Маленькое личико - Софи Ханна

– Это не личное мнение, – спокойно продолжила Чарли, – а признание самого Бира. Это данные экспертизы. А вот у тебя – личное мнение, надуманное и ни на чем не основанное. Лору Крайер зарезал Дэррил Бир, ясно? Я ручаюсь. И то дело никак не связано с этим – с Элис и Флоренс Фэнкорт.

Саймон кивнул.

– Не хотел тебя обижать, – обронил он.

– Так ты на нее запал? На Элис?

Это прозвучало почти испуганно. Едва она закрыла рот, Саймон понял истинную цель ее прихода. Она хотела задать ему этот вопрос – попросту не могла не задать.

Саймон вскипел. Кто она такая, чтобы выпытывать? Какое имеет право? Лишь чувство вины не позволяло ему выгнать Чарли. Вины в том, что он не ответил на ее чувства.

Чарли была единственной женщиной в жизни Саймона, которая его добивалась. Заигрывания начались в первый же день, когда Саймон поступил на службу в уголовный розыск. Поначалу он думал, что леди-сержант просто ерничает, но Селлерс с Гиббсом разуверили его.

Если бы Саймон мог разжечь в себе романтический интерес к Чарли, это было бы здорово для обоих. Его-то жизнь уж точно упростилась бы. В отличие от большинства мужчин (мужчин-полицейских, во всяком случае), Саймона женская внешность не волновала. У Чарли большая грудь и длинные стройные ноги, ну и что с того? При такой изящной фигуре явная чувственность и доступность Чарли только сильнее обескураживали Саймона. Чарли – женщина совсем не его круга, как те девочки, на которых он западал в школе, пока бесчисленные унижения не научили его держать дистанцию. Чарли добилась успеха в двух профессиях. Она из тех людей, что преуспевают в любом деле, за какое бы ни взялись.

Шарлотта Зэйлер с отличием окончила Кембридж по специальности «Англо-саксонская, скандинавская и кельтская культура». До прихода в полицию четыре года была перспективным молодым ученым. Завистливый завкафедры, которому не давали покоя интеллектуальное превосходство Чарли и список ее публикаций, помешал ее заслуженному продвижению. Тогда она начала с нуля в полиции и в рекордный срок дослужилась до сержанта[14]. Ее успехи одновременно восхищали и страшили Саймона: он понимал, что не ровня ей.

Теперь-то он осознал, что свалял дурака. Чарли так явно навязывалась, что отказаться было немыслимо. Неписаное правило гласит, что у Саймона должна быть подружка, и Чарли оказалась единственной претенденткой. С первого же дня внутренний голос надрывался, остерегая Саймона, но тот не слушал и уговаривал себя, расписывая, как хороша Чарли и как ему с ней повезло.

Наконец Чарли сделала решительный шаг – на пьянке у Селлерса, в день его сорокалетия. Саймону, обалдевшему и безвольному, как зомби, вообще ничего не пришлось делать – Чарли все взяла на себя. Она даже застолбила свободную комнату в доме юбиляра, о чем и сообщила Саймону.

– Если кто-нибудь ее займет, Селлерс пойдет искать новую работу, – пошутила она.

Это тоже встревожило Саймона, но он смолчал. Он боялся, что в постели Чарли такая же, как на службе: категоричным тоном раздает инструкции, что, где и когда делать. Он знал, что иным мужчинам такое обращение по душе, но его подобная перспектива не вдохновляла. Тем более что Саймон не сомневался: он все равно что-нибудь напортачит.

И все-таки дело у них зашло слишком далеко. От поцелуев Чарли не на шутку завелась, и Саймон делал вид, что тоже распалился. Он часто задышал и произнес парочку «романтических» фраз, которые нипочем не пришли бы ему в голову, если бы он не слышал их в кино.

Наконец Чарли увлекла Саймона в тесную комнатенку и толкнула на узкую кровать.

«Мне повезло, – твердил про себя Саймон, – любой отдаст билет на финал мирового чемпионата по футболу, лишь бы оказаться на моем месте». Завороженный и перепуганный, он смотрел, как Чарли раздевается. В теории Саймон должен был восхищаться свободомыслием Чарли, которой плевать на дремучие бредни о том, что первый шаг делает мужчина. Но, как ни стыдно ему в этом признаваться, все его инстинкты восставали против образа сексуально агрессивной женщины.

Отступать поздно, сказал себе Саймон, когда Чарли села на него верхом и расстегнула пуговицы на его рубашке. Оставалось действовать по сценарию. Саймон провел ладонями по телу Чарли, полагая, что именно этого она и ждет.

Здесь у Саймона провал в памяти: задерживаться на пикантных подробностях было бы слишком жестоко. Достаточно сказать, что в какой-то миг Саймон понял, что не справится с задачей. Он спихнул с себя Чарли и, промямлив извинения, без оглядки бросился наутек. Каким трусом и рохлей он, наверное, показался Чарли! Саймон ожидал, что новость о его унизительном провале наутро будет пересказывать весь участок, но никто не обмолвился и словом. Саймон пошел было к Чарли с извинениями, но та оборвала его:

– Все равно я нарезалась. Мало что помню.

