Солдаты милосердия - Любовь Буткевич

— Часть перебросили неожиданно, — объяснил старшина. — Капитан убедительно просит вас приехать с этой машиной, договориться о том, чтобы оформить официальный перевод из госпиталя. Нам тоже нужны медработники. Скучать не придется.

— Что за глупости?! Никуда я не поеду.

— Он просил передать, чтобы вы не брали во внимание его личное отношение. Он просто не хочет оставлять вас в этой обстановке. Скоро начнутся бои, и неизвестно, чем все может окончиться. Капитан очень за вас беспокоится.

— Спасибо передайте ему за беспокойство. Сказала — не поеду. Как он мог подумать?!

С началом боев усилилась тревога. А по словам поступающих раненых, создавалась опасность окружения.

В один из вечеров майор Темкин вызвал дежурившего по части лейтенанта Дунаевского и предупредил:

— Лейтенант, обстановка очень серьезная. Будь внимательнее. Может случиться так, что в срочном порядке придется вывозить раненых.

Лейтенант с несколькими бойцами из команды выздоравливающих провели патрулирование по селу и вокруг него. Обстановка действительно казалась угрожающей. Да только как можно было определить серьезность положения? «Ну, идут поблизости бои, как бывало и не раз. Но надо надеяться на то, что враг сюда не пройдет. И зачем нагнетать тревогу?» — размышлял Дунаевский.

Вдруг все остановились: услышали грохот приближающихся танков, которые шли к селу. Ребята встревожились: не вражеские ли машины прорвались?

Притаились. Танк, идущий первым из шести, остановился на перекрестке дорог, в полукилометре от крайних хат. Загремел открывающийся люк. Замаячила голова танкиста. Послышался неясный разговор с сидящими на танке бойцами.

— Э-эй, есть тут кто-нибудь? — кричит танкист, спрыгнув на землю.

Услышав родную речь, Дунаевский приблизился.

— Мы есть.

Подошли и остальные бойцы.

— С кем разговариваете? — спрашивает человек, вынырнувший из люка второго танка.

— Да вот здесь люди, говорят — из госпиталя. Несут патрульную службу.

Подозрительно осмотрев группу бойцов с карабинами, одетых не по форме (из-под ворота шинелей выглядывали не гимнастерки, а нижнее госпитальное белье), второй водитель произнес:

— Откуда военный госпиталь? Здесь никаких госпиталей не должно быть — передовая рядом.

— Это действительно так, — подтверждают больные. — Мы из госпиталя вместе с лейтенантом.

— По карте показать можете — где находимся? — обращаются к Дунаевскому, подсвечивая фонариком.

— Вот наше село — Юзефовка.

Оказалось, что в этом направлении выходила из окружения большая группа солдат и офицеров противника. Не исключалась вероятность появления их в нашем районе. Танкистам была поставлена задача — перекрыть врагу выход из окружения…

С помощью бывалых солдат и мы превратились в знатоков, кто по артиллерийским залпам мог определить расстояние до передовой. Здесь орудия били, казалось, не далее как в пяти километрах, и такая обстановка оставалась неизменной в течение нескольких суток, а поэтому, получив приказ о свертывании госпиталя, мы удивились, Обычно с места снимались тогда, когда намного больше отставали от передовых частей. Не предполагали, что отходим назад, твердо убежденные в том, что идти должны только вперед.

Потеплело. По непролазной грязи кое-как тянут лошади повозки с ранеными. Из Юзефовки я их сопровождала до ближайшего ХППГ-5149, который находился в деревне Сестриновке.

Эта деревня располагалась в таком укромном месте, в низинке, между холмов и пригорков, что казалось, ничто не могло привлечь внимание вражеских летчиков. Но самолеты кружили и кружили над ней. Оставалось совсем немного пройти, уже спускались по косогору, когда появился самолет и пошел обстреливать вдоль обоза. Сразу же упали три лошади. Слышу, зовут на помощь вторично раненые. Растерянно смотрит на меня побледневший санитар. С безжизненно повисшей руки его частыми каплями стекает кровь. Рука оказалась перебитой в локте. Рана сильно кровоточила. Наложила жгут. Наскоро перевязав, усадила на подводу. Теперь скорей его надо доставить на операционный стол.

У остальных ранения были не такими опасными.

Потеснив людей, лежащих на телегах, мы с сопровождающим возчиком переложили раненых с тех повозок, где пострадали лошади, и поспешили покинуть место происшествия.

