Бонни и Клайд - Берт Хиршфелд

— Со мной-то как раз ничего, — огрызнулась Бонни. — Ничего, кроме того, что я бы дорого дала, лишь бы оказаться подальше от тебя с твоей женой.

— Послушай, — встал с кресла Бак.

— Не смей говорить обо мне так, — запротестовала Бланш. — Я не какая-то дешевка.

— Именно дешевка ты и есть, — отрезала Бонни.

Клайд понял, что надо вмешаться, пока дело не приняло дурной оборот. Он обратился к Бонни:

— Ладно, успокойся и будь немного повежливее.

— Иди к черту!

— Бонни!

— Не учи меня жить, Клайд Барроу!

— Черт с вами! — рявкнул Клайд. — Черт с вами обоими! Можете пойти и утопиться! — Он отошел от них, подошел к окну и что есть силы уперся лбом в стену, оклеенную дешевыми обоями, так, что на шее выступили вены. Он досчитал про себя до десяти, потом еще раз до десяти. Почувствовал, как раздражение постепенно покидает его, подошел к Бонни и попытался ее поцеловать, но она отвернулась. Он улыбнулся той мальчишеской улыбкой, которая так безошибочно действовала на нее, вызывая желание обнимать, целовать, крепко прижимать его. Но Бонни не обратила на это никакого внимания. Он вставил большие пальцы в уши, закатил глаза, зашевелил остальными пальцами и высунул язык, то высовывая, то убирая его, изображая марионетку, которая перестала слушаться кукловода, но Бонни мрачно посмотрела и сказала:

— Перестань, Клайд. Оставь меня в покое. Не приставай ко мне.

Он подавил желание грубо ответить и отошел. В комнате нависло тяжкое, мрачное молчание. Надвигающийся скандал вовремя отвел К. У. Он встал с кровати, широко зевнул и сказал:

— Лично я помираю, хочу есть. А вы как?

Раздались утвердительные возгласы.

— А что, неплохая мысль, — быстро сказал Клайд.

— Я тут приметил закусочную, когда мы сюда ехали. Продают жареных цыплят. Может, кто хочет съездить купить поесть.

Встала Бланш, гордо вскинула голову.

— Я поеду. А то мне обрыдло сидеть здесь и смотреть на ваши вытянутые физиономии.

— Но ты же не умеешь водить машину, дорогая, — заметил Бак, вовсе не собираясь покидать своего кресла.

— Она еще много чего не умеет, — пробормотала Бонни.

— Знаешь что… — начала Бланш.

— Я съезжу с тобой, Бланш, — без особой охоты сказал К. У. — Я поведу машину.

— Очень любезно с твоей стороны, — отозвался Бак.

— Что брать-то? — спросил К. У.

— А что там может быть? — задумчиво осведомился Бак.

— Возьми пять порций цыплят, — сказал Клайд. — Вот и все.

— И что-нибудь на сладкое, — добавил Бак.

К. У. поглядел на Клайда, и тот кивнул.

— Спроси, нет ли у них персикового мороженого, — велел Бак, любовно поглаживая свое брюшко.

— Не беспокойся, милый, — сказала Бланш. — Я привезу тебе мороженое. Я позабочусь о своем муженьке.

Бонни с отвращением фыркнула и отвернулась. Стукнула дверь, известив об уходе Бланш и К. У. Вдруг Бонни охватило такое чувство горечи, что она поняла: еще немного, и у нее брызнут слезы. Она быстро вышла в соседнюю комнату, хлопнув дверью, а там упала на кровать, сбросив туфли, зарылась лицом в подушку, пытаясь ни о чем не думать и поскорее забыться сном. Но сон никак не шел к ней, и она в досаде колотила кулаками по подушке, чувствуя, как в голове у нее растет какая-то чернота.

Ей снова вспомнилась комната в материнском доме. То же самое чувство запертости, безысходности, когда трудно дышать. Птица в клетке с подрезанными крыльями. Ей так хотелось… Только она сама не могла понять, чего именно…

— Детка, что с тобой?

Она перевернулась на спину. Над ней стоял Клайд с озабоченным лицом — меж бровей пролегла глубокая складка. Она протянула к нему руки, и он пришел в ее объятья. Он был крепок, мускулист, и тяжесть его тела приятно возбуждала.

Она прижала его к себе, ее живот прикоснулся к его животу, губы раскрылись, стали ловить его губы. Поцелуй получился долгим, жарким, глубоким, совершенно непохожим на все, что бывало раньше.

Ее объятья сделались еще крепче, потом одна рука соскользнула к его пояснице и прижалась к ней с неодолимой настойчивостью, и он отозвался на это так, как не отзывался раньше. Она положила его руку себе на грудь. Его пальцы были крепкими и нежными, и вдруг под ее соском родилось острое ощущение, которое двинулось дальше, ниже, в то потайное место, куда она так мечтала впустить Клайда. Он прервал поцелуй и сказал:

— Послушай…

— Т-с! Поцелуй меня еще…

— Ты же знаешь, как я к тебе…

Она обхватила ладонями его щеки и снова прильнула ртом к его губам, и после недолгих поисков пустила в ход язык, лаская им его губы, овал рта, зубы, десны, щеки изнутри. Он тихо простонал, откинулся на спину, она навалилась на него.

