Таинственное убийство Линды Валлин - Лейф Перссон

— Мне, пожалуй, особо и не о чем рассказывать, — призналась она. — Я общалась с ним, когда мы приехали к нему домой, чтобы сообщить о случившемся. Разговор вел главным образом мой пожилой коллега. Он был священником, прежде чем пополнил наши ряды, и работает в отделении участковых полицейских здесь в городе уже много лет. Он незаменим как раз в таких случаях. Просто в дрожь бросает, когда думаешь об этом. Его чуть удар не хватил, отца то есть. Хорошо еще, мы предварительно вызвали туда врача.

— Ужасно, — вздохнул Бекстрём. «Опять у нее глаза на мокром месте, надо поторопить события, пока она не разрыдалась. Все бабы одинаковы. Бабы, священники, участковые полицейские… Только и умеют болтать языком». — Я знаю, что она прописана в доме отца, — сказал он. — Поэтому, полагаю, у нее имелась собственная комната.

— О да, — ответила Анна. — Там же огромный дом, целая усадьба. Просто фантастическое место.

— Осматривая ее комнату в дома отца, вы нашли что-нибудь интересное? Я имею в виду дневники, личные записи, календари и все такое прочее, старые письма, фотографии, видеофильмы с различных семейных мероприятий. Ну, ты же понимаешь, что я имею в виду.

— У нас не хватило времени для этого. Мы вошли только в прихожую, а потом сразу уехали оттуда. На отца было страшно смотреть. Хотя ее еженедельник нам удалось добыть. Он лежал у нее в сумочке, в той, которая находилась при ней в пятницу.

— Вы обнаружили что-то интересное? — спросил Бекстрём.

— Нет, — ответила Анна и покачала головой. — Ничего выдающегося. Встречи, лекции в полицейской школе, друзья, с кем она встречалась. Все самое обычное. Если есть желание, ты можешь на него взглянуть.

— Мы вернемся к этому позднее, — сказал Бекстрём. — Но потом…. что случилось потом?

— Ничего особенного, — констатировала Анна. — Я обсудила данный вопрос уже в пятницу с Бенгтом, да, с комиссаром Олссоном, но отец Линды уже уехал оттуда с врачом и несколькими друзьями семьи, и Бенгт счел, что надо подождать с этим делом. Оставить его в покое с расспросами о случившемся. Потом, насколько я знаю, коллеги из технического отдела напоминали об этом.

— То есть вы все еще не осмотрели ее комнату в доме отца?

— Нет, насколько мне известно, — сказала Анна и покачала головой. — Экспертам хватало работы на месте преступления. Но я понимаю, о чем ты говоришь.

— Завтра же поговорю об этом с Олссоном, — сказал Бекстрём.

«Куда, черт побери, я попал. Не пройдет и суток, как Олссон получит свое».

Рогерссон сидел за закрытой дверью в наушниках перед магнитофоном, стоявшим перед ним на столе, когда Бекстрём вошел в его комнату.

— Чем могу помочь комиссару? — спросил Рогерссон. Он снял наушники и кивнул с грустной миной, выключая магнитофон.

— Поехали со мной в отель. Зависнем у меня в номере, перекусим и выпьем пивка, — предложил Бекстрём.

— По-моему, я занес себе какую заразу в ушные каналы, всю вторую половину дня и полвечера слушая бессмысленные допросы, — посетовал Рогерссон. — А потом пришел коллега Бекстрём, и его слова стали для меня прекрасной музыкой.

— Наплюй на это сейчас, поехали, — поторопил Бекстрём.

«Постепенно превращаешься в сентиментального идиота. Без алкоголя не обойтись», — подумал он.

— А-ах. — Рогерссон глубоко вздохнул от удовольствия и вытер пену с уголков рта левой рукой. — Тот, кто придумал пиво, достоин всех Нобелевских премий, какие только существуют. Начиная с той, что дается за вклад в дело мира, и кончая вручаемой за достижения в литературе. Он должен получить все без исключения.

— Эта мысль не тебе одному приходила в голову, — сказал Бекстрём, — и лучше холодного легкого пива лишь оно само, только на халяву. Поэтому в финансовом плане он, наверное, все уже получил, если вспомнить все выпитое тобой, мой жадный друг.

Рогерссон пропустил упрек мимо ушей. Однако он внезапно поменял тему.

— Тот поляк, которого Кнутссон пытается подсунуть нам… — сказал он и покачал головой.

— Мы собираемся допросить его снова и взять у него образец ДНК завтра рано утром, — сообщил Бекстрём.

— Я на его стороне, — поведал Рогерссон. — Мне кажется, он не тот человек, которого мы ищем.

— Вот как, — сказал Бекстрём. — И почему же?

