Большие надежды (без указания переводчика) - Чарльз Диккенс

Я догадался тотчасъ, что мой приходъ прервалъ общій разговоръ въ комнатѣ и обратилъ на меня взоры всѣхъ присутствовавшихъ. Я не видѣлъ ничего, что дѣлалось въ комнатѣ, кромѣ отблеска огня на оконныхъ стеклахъ. Я онѣмѣлъ отъ одной мысли, что меня пристально разсматриваютъ. Въ комнатѣ находились три женщины и одинъ мужчина. Я не простоялъ еще у окна и пяти минутъ, а ужъ убѣдился — не знаю почему, что они всѣ плуты и пройдохи. Но каждый изъ нихъ принималъ видъ, что не зналъ этихъ качествъ за остальными, ибо одно предположеніе, что онъ или она это знали, уже дѣлало его или ее, такимъ же плутомъ и пройдохою. Всѣ они, казалось, ждали кого-то съ видимою скукою; самая говорливая барыня съ трудомъ удерживалась отъ зѣвоты. Эта барыня, по имени Камилла, очень напоминала мнѣ сестру, съ тою только разницею, что была старѣе и съ менѣе-рѣзкими чертами лица. Дѣйствительно, ближе съ нею познакомившись, я часто думалъ, что имѣть какія-нибудь черты уже было счастіемъ для нея — такъ плоско и ровно было ея лицо.

— Бѣдный! проговорила эта барыня отрывисто, точь-въ-точь, какъ моя сестра:- никому не врагъ, исключая самого себя!

— Гораздо-похвальнѣе быть врагомъ кого-нибудь друраго, сказалъ мужчина:- Это гораздо-натуральнѣе.

— Братъ Джонъ, замѣтила другая барыня:- мы должны любить нашихъ ближнихъ.

— Сара Покетъ, отвѣчалъ братъ Джонъ:- если человѣкъ не ближній себѣ, то кто же послѣ того ему ближній?

Миссъ Покетъ и Камилла засмѣялись, и послѣдняя, перемогаясь, чтобъ не зѣвнуть, сказала:

— Вотъ идея!

Мнѣ показалось, они всѣ находили это очень-хорошею идеею. Третья барыня, которая еще ничего не говорила, теперь торжественно и серьёзно прибавила:

— Очень справедливо!

— Бѣдный! продолжала Камилла (я очень-ясно сознавалъ, что онѣ все это время пристально на меня смотрѣли):- онъ такой странный! Повѣрите ли, когда у Тома умерла жена, то онъ никакъ не могъ взять въ толкъ, что дѣтямъ необходимо носить трауръ съ плерёзами? «Боже милостивый! говорилъ онъ, что можетъ значить обшивка, Камилла, когда они всѣ въ черномъ? Это такъ походитъ на Маѳью! Вотъ идея!

— Есть въ немъ хорошія стороны, есть, сказалъ братъ Джонъ: — и Боже упаси! чтобъ я отрицалъ это; но онъ никогда не имѣлъ и никогда не будетъ имѣть понятій о приличіяхъ и пристойности.

— Вы знаете, начала опять Камилла: — я обязана была настоять на-своемъ. Я ему сказала: „это не годится, надо поддержать честь семейства“; я ему сказала, что „не надѣнь дѣти глубокій трауръ — семейство навѣки обезчещено“. Я проплакала цѣлый день, отъ завтрака до обѣда, чѣмъ совершенно повредила пищеваренію. Наконецъ, онъ вспылилъ, по своему обыкновенію, и съ ругательствомъ воскликнулъ: „Ну, дѣлай, какъ хочешь!“. Слава Богу, мнѣ всегда будетъ утѣшительно вспоминать, что, несмотря на проливной дождь, я тотчасъ же отправилась и купила все нужное. — А заплатилъ онъ — не правда ли? спросила Эстелла.

