Загадка Красной вдовы - Джон Карр

Терлейн бессознательно подался назад. При виде Гая он испытал шок, как при неожиданной встрече с ядовитой змеей. Если бы Гай в тот момент протянул ему руку, он не смог бы ее пожать. Да, в нем было что-то змеиное: слишком узкая, слишком медленно двигающаяся голова со слишком высоким лбом; слишком глубокие и подвижные морщины. Даже улыбка — и та была змеиной.

— Простите мою несдержанность, господа, — сказал он, убирая платок. — У меня сложились странные представления о некоторых предметах. Например, если люди, не принадлежащие к моей семье, трогают вещи моих предков, я считаю их поведение чуть ли не богохульством. Ха-ха. — Все время, пока он говорил, его глаза не переставали двигаться за темными стеклами очков. — Так вот она, наконец, — та самая комната. Э… Джудит, входи.

Она стояла в дверях. Они не заметили ее, поскольку все их внимание было обращено на Гая. Она нерешительно и боязливо оглядывала комнату, затем заставила себя успокоиться и шагнула внутрь. Казалось, Джудит подражала — и не слишком успешно — уверенности Арнольда и его манере держать себя. Едва взглянув на молодую женщину, Терлейн почувствовал в своей античной душе невыразимую к ней симпатию. У Джудит Бриксгем были темно-русые волосы, приятное лицо, которое могло быть и таинственно-задумчивым, и беззаботным. У нее была привычка приподнимать одну бровь — тогда ее лицо приобретало очень глубокомысленный вид — и затем улыбнуться, будто вспомнив хорошую, но не очень приличную шутку. В целом, как сразу понял Терлейн, Джудит была выше всяких похвал.

— Да, я хочу войти, — сказала она. — Хочу увидеть все своими глазами. — Синие глаза с сомнением смотрели на Г. М. — Я ведь вам не помешаю?

— Они, без всякого сомнения, чувствуют себя здесь как дома, — сказал Гай. — Не обижайтесь, джентльмены, я ничего не имею против. Но я хочу спросить, так, из любопытства: что вас заинтересовало в этой шкатулке с миниатюрами?

Г. М. мигнул.

— В шкатулке с миниатюрами? — повторил он. — Какое, на мой взгляд, странное название. Позвольте узнать: откуда вам о ней известно?

— Об этой комнате я знаю больше, чем кто-либо, — и уж наверняка больше, чем вы, хоть вы и попали сюда раньше меня. В шкатулке хранятся, если их еще никто не украл, две миниатюры с портретами… членов семьи. Я также могу сказать вам, что сама шкатулка сработана одним из наших предков.

Мастерс надул щеки и воззрился на Гая.

— Вы хотите сказать, сэр, — сказал он, — что Мантлинги находились в родственных отношениях с Мартином Лонгвалем?

Гай был поражен. Он стоял совершенно неподвижно, только морщины вокруг рта шевелились. Нижняя челюсть приобрела уродливый вид, когда у него чуть-чуть приоткрылся рот.

— Вы меня удивили, — пробормотал он наконец. — Скотленд-Ярд, оказывается, знает куда больше, чем думаем мы, простые люди. Итак, вы слышали о Мартине Лонгвале. Я полагаю, сэр Генри, это ваша работа? Да, он наш дальний родственник.

— А мистер Равель тоже ваш родственник? — настаивал Мастерс.

Гай пожат плечами:

— Весьма дальний, как мне представляется. Вы уже осмотрели шкатулку?

Он старался задать вопрос безразличным тоном, настолько безразличным, что его голос чуть задрожал от приложенных усилий. Почему? Терлейн посмотрел на шкатулку. Что же в ней такого? Он бросил взгляд на Г. М. Лицо сэра Генри ничего не выражало, оно было будто вырезано из дерева.

— Очень интересно, — сказал Г. М., голосом выделив первое слово. — Я считаю, что шкатулка неопасна, но я не специалист. Я обязательно проконсультируюсь с экспертами насчет нее. Но давайте пока сменим тему. Скажите мне, есть ли в комнате мебель работы Лонгваля?

Гай поколебался, затем вдруг решился:

— Да. Думаю, есть. Это подтверждается некоторыми письмами, имеющимися у меня. Но я не могу сказать, какая именно мебель сделана Мартином Лонгвалем.

Преследуя какую-то свою цель, непонятную остальным, Г. М. оставил Гая в покое и обратился к Джудит.

— Входите, мисс, — любезно пригласил он. — Входите, присаживайтесь поудобнее. Если опасаетесь прикасаться к предметам, стоявшим в комнате, то вот стул, который принесли из столовой. Он-то уж точно безопасен. Хм. Если я не ошибаюсь, вы помолвлены с Гиппократом прямоходящим?

