Таинственное убийство Линды Валлин - Лейф Перссон

— Предложил мне засунуть Гросса… да… себе в задницу, — сообщил Кнутссон, запинаясь.

— Резко сказано, — заметил Бекстрём.

Хотя подобное еще цветочки, когда дело касается Рогге, подумал он, вспомнив, какие перлы тот выдавал, находясь в дурном настроении.

— Если тебя это интересует, у меня готов список с нашим уловом из регистров, последняя версия, — промямлил Кнутссон, явно пытаясь поменять тему.

— Моя дверь всегда открыта, — сказал Бекстрём и откинулся на спинку стула.

По оценке Кнутссона, работа значительно продвинулась после их вчерашнего разговора на ту же тему. Ему и его коллегам, помимо всего прочего, удалось отсеять почти два десятка из наиболее вероятных и склонных к насилию нарушителей закона в Векшё и его окрестностях. Еще у десятка из них вдобавок уже брали образец ДНК в связи с другими ранее совершенными преступлениями, и, как только Государственная криминалистическая лаборатория даст о себе знать, можно будет приступить к сравнениям.

— Звучит обнадеживающе, — сказал Бекстрём. — Постарайтесь взять пробу ДНК у всех остальных как можно быстрее.

— С этим тоже есть маленькая проблема, — сообщил Кнутссон.

— Я слушаю, — сказал Бекстрём.

Посовещавшись, он, Торен и другие, занимавшиеся тем же делом, решили расширить список возможных кандидатов на роль убийцы.

— Очень много квартирных воров орудует в это время года, особенно когда люди уезжают в отпуска, — объяснил Кнутссон. — И мы включили в данную группу самых старательных из них, независимо от того, совершали они раньше насильственные преступления или нет.

— И сколько тогда их у вас сейчас? Тысяча? — спросил Бекстрём с радостной миной.

— В сущности, не все так плохо, — поспешил уточнить Кнутссон. — На данный момент в списке восемьдесят два ранее осужденных преступника, отметившиеся на данном поприще.

— Взять образцы ДНК, взять образцы ДНК, взять образцы ДНК! — запричитал Бекстрём и взмахом руки предложил Кнутссону убраться и заняться делом.

«Чистый идиот, — подумал он. — К тому же ненадежный, стал бегать к этому придурку Олссону вместо того, чтобы поговорить со своим настоящим шефом».

После обеда представитель подразделения ВИКЛАС Государственной криминальной полиции связался с Бекстрёмом по телефону, чтобы сообщить о своих открытиях.

— У меня сейчас хватает дел, поэтому лучше ограничиться сокращенным вариантом, — предупредил Бекстрём, который знал стокгольмского коллегу и считал его занудным сверх всякой меры.

Специалисты ВИКЛАС искали серийных злодеев, пытаясь связать новые преступления со старыми, и лучше с такими, где уже все знали имя преступника. Сначала там ввели в компьютер известные сведения об убийстве Линды, а потом попытались привязать его к прежним делам и душегубам, уже находившимся в базе данных подразделения.

— У нас есть одно попадание в случае с известным преступником, — гордо сообщил коллега. — Твое дело ужасно похоже на то, за которое он сидит. Не просто плохой парень, да будет тебе известно, Бекстрём. Хуже, чем он, в компании ему подобных трудно найти.

— И кто же он тогда? — поинтересовался Бекстрём. «Говоришь так, словно речь идет о тебе».

— Чокнутый поляк, убивший девушку-косметолога в Хёгдалене. Убийство Татьяны. Так звали жертву. Помнишь, наверное? Лешек, Лешек Баранский. Он обычно называл себя Лео. И еще изнасиловал массу баб до нее. По-настоящему жестокий тип, — объяснил коллега. — Обычно действовал по полной программе со связыванием, кляпом во рту, и пытками, и актами насилия, и удушением. Он фактически несколько раз душил одну и ту же жертву. Обычно сдавливал им горло немного, пока они не теряли сознание, а потом приводил в чувство при помощи уколов острыми предметами, так чтобы начать все сначала. В общем, милый парень, — добавил коллега, которого просто распирало от энтузиазма.

— Но подожди-ка, — остановил его Бекстрём, внезапно вспомнив, о ком идет речь. — Разве его не отправили за решетку до конца дней?

«Неужели такой псих уже на свободе и как ни в чем не бывало ходит по улицам?» — подумал он.

— Сначала этот тип получил пожизненное в суде первой инстанции. Потом обжаловал приговор в апелляционном суде, и его отправили в психиатрическую лечебницу закрытого типа, откуда могли выписать только по результатам так называемого особого освидетельствования. И насколько нам известно, он все еще сидит в дурке, хотя прошло уже шесть лет, как его осудили. Наверное, это новый рекорд для наших больниц.