— Не въ томъ дѣло, милочка, кто заплатилъ, отвѣчала Камилла:- я купила. И часто буду я съ удовольствіемъ вспоминать объ этомъ, просыпаясь ночью.

Тутъ послышался звонокъ и чей-то голосъ изъ корридора, по которому мы пришли. Разговоръ тотчасъ прекратился и Эстелла сказала мнѣ: „Ну, мальчикъ, пойдемъ“. Обернувшись, я замѣтилъ, что всѣ смотрѣли съ презрѣніемъ на меня. Я слышалъ, какъ Сарра Покетъ, воскликнула: „Я увѣрена! Еще что!“ а Камилла прибавила: „Можно ли себѣ вообразить что-либо подобное! Вотъ и-д-е-я!“

Мы пошли со свѣчей по темному корридору. Вдругъ Эстелла остановилась и неожиданно обернулась назадъ, такъ-что лицо ея почти коснулось моего.

— Ну… сказала она, насмѣшливо.

— Что, миссъ? отвѣчалъ я, спотыкнувшись и чуть не падая на нее.

Она стояла и смотрѣла на меня; конечно, и я стоялъ и смотрѣлъ на нее.

— А что, я хорошенькая?

— Да, миссъ; мнѣ кажется вы очень-хорошенькія.

— А обхожусь грубо?

— Не такъ, какъ прошлый разъ, отвѣчалъ я.

— Не такъ, какъ въ прошлый разъ?

— Нѣтъ.

Она вспыхнула при послѣднемъ вопросѣ, и когда я отвѣтилъ, ударила меня по щекѣ со всей силой.

— Ну, сказала она:- а теперь, что ты обо мнѣ думаешь, необтесаный уродецъ?

— Я вамъ не скажу.

— А скажешь тамъ, наверху — да?

— Нѣтъ, ставалъ я.

— Зачѣмъ ты не плачешь, тварь?

— Я никогда изъ-за васъ болѣе плакать не стану, отвѣчалъ я. — Но лживѣе этого обѣщанія, я думаю, никто никогда не дѣлалъ, ибо я въ ту минуту плакалъ изъ-за нея внутренно, и одинъ я знаю, сколько страданій она мнѣ стоила впослѣдствіи.

Послѣ этого незначительнаго эпизода, мы пошли вверхъ по лѣстницѣ, и вскорѣ встрѣтили какого-то барина, сходившаго внизъ.

— Кто это, сказалъ онъ, останавливаясь и смотря на меня.

— Мальчикъ, отвѣчала Эстелла.

Человѣкъ, намъ повстрѣчавшійся, былъ дороденъ, смуглъ, съ неимовѣрно-огромной головой и такими же руками. Онъ взялъ меня за. подбородокъ и приподнялъ мою голову такъ, чтобъ разсмотрѣть хорошенько мое лицо при свѣтѣ свѣчки.

На головѣ у него была лысина, а густыя черныя брови стояли торчмя. Впалые глаза его непріятно поражали своею пронзительностью и подозрительностью. На лицѣ, вмѣсто бороды и бакенбардовъ, виднѣлись черныя пятна. На животѣ красовалась большая золотая цѣпочка. Онъ мнѣ былъ совершенно-незнакомъ, и я не могъ предвидѣть, что когда-нибудь я буду съ нимъ въ какихъ-либо отношеніяхъ. Но, несмотря на это, я имѣлъ случай хорошо его разсмотрѣть.

— Мальчикъ изъ окрестностей — а? спросилъ онъ.

— Да-съ, сэръ, отвѣчалъ я.

— Какъ ты очутился здѣсь?

— Миссъ Гавишамъ прислала за мной, объяснилъ я.

— Такъ! Веди себя хорошо! Я довольно-таки знаю дѣтей: вы дрянь-народъ. Смотри, прибавилъ онъ, кусая пальцы и сердито глядя на меня:- смотри, веди себя хорошенько!

