Флорентийская голова (сборник) - Владислав Кетат

Какие отношения у Вас с другими сотрудниками?

Хм… даже не знаю, что сказать… Вообще-то, у нас все друг друга ненавидят. До такой степени, что иногда дамы, переобуваясь утром в свои сменные туфли, обнаруживают в них мелко-мелко толчёное стекло от лампочки, а женатые мужчины по приходу домой — женское нижнее бельё в своих кейсах. Или помаду на рубашке.

Сначала я не понимал, в чём тут дело, но после примерно месяца работы до меня дошло, что местная популяция homo sapiens сформировалась в условиях жёсткого и нелогичного искусственного отбора, убивающего в человеке любую, даже самую пустяковую добродетель. Как результат — хороших людей здесь просто нет, я имею в виду, как и условно хороших, так и с большой натяжкой хороших (думаю, они остались в советских фильмах про войну и ещё, может быть, в моей памяти о романтических восьмидесятых). Тут каждый сам по себе, и всякое обязательство является временным, ровно до тех пор, пока тебе выгодно его выполнять.

Исключение, как мне кажется, составляем только указанные выше мои приятели и ваш покорный слуга, но не в том смысле, что мы хорошие, а в том, что мы относимся друг к другу без ненависти. К другим же сотрудникам мы относимся ужасно. Мы тут первые в смысле вербального унижения и цинизма, и за это нас вполне обоснованно ненавидят. Но, скажу честно, в нашем отношении к окружающим нет ни грамма искренности, это всего лишь поза, способ защиты от ужасов внешнего мира.

Так что, если разобраться, отношения у меня с другими сотрудниками хорошие.

Довольны ли Вы своим заработком?

Доволен.

Я вхожу в категорию людей, про которых говорят: «от двух до пяти». Тысяч евро. В месяц. Я доволен своим заработком.

Сколько Вам сейчас полных лет? На какой возраст Вы себя ощущаете?

Мне тридцать пять лет. Переходный возраст. Возраст, когда задают вопросы.

На самый главный я уже ответил: «Затем чтобы накопить достаточно денег на старость». То есть, я живу, чтобы состариться. Но с возрастом появился другой, о котором раньше я всерьёз не задумывался. Да, наверное, никто о нём не задумывается, пока не стукнет тридцать четыре или, того хуже, тридцать пять. А мне уже стукнуло, причём давно.

Сам по себе возраст незаметен. Во всяком случае, для меня, поэтому ощущаю я себя на двадцать… нет, скорее, на двадцать пять… в крайнем случае, на тридцать… с небольшим. Говорят, что дети не замечают, как они растут, потому что это происходит с ними во сне. Должно быть, подобная штука происходит и со старением — каждый вечер, погружаясь в сон, мы по крупице теряем то, что отличает молодого человека от человека среднего возраста, а человека среднего возраста от человека пожилого, а человека пожилого от трупа.

Как я уже сказал, мне тридцать пять лет, хотя, если честно, я в это не верю. В это никто не верит. Но факты…

Недавно один мой друг сказал мне, что просит свою жену во время близости не снимать лифчик, поскольку он, друг, уже не в состоянии смотреть на её груди без оного. Это — факт. Другой мой друг рассказал, что раньше, когда он видел где-нибудь на улице красивую девушку, то начинал воображать, как занимается с этой девушкой любовью; теперь же, представляет её не с собой, а с кем-то другим и ему, моему другому другу, это нравится. Это — тоже факт. Мой третий друг признался, что уже полгода не спал со своей женой, и в ближайшее время не собирается.

Вот так, парни. У меня тоже стали происходить некоторые изменения. Не скажу какие (стыдно, ей богу), но они есть.

Заботитесь ли Вы о своём здоровье? Что Вы делаете, чтобы оставаться молодым и всегда быть в форме?

Вот так вопросы. Да, я всегда хотел победить время, и некоторое время назад, казалось, нашёл способ. Простой и безболезненный. Нужно было просто встать утром раньше жёны (чем раньше, тем лучше), принять душ, пойти на кухню, самому себе приготовить завтрак попроще и, не спеша, его съесть. Я делал так всю прошлую зиму — эмулировал своё одиночество, которое было для меня синонимом молодости.

В одних трусах я стоял на кухне и смотрел на тёмные, с редкими зажжёнными окнами дома и курил. В голову забредали странные мысли из моей прежней холостой жизни, а, может, чьей-то другой, но тоже одинокой. Будто сигналы, посланные давным-давно неизвестно кем, они бродили по пространству, пока, наконец, не достигали моей головы. И в этот вот момент мне начинало казаться, что я молод и одинок, что у меня ничего не болит, что впереди ещё целая жизнь, и проблем у меня, только у кого бы занять денег и с кем бы переспать… Вот ради этого чувства, которое посещало меня в те минуты, и затевалась вся эта чепуха.