— Мы не должны, — сказал он. — Это нехорошо…

— Я люблю тебя, Клайд…

— А я тебя, Бонни. Но это не значит, что мы должны тут барахтаться, словно собаки во время течки…

Она улыбнулась и, обводя пальцами линию его подбородка, сказала:

— Может, эти собаки разбираются в жизни получше нас?

В нем происходила безмолвная борьба, Бонни это хорошо видела. Внезапно он выпрямился и сказал:

— Это нехорошо.

— Ты не прав, Клайд. Это ничуть не хуже всего остального.

Его сильное тело вдруг исказила судорога. Он подошел к дальней стене, помолчал с минуту и сказал:

— Ты не понимаешь…

— Я люблю тебя, Клайд. Разве это недостаточно?

Он глубоко вздохнул и попытался выключить память, но в его сознании возникали картины, которые он хотел бы забыть раз и навсегда. Одна из них часто не давала ему покоя: отец и мать в постели, без одежды, в поту, в конвульсиях, отец сверху, мать снизу, он, похоже, делает ей больно, она издает жалобные стоны. Боль, насилие, непристойность происходящего, а затем упреки, сетования матери о том, что настоящее мимолетно и его не ухватить, не догнать… Эти повторяющиеся сцены, которые опустошали, напоминали о недосягаемости желаемого.

Еще толком не поняв, что это за сцены, Клайд дал зарок никогда не причинять боль любимой женщине, никогда не отказывать ей в том, что она хочет. И чтобы не нарушать свое обещание, он решил оставить в стороне многое из того, что делают мужчины…

Когда ему было шестнадцать лет, в его жизни появилась девушка. Она была старше его на два года и успела кое-что узнать и испытать. Как-то раз она отвела его на задворки школы и показала, как надо целоваться, как надо ласкать девушку. В нем нарастало возбуждение и наконец ему просто захотелось кричать криком. Она же стала издавать странные жалобно призывные звуки, ее тело начало извиваться, словно в знак протеста, и он понял, понял, понял, что причиняет ей боль. Он, взъерошенный, растерянный, даже сердитый вскочил, не обращая внимания на ее умоляющие призывы, взгляд, отвернувшись, чтобы не видеть ее раздвинутые ноги, бледный живот и темный мысок, который в то же самое время и притягивал и отпугивал. Она тихо, умоляюще произнесла его имя, но он повернулся и ушел. Он то шагал, то переходил на бег, пока не оказался дома, в безопасности.

— Клайд! — окликнула его Бонни.

Он что-то буркнул, но так и не смог взглянуть на Бонни. Он слишком ее любил, чтобы причинить ей боль, применить силу.

— Клайд, вернись.

— Ты сама не знаешь, что говоришь.

— Я люблю тебя, Клайд. Я хочу тебя…

— Я не могу. Мы не имеем права.

Скрипнула кровать, потом мягко послышались ее шаги. Он понял, что она стоит рядом, хотя она и не пыталась коснуться его.

— Сколько времени прошло с того первого дня, Клайд? Помнишь? Я выглянула из окна и увидела, что ты собираешься украсть мамину машину. Я прямо-таки обезумела от ярости. Помнишь?

— Помню.

— А помнишь, какое впечатление я тогда на тебя произвела?

— Помню. — Он с шумом выдохнул воздух.

— Расскажи, — попросила Бонни.

Он судорожно сглотнул и сказал:

— Ты была без одежды… Совершенно голая.

— Я тебе понравилась, Клайд?

— Ты была удивительно хороша собой.

— Ну расскажи мне, что ты тогда подумал.

— Я видел твою грудь.

— Ну и что еще?

— Ты была очаровательна.

— Я не изменилась, Клайд, — грустно проговорила Бонни.

Он промолчал. Он держался по-прежнему напряженно.

— Хочешь снова на меня посмотреть? Сейчас? И очень близко? А, Клайд? Говори…

Она положила руку ему на плечо, потом стала гладить спину. Она прижалась к его спине щекой.

— Я люблю тебя, Клайд.

В нем разгоралось желание прижать ее к себе крепко-крепко, почувствовать ее мягкое тело, почувствовать вкус ее губ. Неловко, неуверенно он обернулся, и их губы слились в поцелуе.

Когда поцелуй, наконец, закончился, Бонни рассмеялась и задыхаясь проговорила:

— Пошли, Клайд… Пошли…

— А куда?

Она взяла его за руку и потянула.

— Сюда, милый, сюда. В постель.

— Бонни, мне страшно, — проговорил он, упираясь.