Разумеется, лишь для того, чтобы он не сгорел со стыда.

– Ну-с, – спросила теперь Чарли. – Молчание ягнят, как сказал бы Джайлз Пруст? Что такого в этой Фэнкорт? Ты сохнешь по ней из-за длинных золотистых волос?

– Нет, конечно!

Саймону показалось, что к нему в гостиную ворвалась испанская инквизиция. Его покоробило, что Чарли заподозрила в нем такую ограниченность. Длинные золотистые волосы не играют никакой роли. Дело в открытом лице Элис, в беззащитности – глядя на нее, Саймон мог прочесть все ее чувства. В ней есть какая-то трогательная серьезность. Саймон хотел помочь Элис, и она верила в него. Для нее Саймон не был шутом. Ему казалось, что Элис видит его в истинном свете. Теперь, когда она исчезла, ее образ все время стоит у Саймона перед глазами, он вспоминает все, что Элис ему говорила, томится желанием сказать, что верит ей, наконец-то безоговорочно верит во всем. Сейчас уже, наверное, слишком поздно, но она занимает все его помыслы. Словно благодаря своему исчезновению Элис перешагнула границы реальности и превратилась в недостижимую мечту.

– Ты запал на нее, – мрачно подытожила Чарли. – Только давай поосторожней, ладно? Смотри не сорвись. Снеговик, сорочий глаз, следит за тобой. Если ты опять накосячишь…

– Пруст сказал мне утром то же самое. Я так и не понял, о чем он. Ну да, я схлопотал пару-тройку «строгачей», но ведь это у любого бывает.

Чарли тяжело вздохнула.

– Ну вообще-то, не у любого. У меня, например, ни одного. У Селлерса и Гиббса – тоже.

– Я и не говорю, что я идеальный, – проворчал Саймон, мгновенно ощетинившись. Ни Селлерс, ни Гиббс никогда не будут такими хорошими сыщиками, как он, и Чарли это понимает. Даже Пруст понимает. – Я иду на риск. Согласен, иногда не срастается, но…

– Саймон, те «строгачи» остались без последствий только потому, что я на коленках умоляла Пруста не гнобить тебя. Нельзя же бросаться на любого, кто не согласен с твоим мнением.

– Ты знаешь, что все не так просто!

– Снеговик выпер бы тебя в два счета. Мне пришлось вылизывать ему задницу, пока язык не отсох. И он тоже вылизал парочку вышестоящих задниц. Так что не все было гладко, как ты воображаешь.

А Саймон ни о чем таком ни сном ни духом. И его очень трудно вывести из себя.

– И что же там было? – спросил Саймон, чувствуя себя полным болваном. Уж ему-то следовало знать об этом больше Чарли. – Почему ты мне не рассказывала?

– Да просто не хотела, чтобы ты думал, будто на тебя взъелись, хотя ты, кажется, все равно так думаешь. Знаешь, я надеялась, что смогу тебя… поумерить твое буйство. И в последнее время ты вел себя намного ровнее, потому и досадно, если эта история с Элис Фэнкорт все похерит. Я обещала Прусту, что не дам тебе сорваться, так что…

– … ты решила контролировать мои чувства к людям?

Саймон злился. Оказывается, Чарли вытаскивала его из беды, не говоря ни слова. Какое снисхождение! Будто он малое дитя, что не совладает с грубой правдой.

– Саймон, не смеши людей. Я просто пытаюсь тебе помочь, ясно? Если бы я сама была на грани срыва, то хотела бы, чтобы ты меня тоже подстраховал. Ведь на то мы и друзья.

Голос Чарли дрогнул.

Саймон перепугался, что она вдруг расплачется.

– Прости меня.

Произнеся это, он подумал, что, пожалуй, следовало пожалеть Чарли. Она могла казаться толстокожей, но Саймон знал, что порой она тоже страдает и чувствует себя никому не нужной. Еще одна общая черта, не преминула бы отметить Чарли.

Наконец гостья поднялась на ноги.

– Ладно, побегу. Надо еще в клуб зайти, – многозначительно объявила она.

– Спасибо за книгу. Завтра увидимся.

– Ага.

Проводив Чарли, Саймон плюхнулся в кресло. Ему было не по себе, будто он потерял какую-то важную часть своей личности. Теперь придется задуматься, переписать историю собственной жизни с учетом того, что он сейчас услышал от Чарли. Ложь губительна, сколь бы уважительными ни были ее мотивы. Лгун не знает основных фактов собственной биографии.

Снова появилась свежая мысль сбежать и начать жизнь сызнова, подальше отсюда. Не явиться утром на службу – куда уж проще. Только бы перепоручить розыск Элис Чарли или кому угодно. Но нет, без него там не справятся. Во всяком случае, никто не будет стараться так же, как он. Хотя и в себе Саймон не особенно уверен. Может, он выполняет свою работу вовсе не так хорошо, как ему кажется? Вероятно, в этом суетном и мишурном мире выше ценятся покорность и смирение, а не мозги и энтузиазм.