Но потом, когда приходило время облачиться в офисную униформу — свежую белую или голубую рубашку, завязанный «полувиндзором» итальянский галстук, который подарила тёща, чёрный шерстяной в тонкую серую полоску костюм — и посмотреть на себя в зеркало — иллюзия молодости растворялась в плотном человеке с уверенным, нагловатым лицом и чуть увеличенными защёчными мешками.

Теперь мне стыдно за использование таких примитивных методов.

Что Вам больше всего нравится в Вашей работе?

Ну, хватит, надоело.

2. «Несчастный случай»

Так вышло, что перемены в моей личной жизни всегда происходили после выхода нового альбома этой замечательной команды. Эту закономерность я подметил не сразу, минуло несколько настоящих и не очень любовей, пока я, наконец, не понял, в чём дело.

Такие подробности личной жизни автора, вероятно, могут показаться читателю ненужными и даже лишними, но без них, по мнению того же автора, решительно невозможно провести даже пунктирную (я уже не говорю о жирной) сюжетную линию. И коль скоро автор решил выделить обозначенную линию куда более отчётливо, нежели пунктиром, извольте.

«Троды плудов» 1994 г.

Этот альбом переписал с компакт-диска на кассету один мой приятель, потому как слушать компакты мне тогда было не на чём. На вторую сторону тот же приятель записал какой-то сборник на свой вкус, и это была та неизбежная порция зла, которая всегда сопутствует чему-то действительно хорошему — мне приходилось каждый раз слушать этот ужас после того, как кончалась сторона с «Несчастным случаем» (перематывать кассету было непозволительной роскошью — в плеере быстро садились батарейки). Альбом так сильно меня зацепил, что я прослушал его примерно два с половиной миллиона раз. Ровно столько же раз я выдержал и упомянутый сборник.

Это было зимой девяносто четвёртого, а весной девяносто пятого от меня ушла девушка, с которой я к тому времени был уже четыре года, то есть с момента окончания средней школы. Подобное постоянство в столь раннем возрасте можно объяснить только моим несравнимым ни с чем занудством, и, может быть, её терпением. Возможно, она все эти годы была рядом, надеясь, что количество, наконец, перейдёт в качество, и я в определённый момент стану таким, каким хочет видеть меня она. Но, не вышло…

Весна в тот год получилась из не особенно морозной, но очень противной зимы, и, вероятно потому, медлила. Ничего примечательного в этом факте, разумеется, нет, бывали на моей памяти зимы и гаже и тоже заканчивались скверными вёснами, но та, тысяча девятьсот девяносто пятая от Рождества Христова весна, оказалась такой, какую мне ни до, ни после наблюдать не пришлось. Особенно гадким вышел март. Весь месяц над Москвой висело низкое серое небо, налетали заморозки, сменявшиеся немощными потеплениями, и свистел, свистел отовсюду противный, гнилой московский ветер.

Собственно, в марте всё и случилось. Примерно на восьмое, или где-то близко к этому. Объяснение было коротким. Я вышел из подъезда её дома на мороз, и мне вдруг показалось, что эта ледяная каша под ногами никогда не растает, и я навсегда останусь, словно не спасённый Гердой Кай, с ледышкой вместо сердца в вечной, в моём случае московской, зиме. От этих мыслей я так закоченел, что пока добрался до дому, чуть было не достиг состояния замороженного во второй серии Звёздных войн Харрисона Форда. Разумеется, по дороге я слушал «Троды плудов».

Потом пришёл пыльный апрель. Стало тепло, и я частично оттаял, но внутри остался не растопленный кусочек какой-то дряни, который противно брякал за грудиной до следующей зимы. Даже сейчас, когда слышу «Уголочек неба» или «Снег идёт», мне холодно.

«Межсезонье» 1996 г.

Она была старше. Она поманила меня пальчиком, и я, особо не раздумывая, пошёл. Она пустила меня в свою постель, а я пустил её в своё сердце.

Кассету с «Межсезоньем» подарила мне на день рождения старшая сестра. Её нельзя винить, она знать не знала, чем это может кончиться. Женщиной, изменившей мою жизнь, стала подруга сестры, которая совершенно случайно оказалась на том моем дне рождения. Скучавшая в то время без партнёра (вернее, у неё было целых две опции: один в отъезде, второй — просто временно отвергнут), она не нашла ничего лучшего, чем озаботиться третьей, то есть мной, а не делать мучительный выбор из первых двух.