— И зачем ты тогда звонишь? — спросил Бекстрём. «У нас уже закрыта квота на поляков», — подумал он.

— Ах да, я же забыл главное, — сказал коллега. — Он в лечебнице Святого Зигфрида в Векшё, должен там находиться, во всяком случае. Ты же ведь в курсе, как у нас обстоит дело с психушками. Мозгоправам могло прийти в голову, что ему надо прогуляться на свежем воздухе и загореть немного, а потом они забыли уведомить нас об этом.

— Он мог получить увольнительную, ты имеешь в виду? — спросил Бекстрём. — Нет, немыслимо, даже чертовы врачеватели душ не настолько глупы.

— Понятия не имею, — ответил коллега. — Позвони им и спроси, откуда мне знать. Я отправляю факсом все данные на него.

— Спасибо, — сказал Бекстрём и положил трубку. — Правильный человек в правильном месте! И тому чудаку, с которым я сейчас разговаривал, наверняка придется работать бесплатно, если приспичит. Чем, черт возьми, они, собственно, занимаются в наших рядах сейчас?

Бекстрём, пыхтя, поднялся со своего места и подошел к факсу.

— Неужели так дьявольски повезло, что я получил преступника и, кроме того, возможность наехать на всю систему принудительного психиатрического лечения?

Полицейские поимели удовольствие пообщаться с первым поляком расследования, лиценциатом философии и библиотекарем Марианом Гроссом, уже утром того же дня. Через прорезь для почты в запертой двери своей квартиры он сообщил инспектору фон Эссену и его коллеге Адольфссону из полиции в Векшё, что занят весь день и что его можно будет поймать по телефону только завтра. Поскольку ни фон Эссен, ни Адольфссон не были настроены шутить, во всяком случае в связи с их делом и в данном доме, Адольфссон, разразившись потоком брани, предложил Гроссу открывать подобру-поздорову, если он не хочет, чтобы дверь рухнула ему на голову, а затем пнул ее, проверяя, понадобится ли спускаться к служебному автомобилю и приносить лежавшую в багажнике кувалду. По причине, которая так и осталась не выясненной до конца (поскольку показания всех участников разговора сильно разнились в связи с заявлением, достаточно быстро попавшим в отдел внутренних расследований), библиотекарь сразу же открыл.

— Ты ведь Гросс, — сказал Адольфссон и широко улыбнулся владельцу квартиры. — Ну как, пойдешь сам или хочешь, чтобы тебя тащили силой?

Четверть часа спустя фон Эссен и Адольфссон препроводили Гросса в помещение разыскной группы. Библиотекарь шел сам, был без наручников, и его скрытно провели внутрь через гараж здания.

— Доставлен поляк согласно приказу, — доложил Адольфссон, передавая подозреваемого Саломонсону и Рогерссону для допроса.

— Я слышал, что ты сказал, — заорал Гросс с пунцовым лицом. Правда, лицо было у него таким в течение всего путешествия, но до сих пор он не произнес ни звука. — Я напишу на вас заявление о незаконной дискриминации, чертовы фашисты, — продолжил он в той же манере.

— Если доктор Гросс будет так любезен и проследует за мной и моим коллегой, то мы сразу же разберемся с нашими делами, — сказал Саломонсон и вежливым жестом указал в направлении комнаты для допросов.

Допрос соседа жертвы убийства начался сразу же после одиннадцати утра. И в роли его руководителя выступил инспектор Нильс Саломонсон из криминальной полиции Векшё, в то время как ему в качестве свидетеля ассистировал инспектор Ян Рогерссон из Государственной комиссии по расследованию убийств из Стокгольма. Все действо продолжалось почти двенадцать часов с одним перерывом на обед, парой, чтобы размять ноги, и двумя кофе-паузами. А закончилось оно уже после десяти вечера. Мариан Гросс отказался от предложения отвезти его домой и попросил заказать ему такси. В четверть одиннадцатого он оставил здание полиции. Охотники за убийцей Линды получили от встречи с ним нулевой результат, так что эту встречу можно было и не проводить.

Гросс хотел говорить лишь о себе самом и о проблемах, которые полиция уже почти полгода назад подбросила ему. Он ведь до сих пор мучился с ними. И все, как он сказал, из-за совершенно нелепого заявления «чокнутой женщины с работы, чьи предложения сексуального характера я отверг». Это же из-за ее обвинений закрутилась карусель, и сейчас, когда дочь его соседки убили, он стал очевидной и легкой добычей для полиции.