Поцелуев мост - Галина Врублевская

– Ненавижу вас, ненавижу! Вначале вы превратили меня в служанку, а теперь сделали средством разборок с вашей Ольгой.

Гальчик все перевернула с ног на голову. Ольга использовала Гальчика в бессмысленной борьбе со мной. Мне обидно было выслушивать обвинения девушки в свой адрес. Я столько сделала для Гальчика, столько возилась с ней! Она пришла в наш дом в Лондоне с улицы, голодная и оборванная. У нее не было даже документов, дающих ей право жить в Англии. Олег тогда пустил в ход все связи, чтобы оформить девушку Как надо, продлить визу для ее пребывания. Обвинять меня в эксплуатации у нее тоже права не было. Если девочка желала, она могла выходить в город, общаться с друзьями. А со временем, когда я оправилась после операции, надобность в ее услугах как сиделки отпала. Но Гальчик сама не хотела покидать наш дом и осталась в нем в качестве управляющей домашним хозяйством. Она, несмотря на молодость, оказалась умелой хозяйкой и неплохим организатором (под ее началом были также повариха и приходящая уборщица). Девушка поддержала меня, когда не стало Олега. Гальчик поехала не в Москву к родителям, а со мной в Питер – это был ее выбор. И теперь, в моей галерее, раскрылся ее талант как очень приличного менеджера. На зарплату, думаю, ей не приходи лось обижаться. Она всего лишь полгода живет в Питере, а уже купила комнату. Сейчас подкапливает на машину, но пока беспрепятственно пользуется моей. А в перспективе мы обе думали сменить жилье. В новых, элитных домах порядка больше. Внизу консьерж, на лестницах цветы. Все тихо, спокойно. И хотя мне претит классовое зазнайство некоторых обитателей таких домов, в конечном итоге я согласилась с предложением Гальчика. Мы уже заключили договор со строительной фирмой. Собирались жить с Гальчиком в одном доме, но в разных квартирах, разумеется.

Проглотив обидные слова в мой адрес, я погладила ее по коротким, ершистым волосам:

– Успокойся, девочка моя. Все образуется. Денис вернется к тебе.

Но Гальчик рыдала все громче и громче.

Мы едва расслышали сквозь плач Гальчика слабенький звоночек телефона. Я взяла трубку. Звонил наш сосед по офису, Толик Коровец. Он просил подойти меня или прислать Гальчика к нему в офис к шестнадцати часам (он так, по-военному точно, назвал время), чтобы окончательно решить вопрос о строительстве нашего общего гаража. В гараже нуждались обе организации, и потому в этом вопросе, как и с устройством охраны, мы были вынуждены взаимодействовать. Но нас разделяли существенные разногласия по попутным вопросам.

Места вокруг нашего двухэтажного домика было в обрез, а потому мы все еще не определились с размерами гаража, даже не заказали проект. Но резерв площади имелся – две скульптуры перед входом. Очевидно, какой-то из них придется пожертвовать. Но ни одна сторона не хотела уступать. Коровец не позволял трогать старомодную глыбу – мальчика и старика-производственника с молотком. Но этот монумент не представлял художественной ценности и в новых реалиях смотрелся фальшиво. С учетом того, что наша галерея выставляла современные работы, – авангардное сооружение из стульев перед входом в галерею было куда уместнее. Однако еще до того, как возник вопрос с гаражом, нормалисты пошли в атаку на наши «Стулья». Их сторонники постоянно приклеивали к нашей композиции бумажки с непристойными надписями, что особенно расстраивало Ренату. А самые экстремально настроенные личности даже грозились поджечь наше сооружение. Но привести угрозу в исполнение все же не решались, пока их предводитель не дал отмашку на исполнение. Коровец, однако, на такой самосуд над скульптурой не решался. Он помнил, кто хозяин в доме. Командир нормалистов балансировал на тонкой грани между хамством и мнимым подобострастием.

Да, композиция из стульев требовала осмысленного, подготовленного взгляда. Рената привела сравнение с классической музыкой, слушать которую тоже способны не все. Это сравнение выглядело комичным. Гармония звуков и дисгармония старых стульев – между ними, казалось, непреодолимая пропасть. Но Рената утверждал», что это, по сути, одно и то же. Мол, противоположности сходятся, и она постарается доказать это. Как?

Она обещала показать мне в ближайшее время проект новой скульптуры, который удовлетворит всех. И основная ее просьба лишь в том, чтобы отвоевать место на площадке перед домом: новому творению Ренаты требовалось единоличное пространство. Главная цель – настоять, чтобы убрали допотопную скульптуру нормалисты. Свои «Стулья» мы были готовы перенести в другое место, под крышу. Не полагаясь на свои бойцовские качества, я попросила в шестнадцать часов отправиться на переговоры Гальчика.

Гальчик перестала плакать и настроилась для исполнения нового задания. Мы обговорили основные позиции нашей стороны. Потом она сбегала в магазин за пирожными, и мы устроили с ней замечательный чайный пир. Наше примирение состоялось!

Моя старинная подруга Татьяна настояла-таки на своем мероприятии – посещении могилы Ксении. Выбрав один из погожих сентябрьских дней, мы отправились на кладбище. Время рабочее, так что посетителей в часовне у могилы немного – ни студентов, ни служащих. В большинстве своем старухи, на удивление похожие друг на друга, в тесноватых пальто четвертьвековой давности и однообразно скучных вязаных беретах. Потому-то мы с Татьяной сразу обратили внимание на элегантную пару: мужчину и женщину явно молодого возраста. Однако Татьяна тотчас начала отбивать поклоны перед иконой, неистово что-то шепча. Я же засмотрелась на пару. Женщина с непокрытой ярко-сиреневой головой, что при нахождении в часовенке считалось преступлением (даже я накинула на голову легкий шарфик), и очень эффектно одетая, задумчиво смотрела на горящую лампадку. Мужчина выглядел праздным зрителем. Неброского фасона пальто, ладно сидящее на нем, а главное, какой-то нездешний любознательный взгляд выдавали в нем чужестранца. Он крутил головой, разглядывая иконы, но женщина с сиреневыми волосами несмело, почти без размаха, перекрестилась, потупя взор. Возможно, она тоже впервые обращалась к блаженной Ксении. Затем женщина повернулась к выходу, и я узнала ее: Вероника! Да, нынешняя жена Игоря собственной персоной. Ее спутник был мне незнаком.

– Вероника! – воскликнула я от неожиданности. Я не видела ее лет семь, но она изменилась мало. Все так же хороша, так же ухоженна и экстравагантно одета.

Спутник ее растерянно улыбнулся и вышел на улицу, обойдя нас. Мы подались следом. Вероника тоже улыбалась мне, но чувствовалась в этой улыбке какая-то натянутость. Она явно не ожидала встретить здесь знакомых.