, желтовато-зеленые сосны. Каркала на вершине серебристой плакучей ивы ворона, пара уток что-то выискивала в воде под самым берегом. Если бы не доносящееся со стороны проспекта Тореза позвякивание трамваев, гул проносящихся на полной скорости машин — можно было бы подумать, что они находятся где-то в глубине дикого леса, а не в центре одного из крупнейших городов Европы.

— Как хорошо, — выдохнула Таня. — Согласись, Толя, когда сидишь вот так, на берегу, начинаешь понимать, что ты все-таки часть природы. Ничем не отличаешься от тех же птиц, зверей. Ты так же дышишь, тебе так же хочется есть, у тебя такая же красная кровь. Понимаешь, что вся наша цивилизация — это наносное, это что-то вроде камеры, в которой мы оказались по собственной воле. Хочется уехать далеко в лес, остаться там один на один с деревьями, травой, животными. Собирать грибы и ягоды, ловить зайцев и кабанов. Есть настоящую, естественную пищу, дышать настоящим, чистым воздухом. Да, Толя?

Скуластый беловолосый мужчина лет сорока, который сидел рядом с ней на брошенной на землю куртке, криво усмехнулся. Четыреста пятьдесят лет назад ему довелось прожить наедине с природой чуть больше двадцати годов в землях племени гуронов, и он не испытывал особой ностальгии по тем, отнюдь не романтическим временам. Однако вслух Пустынник сказал совсем другое:

— Так в чем же дело, Танечка? — удивился он. — Машина в двух шагах, бак полный. Поехали.

— Как у тебя все легко получается, — покачала головой женщина. — Сели и поехали…

Она прижалась к Пустыннику, положила ему голову на плечо:

— Толенька, милый мой… Иногда мне кажется, что мы не пару дней, а уже много лет рядом. Не верится, что ты у меня есть…

— Э-э, Марк, ты глянь, голубки какие! Прямо как собачки лижутся!

— Да какие голубки? Вороны недощипанные!

Пустынник повернул голову. Парней было шестеро. Лет по восемнадцать-двадцать. Двое бритых наголо, половина в пухлых куртках, половина в свитерах. И все — в джинсах и тяжелых, с высокой шнуровкой, ботинках. Энергия агрессивности и превосходства, которую они излучали, не оставляла никаких сомнений в том, чем окончится встреча с ними вдали от свидетелей. Мужчина вздохнул, наклонился к торчащему из земли ивовому прутику в палец толщиной, сломал его у основания, резким движением оборвал кору.

— Вот ведь уроды, все настроение испортили… — Он поднялся, отряхнул брюки.

— Эй, ты на кого вякаешь, старпер?! — моментально отреагировали парни. — Кого ты уродом назвал?

Они стали быстрым шагом спускаться по склону.

— Мальчики, не надо! — вскочила женщина.

— А бабенка-то ничего, — усмехнулся один из бритых. — Есть чего пощупать.

— Мальчики…

Бритый, а следом и еще один парень стали заходить справа, отрезая Тане путь к отступлению, на их губах появились глумливые улыбки; пальцы рук шевелились, словно предвкушая, как будут бегать по горячему женскому телу. И только Пустынник совершенно точно знал, чем завершится эта стычка. Настолько точно, что даже не видел необходимости заговаривать свой прутик никакими заклинаниями.

— Надо извиниться, старпер, — посоветовал парень в красной куртке. — А то электорат обижается.

Он собрался заржать своей шутке, но не успел: Пустынник с размаху, словно пасуя футбольный мяч, ударил его ногой в пах. Парень, захрипев, согнулся.

— Ах ты гад! — ринулся вперед второй бритоголовый.

Мужчина чуть заметно улыбнулся, отклонился от летящего ему в лицо кулака, поймал рукав свитера, хорошенько дернул. Потерявший равновесие противник пролетел мимо и, поскользнувшись на влажной траве, с громким плеском ухнулся в воду.

— Ну ты козел! — Против Пустынника остались двое, один в сине-оранжевой куртке, второй — в темно-коричневой «водолазке», связанной из грубой шерсти, больше похожей на паклю. — Ну ты за это ответишь!

Тот, что в куртке, сунул руку за спину и вытащил охотничий нож. Второй достал из кармана тонкую «финку». Мужчина покосился: первый бритоголовый и его приятель удерживали Таню за руки, но пока ничего не делали, наблюдая за схваткой. Второй бритоголовый все еще барахтался в воде, не в силах выбраться на скользкий глинистый берег. Парень, получивший привет между ног, с воем катался по земле.

— Ну и что вы теперь сделаете, дети ехидны? — Пустынник со свистом рассек прутом воздух. — Зарежете меня, да?