— С кем? А!.. — Она поняла, что он сказал про ее жениха что-то обидное, и стала вести себя соответствующе. — Если вы имеете в виду доктора Арнольда, то — да, помолвлена. Но вам совсем необязательно мне грубить. Я знаю, что он вам не нравится. Он говорил мне о вас. Он сказал, что полиция забыла свое место и что он собирается написать жалобу главному комиссару.

— Старому Боко? Слушайте, мисс, — Г. М., похоже, начал злиться, — главный комиссар, которому он собрался жаловаться, должен мне тридцать фунтов, проигранные в кости еще тогда, когда мы с ним сидели в парламенте сутки напролет, готовя какой-нибудь «молочный закон», черт его дери. Спасибо, что напомнили. Очень мило с вашей стороны.

— Да, я знаю. — Джудит вздернула одну бровь и выпалила: — Алан сказал Юджину, кто вы такой, и Юджин признал, что, наверное, погорячился. Юджин знаком с вашей женой, дочерью и еще многими знающими вас людьми. Он сказал, что в былые времена, когда вы еще не были старым, вы справлялись со своей работой весьма успешно. — Она задумчиво улыбнулась уголками губ и воскликнула: — Но я считаю, что вы слишком легко все восприняли, все вы! Эта комната пугала меня с тех нор, как я себя помню. А вы, после того как здесь каким-то ужасным способом убили человека — и вы не знаете как! — сидите и в ус не дуете, будто пришли провести вечер в клубе.

— Таков один из способов изгнания зла, разве вы не знали? Но я хочу задать вам вопрос: что вы думаете обо всем случившемся?

Джудит поежилась.

— Знаете… Когда мистер Бендер был жив, я не испытывала к нему никакой симпатии. Скользкий тип. Нет, не подумайте: мне жаль, что он умер, он был такой правильный, он мученик и все такое! Но мне не нравилось, что он везде ходит, вынюхивает, задает разные непонятные вопросы и при этом странно смотрит на вас… Брр!

— Понимаю. Вы догадались, что он врач-психиатр?

— Ну что вы, нет, конечно! — не колеблясь ни секунды, ответила она и вспыхнула. — Если бы я догадалась, то, наверное, возненавидела бы Юджина за то, что он без моего ведома поместил в наш дом ищейку. Мне кажется, Бендер намеренно подавлял в себе все человеческие качества, особенно хорошие. Мужчина должен быть прежде всего человеком. Он может время от времени напиться, сделать глупость, по собственной безалаберности не использовать выпавший раз в жизни шанс. Все лучше, чем ковыряться в мозгах других людей.

— Понятно. Как Карстерс, да? — Г. М. посмотрел на Гая: — А вы раскусили Бендера?

— Я? Нет. Должен признать, что не раскусил. Я не очень к нему присматривался. Естественно, я видел, как он себя ведет, но подумал, что он просто досужий любитель психологии, из тех, что всех вокруг изводят своим увлечением. — Глаза Гая за очками блеснули мрачным озорством. — Кроме того, он показался мне надутым сверх всякой меры сосунком, и я не мог отказать себе в удовольствии так отвечать на его вопросы, что он, наверное, целыми ночами ломал голову над моими ответами. Сэр Генри, может быть, нора перейти к делу? Что вы хотели у меня спросить?

— Я спрашивал про Бендера не из праздного любопытства. Я слышал, у вас хорошее, крепкое алиби. Не стоит передо мной раскланиваться. Каждый персонаж нашей пьесы имеет алиби не хуже вашего, что очень беспокоит инспектора Мастерса.

— Мне вас жаль, инспектор, — сказал Гай и недобро ухмыльнулся.

— Еще я слышал, будто вы уверены, что в этой комнате нет никакой отравленной ловушки, — продолжал Г. М. — Мне говорили, что вы высмеивали всю затею лорда Мантлинга.

— Так она все-таки проболталась! Хм. Сказать по правде, я уже не знаю, что и думать. Я высмеивал затею Алана в основном для того, чтобы успокоить Изабеллу. Не стану утверждать, что не допускаю и мысли, будто в комнате может находиться подобное устройство. Если у всех есть неопровержимое алиби, то смертельная ловушка, которую убийца приготовил заранее, разрешает все наши затруднения, не так ли?

— Если бы! Кто-то был в комнате и выкрикивал ответы Мантлингу, подражая голосу Бендера; кто-то украл его записную книжку, положил свиток пергамента ему на грудь…

— Что?! — Гай снова был застигнут врасплох. В его голосе сквозило искреннее удивление; Терлейн мог бы в этом поклясться. Более того, Гай, похоже, испугался. Впервые за вечер, а может быть, за жизнь. — Пергамент, вы говорите? Да. Прошу прощения. Вам удалось выбить меня из колеи. Поздравляю. Могу я взглянуть на этот… пергамент?

Г. М. протянул свиток. Руки Гая дрожали, когда он брал его, и, чтобы прочесть, ему пришлось расправить его на столе. Через несколько секунд он поднял голову.