Съ этими словами онъ выпустилъ меня. Я былъ очень радъ, ибо руки его пахли душистымъ мыломъ. Онъ пошелъ своей дорогой внизъ, а я размышлялъ: „кто бы это былъ: докторъ — нѣтъ, онъ тогда былъ бы степеннѣе и тише“. Однако, времени у меня на эти размышленія было немного, ибо мы вскорѣ вошли въ комнату миссъ Гавишамъ. Она и все остальное въ комнатѣ не перемѣнило своего положенія съ-тѣхъ-поръ, надъ я ушелъ. Эстелла оставила меня у дверей, и я тамъ молча стоялъ до-тѣхъ-поръ, пока миссъ Гавишамъ, сидя у своего уборнаго столика, не взглянула на меня.

— Такъ, сказала она, не выражая никакого удивленія увидѣвъ меня:- дни идутъ — а?

— Да-съ, сударыня, сегодня…

— Ну, ну, воскликнула она, съ нетерпѣніемъ двигая пальцами: — я и знать не хочу. Можешь ты представлять?

Я долженъ былъ съ смущеніемъ отвѣтить:

— Я думаю, сударыня, нѣтъ.

— Не въ карты же опять? спросила она.

— Да, сударыня если нужно, я могу въ карты играть.

— Такъ-какъ этотъ домъ, поражаетъ тебя своею ветхостью и мрачностью, съ нетерпѣніемъ сказала миссъ Гавишамъ:- и ты не хочешь представлять, то не хочешь ли работать?

Ни этотъ вопросъ я могъ отвѣчать съ большею увѣренностью и сказалъ, — что съ удовольствіемъ, готовъ работать.

— Такъ, ступай вонъ въ ту комнату, сказала она, указывая своею исхудалою рукою на другую комнату:- и подожди тамъ, пока я приду.

Я прошелъ черезъ площадку лѣстницы въ указанную мнѣ комнату. И эта комната такъ же была совершенно лишена дневнаго свѣта, и воздухъ въ ней былъ невыносимо-душенъ. Въ старинномъ почернѣвшемъ каминѣ разложенъ былъ огонь, который каждую минуту готовъ былъ потухнуть, а дымъ, наполняя комнату, казался холоднѣе самого воздуха, подобно мартовскимъ туманамъ. Нѣсколько канделябровъ, на высокомъ каминѣ, тускло освѣщали комнату или, лучше сказать, едва нарушали ея темноту. Комната была большая и въ свое время, вѣроятно, красивая; но теперь на всемъ лежалъ густой слой пыли и плѣсени, все разсыпалось въ прахъ. Самымъ замѣчательнымъ предметомъ во всей комнатѣ былъ большой накрытый скатертью столъ, точно приготовлялся банкетъ въ ту минуту, когда и домъ и часы вездѣ заглохли навѣки. Посреди стола стояло что-то большое, но предметъ этотъ до-того былъ покрытъ паутиной, что невозможно было различить его формы. Когда я смотрѣлъ на эту пожелтѣвшую скатерть и этотъ неизвѣстный предметъ, какъ грибъ, выроставшій изъ нея, я замѣтилъ вбѣгавшихъ и выбѣгавшихъ изъ него, какъ изъ дома, длинноногихъ пауковъ; они такъ суетились, какъ-будто случилось какое-нибудь важное происшествіе въ мірѣ пауковъ. Я слышалъ также мышей, шумѣвшихъ за карнизомъ, какъ-будто то же обстоятельство имѣло важность и для нихъ. Одни только черные тараканы не обращали вниманія на общее волненіе и чинно, по-стариковски, прохаживались по печкѣ; точно они были близоруки, туги на ухо и незнакомы другъ съ другомъ. Эти животныя возбудили мое любопытство, и я наблюдалъ за ними издалека, когда миссъ Гавишамъ тронула меня за плечо. Другой рукой она упиралась на палку съ загнутой ручкою. Она казалась вѣдьмой этого страшнаго мѣста.