Поцелуев мост - Галина Врублевская

Прошла неделя. Зрение к Ренате не возвращалось. Шиманский, уже дважды ее навестивший, докладывал, что дела у художницы совсем плохи. Однако в подробности не вдавался. Я беспокоилась за свою сотрудницу, с которой мы подружились за эти месяцы. Но дела не давали мне возможности вырваться из галереи навестить ее.

Но тут подвернулся удобный случай. Я увидела во дворе Матвея, совершающего парковочные маневры на микроавтобусе. Оказывается, при случае он мог работать и за шофера. Поистине универсальный работник! После инцидента со скульптурой Ренаты во мне засела стойкая неприязнь к нормалистам, краем коснувшаяся и Матвея. Я едва отвечала на его приветствия. Но теперь, спустя несколько дней, я остыла, опомнилась. Он-то ни при чем и даже пытался предотвратить варварство! Я почувствовала неловкость за то, что в тот злополучный день так грубо обошлась с Матвеем. Когда микроавтобус перестал урчать и замер, я подошла к Матвею и спросила, не отвезет ли он меня в воскресенье в Шувалове на моей машине. Находиться за рулем несколько часов подряд в моем нынешнем взвинченном состоянии я не решилась. Микро-чип в моем затылке был безотказен, только когда я находилась в душевном равновесии. И просить Гальчика тоже почему-то не хотелось.

Матвей без раздумий согласился.

В воскресенье в семь утра я вышла на свой балкон: оценить погоду, решить, что надеть. Клубы горьковатого дыма уже струились из окна снизу. Но сам курильщик был от меня закрыт плитой моего балкона.

– Матвей, вы уже встали?

– Да, Елена Павловна.

Мы впервые переговаривались с соседом через улицу (если не считать моего первого внушения ему по поводу громкой музыки). И эта вольность придавала нашему разговору непринужденность.

– Через полчаса выходим?

– Как скажете, Елена Павловна.

– Сегодня отличная погода. В октябре редко такая бывает.

– Да.

Мы встретились у подъезда и вместе прошли до платной стоянки, где ночевала моя машина. Матвей сел за руль, я – рядом. Он плавно тронул машину с места, выехал на Поцелуев мост, здесь постоял у светофора. Дальше мы ехали почти без задержек. Матвей оказался уравновешенным водителем: не лихачил, вел машину размеренно, без рывков и обгонов, но ехали мы быстро. Я смотрела на его руки, уверенно лежащие на баранке: тонкие, ровные пальцы, безукоризненно ухоженные ногти, достаточно гладкая кожа – они совсем не походили на руки человека, занимающегося физическим трудом.

– У вас пальцы музыканта! – Невольно мое восхищение прорвалось наружу. – Редкие мужчины имеют такие ухоженные руки.

– Видимо, мне больше не за кем ухаживать, вот и холю свои руки.

Он живет один? Машина плавно скользила по мостовой – хорошо быть беспечным пассажиром! Я расслабленно вытянула ноги, искоса взглянула на Матвея и снова, как однажды в галерее, почувствовала себя женщиной. Вспомнилась английская поговорка: «Птицы в животе запорхали!» Вообще-то я стала забывать язык, на котором говорила несколько лет.

– Что-то не так, Елена Павловна? – Матвей заметил мой пристальный взгляд или почувствовал мое состояние.

– Давайте без отчества. А то как-то неудобно, я вас просто Матвеем зову, а вы ко мне – Павловна. Как-никак мы почти ровесники.

– Возраст здесь ни при чем. Положение нас разводит. Вы – директор, а я – работник по найму.

– Но я же не ваша начальница. Считайте, что мы просто соседи по дому.

– Соседи? Ну, разве что так. Коль вы сами предлагаете упростить обращение, я не против. Не люблю панибратства, но и витийствовать с поклонами не считаю нужным.

В воскресное утро машин на улицах почти не было, и мы ехали по набережным и проспектам практически без остановок. Моя заграничная «пташка» легко, без натуги неслась над асфальтом. Если бы я время от времени не задавала Матвею вопросов, он бы не проронил ни слова. Но я хотела отвлечься от тревожных мыслей о Ренате и потому сама подбрасывала дров в топку разговора.

– Матвей, почему вы сказали, что вам не о ком заботиться? Как-то это странно звучит для мужчины вашего возраста.

– Я живу один.

– А вы давно с нормалистами?

– Давайте уточним. Я не с нормалистами. Я работник у нормалистов. Чувствуете разницу?

– Разве вы не разделяете их взгляды? А форма, галстук с самоварчиком?

– Форма – требование директора. Остальное меня не касается. Разделять их первобытные взгляды? Мне такое и в голову не могло прийти. Я вообще не привык разделять чьи-то взгляды, оттого и не преуспел в жизни. Социальный невидимка! А устроился я к ним, чтобы зиму перекантоваться. К лету все равно уволюсь. Я, можно сказать, сезонный работник. Моя главная работа на лето выпадает.

Меня вновь поразило несовпадение его положения и манер: ухоженные руки, интеллектуальные манеры. «Социальный невидимка»! Наверняка из книг выкопал словечко.

– Вы летом шабашите?

– Можно и так сказать. – Он почему-то усмехнулся.

– Но все-таки, что вы думаете о нормалистах? Каким идеям они служат, что за люди к ним ходят?

– Обычные люди, понятные идеи. Женщина должна рожать, мужчина – зарабатывать деньги, дети – ходить в школу и слушаться родителей.

– Это же очевидные истины. Но в жизни, кроме материальных, осязаемых ценностей, есть и духовные.

– В духовные дебри я бы не стал сейчас углубляться, боюсь, мы не поймем друг друга, уважаемая Елена. Еще поссоримся невзначай.

– Кстати, Матвей, извините, что я тогда на вас накричала, ну, когда нашу скульптуру рушили. Вы у вахтера кувалду отняли, а я, вместо благодарности…

– Ничего, Елена. Я понимаю, бояре дерутся – у холопов чубы трещат.

– Ну какой же вы холоп, Матвей. Не надо так принижать себя.

– Я вполне адекватно оцениваю собственную персону, Леночка. Приниженность мне не свойственна, как и самовозвеличивание. Я лишь сказал о том месте, какое занимаю в нашей иерархии.

– Для меня не важно, какую должность занимает человек. Важно, насколько он уважает себя и окружающих.

Матвей усмехнулся:

– Хорошо, если вы действительно так думаете. Тогда мы найдем общий язык. Вообще-то, Елена, вы мало похожи на предпринимательницу. Я вижу, как вы бьетесь. Понимаю, что для вас галерея – не коммерция, а попытка благотворительности. Хотя, предупреждаю, жизнь у вас будет нелегкая. Благотворителям не верят, полагают, что за их помощью прячется корысть.

Я смутилась от его слов. Кажется, это первый человек, который заметил мои усилия и мои трудности.

– Да, Матвей. Мне хочется столько всего сделать, столько успеть! Жаль, не все получается. Мечтаю показать людям разные стороны искусства, разные направления. И знаете, у нас есть кружок для детей. Дети лучше всего красоту впитывают. У них еще схемами и догмами глаза не замылило. И все бы хорошо, но они меня совершенно не слушаются. Вертятся, болтают на занятии.