Сдав раненых, я уехала в Белиловку Житомирской области, куда переправлено имущество госпиталя. Некоторое время спустя, когда обстановка стала более спокойной и надежной, мы вновь вернулись в Юзефовку и заняли прежние места.

ПОЛЕВОЙ ПОДВИЖНОЙ И ЕГО ЛИЧНЫЙ СОСТАВ

С успешным продвижением наших войск и полевым госпиталям надо было следовать за передовыми частями. На развертывание госпиталя обычно отводилось от двух до четырех суток в тех случаях, когда шла подготовка к наступлению, пока подтягивались армейские подразделения на данный участок предстоящих боевых действий. Место дислокации определялось оперативным отделом армии и санитарным управлением. А госпитальным ответственным работникам оставалось лишь подобрать помещения.

При развертывании не только предъявлялись высокие санитарно-эпидемиологические требования, но и необходим был удобный подход для транспорта, нужен высокий темп работы, чтобы уложиться в срок к приему раненых.

Перед началом работы проходили смотр и сдача госпитальных помещений. В проверке готовности принимали участие начальник управления полевыми госпиталями подполковник И. И. Лапшин, представители санитарного управления армии, и нередко присутствовали при этом члены военного совета.

Но порой случалось так, что, пока подбирали помещения, приводили их в порядок, войска успевали продвинуться вперед на порядочное расстояние. Тогда и мы получали приказ: «По машинам!» А полностью подготовленный к приему раненых госпиталь переходил в другие руки. Мы же, не успев поработать, с сожалением оставляли свои труды. Но чем дальше, тем радостнее становилось на душе: ведь мы уходили вперед, ближе к победе.

На сборы много времени не требовалось. Взамен уже разложенных по кроватям комплектов белья получали от прибывших на наше место упакованные в мешках. Перекладывали с машины на машину и — пошел дальше!

Бывало так, что и мы прибывали на готовое. А бывало, и раненые уже встречали медработников в назначенном месте. Там, где заранее ставился указатель с надписью «хозяйство Темкина», как бы бронировалось место для будущего лазарета, пока мы были еще в пути. В таких случаях подготовка помещений, прием и оказание помощи начинались одновременно.

Нужно сказать, что определение места дислокации заключалось не только в подборе территории и помещений. Обследовали население, освобожденное от оккупации. Выявляли случаи инфекционных заболеваний. Обследовали водоисточники, ремонтировали колодцы, и при необходимости здесь выставлялась охрана на круглые сутки.

Не часто удавалось подобрать подходящие для работы помещения. Занимали конюшни и сараи, располагались по хатам, постоянно использовали полевые палатки, а для личного состава — землянки. В сельских местностях вся надежда была на школы и больницы. А позднее, за пределами нашей страны, на территории Польши приходилось развертываться и в графских поместьях, и в помещичьих усадьбах. Перевязочно-операционный блок тоже располагался в разрушенных домах и в палатках, в костелах и конюшнях.

Так, после освобождения села Бобрик Киевской области уцелели всего несколько хат, полуразрушенная церковь, два класса от школы да колхозные конюшни. Развертывание осложнялось тогда еще тем, что большая часть личного состава не вернулась из других госпиталей. Кроме того, осенняя распутица и недостаточное количество автомашин затрудняли переброску имущества. Раньше всех прибыли на место врачи, медсестры и штабные работники. Они дни и ночи расчищали конюшенные помещения и полуразрушенные здания. В плетеных сараях устроили приемное отделение. Людей укладывали на носилки, установленные на подставки.

С наступлением осени менялась и погода. Временами шел снег. Люди мерзли. Не согревали их шинели и одеяла. Нужно было срочно промазать стены сараев глиной, чтобы не продувало. И все было сделано. Тогда и установленные самодельные печки-бочки загудели веселее, щедро раздавая людям тепло.

В селе Янувка, на территории Западной Украины, тоже стояли три длинных плетеных сарая. Это бывший помещичий конный парк. Здесь можно было разместить до шестисот человек раненых. Только надо было приложить усилия: срочно вычистить, засыпать песком полы, сколотить подставки для носилок, украсить стены хвойными ветками.

Тут же рядом находилось еще одно небольшое помещение, похожее на деревенский бревенчатый амбар. Уж так оно было необходимо нам, но там от пола до потолка лежали соль или удобрение. Содержимое, пролежавшее многие годы, превратилось о камень. Два дня мучились мы с этой соленой глыбой, разбивая ломом. И без того стояли жаркие дни, а тут при физической работе да в соленой пыли, которая проникала в дыхательные пути, разъедала глаза и все потное тело, мы испытывали пренеприятное состояние.