— Я прочитал протоколы допросов и почтальона, и поляка. А также поговорил с коллегой Саломонсоном, расследовавшим то дело о сексуальном преследовании. На мой взгляд, парень вполне нормальный, — сообщил Рогерссон. — Поляк, похоже, совсем не наш человек, — добавил он и в знак подтверждения своих слов сделал приличный глоток пива.

По мнению Рогерссона, существовали три серьезные причины, говорившие против версии, что сосед Линды Мариан Гросс убил ее. Во-первых, материалы допроса почтальона, который каждое утро в одно и то же время раскладывал утренние газеты в почтовые ящики всех, кто жил в доме и заплатил за их получение.

— Сосед ведь должен был понять, что принесли прессу, а не кто-либо пришел домой, — сказал Рогерссон. — У него даже та же самая подборка подписных изданий, как и у матери жертвы. «Смоландспостен» и «Свенска дагбладет».

— Пожалуй, он обычно спит, когда приносят газеты, — возразил Бекстрём.

Вторая причина обнаруживалась в материалах опроса, который полицейские провели с Гроссом, когда совершали поквартирный обход во вторую половину дня в пятницу, и тогда Гросс сообщил, что ранее на той же неделе он разговаривал с матерью Линды и она рассказала ему о своих планах пожить в деревне, в то время как дочь будет жить в ее квартире.

— Это говорит скорее против него, — заметил Бекстрём. — Он знал, что горизонт чист.

— Зачем ему понадобилось бы тогда уходить через окно, — пояснил Рогерссон. — Разве не проще было бы выйти традиционно, через дверь, и подняться в свою квартиру по лестнице или на лифте?

— Но с наружной стороны двери ведь кое-кто стоял, верно, — парировал Бекстрём.

— Почтальон, да, — сказал Рогерссон с нажимом. — Но требовалось ведь просто дождаться, когда он уйдет.

Бекстрём ограничился кивком.

Третья причина касалась физических кондиций Гросса в связи с выбором преступником пути для бегства. Согласно данным экспертов, подоконник находился над газоном на высоте почти четыре метра. Сам Гросс имел рост метр семьдесят при весе в целых девяносто килограммов. К тому же он не отличался гибкостью и хорошей физической подготовкой.

— Если верить Саломонсону, он нескладный толстяк-коротышка и чертовки неприятен. Вдобавок коллега утверждает, что у него нулевая выносливость. Пыхтит, как паровоз, преодолев пол-лестницы, — констатировал Рогерссон. — Поэтому он разбился бы, выбери данный путь. Сумей он даже забраться на подоконник.

«Маленький жирный черт», — подумал Бекстрём, который сам был немногим выше и худобой тоже не отличался. Преступника он представлял себе более спортивного телосложения.

«Здесь что-то есть», — подумал он и вслух добавил:

— Пожалуй, к твоим выводам стоит прислушаться. Но если у него взять анализ ДНК, хуже ведь не будет?

— Удачи вам, — сказал Рогерссон. — Насколько я понял, Гросс ужасно тяжелая личность.

14

Векшё, понедельник 7 июля

«Четвертый день, и еще ни одного кандидата в преступники, — думал Бекстрём, занимая свое место за столом в совещательной комнате. Вдобавок комиссар Олссон явно решил поиграть в руководителя расследования и принялся размахивать флагом. — Пока остается только констатировать, что на данный момент мы не продвинулись ни на шаг вперед. Олссон болтает без умолку, дело стоит на месте, а время уходит». Он попытался не обращать внимания на трескотню коллеги, сделав вид, будто читает свои бумаги.

Сначала было принято решение закончить поиски улик вокруг места преступления, вдоль маршрута следования жертвы домой и там, где проходил возможный путь бегства преступника. Работа в тех местах кипела уже три дня, и, если не удалось обнаружить ничего стоящего, вряд ли следовало ожидать каких-либо ценных находок в будущем.

— Тогда, я полагаю, нам лучше сконцентрировать наши ресурсы в другом направлении, — сказал Олссон и в качестве награды получил множество довольных кивков.

«Например, провести маленький обыск дома у ее папаши», — подумал Бекстрём, но этого не сказал, поскольку собирался обсудить это лично с Олссоном.

— Поэтому я хотел бы от всей души поблагодарить тех коллег, которые занимались этим делом, — продолжал Олссон. — Вы проделали просто фантастическую работу.

«А результат нулевой, — мысленно заключил Бекстрём. — Хотя сам я нашел камеру, которую другие слепцы пропустили».

Поквартирный обход тоже подошел к завершающей фазе. Тем, кого не удалось застать дома, повестки опустили в почтовые ящики, а наиболее перспективных для следствия соседей (хотя как таких отличишь) предстояло в случае необходимости отыскать в их летних домишках.