Киммерийский аркан - Михаил Боровых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нам нужен пленник! — прокричал Дагдамм сквозь шум сражения.
Молодой Коди, внук старого соратника отца, услышал его, и отвязал от седла аркан.
Мимо промчался Ханзат-хан, сверкнул безумными глазами, страшно крикнул и бросился в гущу схватки, как был, полуголый, даже без щита.
Коди накинул аркан на шею рослому бородатому воину, тот поднял, было меч, перерезать веревку, но его уже выбросило из седла, и чтобы не быть проткнутым собственным мечом, он отбросил оружие в сторону.
Коди потащил заарканенного авахана за собой, а он только и мог, что перебирать ногами, да цепляться пальцами за сжимающую шею петлю.
Коди уволок пленного на три сотни шагов в сторону от еще кипевшей схватки, оглушил ударом палицы, и прежде чем тот пришел в себя, скрутил ему руки и ноги другой веревкой. Он взвалил пленника на спину одной из запасных лошадей и поскакал к киммерийскому войску.
Последние трое аваханов все же попытались бежать, но были безжалостно расстреляны из луков. По всему склону холма победители с гиком ловили коней, обирали трупы убитых. Киммирай сдирали скальпы с поверженных аваханов. Некоторые были еще живы, истекали кровью из ран. Но победители, даже не давая себе труда добить несчастных, зажимали головы между коленями и принимались за кровавое свое дело.
Из скальпов киммирай шили боевые плащи и украшали ими оружие, щиты, шлемы.
Обычай был жестоким даже по меркам Степи, и сами киммирай больше смерти страшились плена, где их ждали бы невообразимые мучения.
— Отходим! — приказал Дагдамм. Сам он кожи с голов убитых им не снимал, пусть об этом позаботятся названные из материнского клана.
XI. Пленник
Киммирай и гирканцы разделились. Гирканцы во главе с Ханзат-ханом отправились назад, собирать разбредшееся по степи воинство, отряды которого занимались охотой, да поисками следов богю.
Киммирай во главе с Дагдаммом взяли на себя более опасное дело — следить за передвижениями аваханов. Были посланы вестовые к великому кагану — сообщить ему о встрече с грозным врагом.
Дагдамм с отрядом в дюжину человек остановился, чтобы допросить пленника. Прибежище они нашли в лощине почти пересохшего ручья. Напоили коней из луж, оставшихся после половодья, развели костер, чтобы чуть обжарить на углях мясо недавно убитых диких коз. Привлечь внимание врага огнем почти не опасались, слишком далеко они ускакали от аваханов и слишком потаенным было место, выбранное для стоянки.
Кони щипали сочную траву. Люди переводили дух, обменивались шутками, хвалились своими подвигами, совершенными в недавней стычке.
Дагдамм велел привести к нему пленного авахана. Он сел на плоский камень, вытянув ноги перед собой, огромный и мрачный, грива волос накрывала плечи и половину спины. Дагдамм знал, что боги наряду с огромной силой и могучим здоровьем даровали ему внешность грозную и величественную. На пленного его мощь и сквозившая в каждом жесте привычка повелевать, должны были произвести впечатление гнетущее. Царевичу не надо было прилагать усилий, чтобы казаться мрачным и свирепым. Думы его были чернее безлунной ночи, а из врага он готов был тянуть жилы.
Пленник был молод, но уже успел отрастить обычную для аваханов густую бороду, которую стриг острым клином. Волосы его были черными и вьющимися, глаза — светлыми, серо-голубыми, нос, как и обычно у аваханов, походил на клюв птицы, лицо — узкое. Высокий ростом, стройный и сильный, он старался держаться гордо и даже высокомерно, но страх чувствовался за этой бравадой. Оружие и доспехи его были богатыми.
— Как твое имя, какому роду ты принадлежишь и кому ты служишь? — спросил пленного Дагдамм. Старый раб, смотревший за охотничьими птицами Дагдамма, родом авахан, перевел его слова.
— Зовут меня Ториалай, сын Нангиалая. Отец мой глава каама, вы назвали бы его младшим ханом. — ответствовал пленный. — Служу я великому эмиру Сарбуланду.
— Эмир сам ведет ваше войско?
— Да, великий эмир сам возглавил поход.
— Почему ты так легко отвечаешь на мои вопросы?
— Потому что я не говорю ничего, что стоило было скрывать. Имя мое гордо, а слава эмира летит впереди его.
— Сколько вас идет под знаменем эмира?
— Больше, чем песчинок в пустыне. — сказал пленник, с вызовом глядя на царевича.
Тогда Дагдамм снял с пояса короткую плеть и принялся наносить легкие, почти невесомые удары по огромной своей ладони.
— Ты знаешь, что говорят про нас в Степи?
— Что таких жестоких людей как киммирай Небо не видело, и что вас не иначе изгнали из девятой преисподней за изуверство.
— Так зачем же ты злишь меня, Ториалай, сын Нангиалая? Я могу снять с тебя кожу, могу раздробить кости так, что на коже при том не останется и следа, могу заставить твое мясо сползать с костей. Для этого мне нужна лишь плеть и столько времени, сколько требуется, чтобы сгорела половина свечи. И плеть, и время у меня есть.
Ториалай побледнел и закусил губы. Мучения, несомненно, страшили его, но гордость заставляла держать себя вызывающе.
— Ты знаешь, кто я?
— Ты — сын варварского правителя.
— Моего отца прозвали Жестоким. Меня же кличут Свирепым. И это истинная правда. Ты хочешь, чтобы я снял с тебя кожу, или мне начать с костей?
Дагдамм кивнул своим названным, и те в мгновение ока раздели Ториалая донага. Дагдамм нарочно приказал им сделать это, потому что аваханы отличались редкой стыдливостью. Голый человек, привычный к одежде, без одежды всегда ощутит себя особенно беззащитным, хотя на самом деле одежда и не спасет его от уготованной участи.
От унижения и страха Ториалай чуть не плакал.
— Давай, пытая меня, сын варварского царя!!! — вскричал он. — Пусти в ход всю свою жестокость!!! Недолго вам, варварам с Запада осталось вольно гулять по Степи. Эмир всех вас повергнет под копыта своих коней!!!
Дагдамм размахнулся и нанес удар, от которого кожа на спине авахана лопнула и через мгновение открытая рана засочилась кровью. Авахан отчаянно рванулся в руках, державших его киммирай, но его попытки освободиться были тщетны.
— Сколько вас, аваханских псов пришло за своей погибелью на земли великого кагана? — спросил Дагдамм. — Кто ведет войско вместе с эмиром? Кто из степных народов помогает вам?
— Будь ты проклят, варвар!
Дагдамм подряд нанес дюжину ударов, каждый из которых оставлял кровоточащую рану на спине Ториалая. Воин неистово бился в руках киммирай, но, кажется, уже начинал слабеть от переживаемых мучений. Молодой Коди сидел, прижав правую руку авахана к земле. Лицо его было мрачно. Дагдамм знал, что Коди сейчас жалеет пленника и осуждает его — Дагдамма за жестокость. Мягкосердечный дурак! Храбрый в бою, но никогда