Антисоветчина, или Оборотни в Кремле - Валерий Шамбаров

Теоретики «красного террора» – Троцкий, Лацис и т. д. провозглашали, что он направлен против «эксплуататорских классов», «буржуазии». Однако никакой настоящей буржуазии в России уже не осталось! Крупные предприниматели, банкиры, промышленники, между прочим, не очень-то пострадали от революции. Большинство из них еще в 1917 г., когда стало ясно, что Временное правительство шатается, позаботилось перевести свои капиталы в заграничные банки и выехать за рубеж. Многие эмигрировали сразу после Октября через Финляндию. Уезжали в течение 1918 г. через оккупированную немцами Украину. Но террор носил вовсе не хаотичный, а очень даже определенный характер.

В первую очередь он ударил по Православию. Под разными предлогами арестовывались и отправлялись на убой епископы, священники, диаконы, монахи и монахини. А под маркой «буржуев» карательные органы принялись густо выкашивать русскую интеллигенцию. Хотя она-то противницей революции отнюдь не была. Напротив, к 1917 г. она составляла чуть ли не самую «революционную» часть народа, целиком проникшись идеями либерализма, социализма, атеизма, «свободы-равенства-братства»… Иррационально? Нет, с точки зрения организаторов и заказчиков террора как раз это было вполне «рационально».

Потому что, по планам «мировой закулисы», требовалось уничтожить не только Россию, но и русский народ. Изменить его, переделать, денационализировать. А интеллигенция, несмотря на свои политические взгляды, оставалась носительницей культурных традиций, накопленного за века интеллектуального багажа. Вот и истребляли ее, «расчищая» место для совсем иной культуры, морали, традиций. У крестьян, рабочих уничтожению подлежала активная часть. Те, кто способен сопротивляться, окажется непокорным, не примет безропотно навязанную ему новую систему «ценностей». А вот казачество было решено уничтожить полностью. Тоже, конечно же, не случайно. Пояс казачьих областей по границам скреплял Россию, препятствовал ее распаду. Казаки всегда были патриотами – даже те, кто принял сторону красных. Они бережно и консервативно поддерживали свой уклад, традиции, «переделать» их было трудновато. Наконец, они всегда называли себя «воинами Христовыми». Вывод – их следовало просто физически истребить. Директивой Оргбюро ЦК за подписью Свердлова от 19 января 1919 г. открылась кампания геноцида казачества. Волны смерти и ужаса прокатились по Дону, Тереку, Уралу, Оренбуржью, Астраханскому краю…

Правда, жизнь Свердлова оборвалась. Возвращаясь с Украины, он был избит доведенными до голода железнодорожниками Орла, и 16 марта его не стало. Казалось, что и политика, внедрявшаяся через него, стала меняться. Уже в день смерти Якова Михайловича ЦК отменил антиказачью директиву. На VIII съезде партии многие делегаты высказывали возмущение зверствами террора, было также принято постановление о смягчении политики по отношению к крестьянству. Звучало и много резкой критики в адрес Троцкого, его методов руководства армией. В результате после съезда были назначены проверки, и вышло постановление ЦК о ставке Красной армии, где положение признавалось неудовлетворительным. Ленин писал: «Большинство Цека пришло к убеждению, что ставка «вертеп», что в ставке неладно…»[96]

И… ровным счетом ничего не изменилось! Откуда еще раз можно понять, насколько сильные позиции имели агенты «мировой закулисы» в советском руководстве. Не стало одного – остались другие. Покрывали и поддерживали друг друга. А любые решения, идущие вразрез с линией теневых сил, блокировались и спускались на тормозах. ЦК признал ставку Троцкого «вертепом» – но Лев Давидович при этом не только сохранил командование вооруженными силами, а еще больше возвысился. После гибели Свердлова он выдвинулся на роль «вождя номер два». И кадры, отобранные и выпестованные Яковом Михайловичем, как-то автоматически, «по наследству», перешли в группировку троцкистов, усиливая ее – Петровский, Петерс, Аванесов, Лацис, Теодорович, Войков, Белобородов, Голощекин, Кингисепп, Стучка, Бела Кун, Уншлихт, Бокий, Крыленко, Сосновский, Кедров, Сафаров, Ягода и др.

Директиву Свердлова об уничтожении казаков была отменена – а геноцид все равно продолжился, теперь под предлогом подавления казачьих восстаний. VIII съезд партии принял постановление о «союзе» со средним крестьянством, Калинин, ставший вместо Свердлова председателем ВЦИК, давал указания не видеть в крестьянах врагов, налаживать дружные и взаимовыгодные отношения города и деревни. Куда там! На селе по-прежнему бесчинствовали продотряды. По-прежнему выбивали продразверстку насилиями, порками, расстрелами.

А борьбу против Православия никто и не думал сдерживать. Наоборот, она наращивалась. 1 мая 1919 г. за подписью Ленина вышло постановление правительства № 13666-2 «О борьбе с попами и религией»[56, 161]. Уж конечно, сотрудники аппарата Совнаркома, регистрировавшие постановление, не случайно дали ему такой номер. И день был выбран, понятное дело, не случайный – все тот же праздник иллюминатов, черный магический день. Последователей оккультных учений в советском руководстве хватало и без Свердлова.

И Россия превращалась в царство смерти. В каждом городе и городишке функционировало, по крайней мере, одно, а то и несколько карательных учреждений, и они не «простаивали». А в дополнение к ним колесили разъездные карательные поезда, экспедиции, трибуналы, оставляя за собой массы трупов. Но жертвами «красного террора» становились не только те, кого убивали. Жертвами становились и те, кого привлекали к убийствам. А привлечь, повязать кровью старались как можно больше соучастников. Постановление о «красном терроре» требовало личного присутствия при расстрелах партийных, советских работников, чекистского руководства. Для акций против крестьян проводили мобилизации партячеек.

Солдат и матросов направляли для массовых казней, соблазняя возможностью поживиться имуществом жертв, спиртом, кокаином. Или возможностью позабавиться перед казнью с приговоренными женщинами. Кого-то ставили перед выбором – расстреливай или сам пойдешь «в расход». Правда, это удавалось не всегда. Свидетельства очевидцев, доклады белой разведки показывают, что красноармейцы часто отказывались участвовать в экзекуциях[88]. Что ж, в таких случаях идеальными карателями были наемники – латыши, эстонцы, китайцы. Но ведь сколько было и согласившихся! Преступил «порог крови», и начиналась новая, совсем другая жизнь, жизнь убийцы… Что ж, это тоже было важной целью. Заставить людей погубить свои души, сломать их мораль – и заменить другой.

В системе смерти, раскинувшей сети по всей стране, получали преимущества садисты, маньяки, извращенцы. Они выдвигались своими «талантами», получали полную власть над людьми и возможность предаваться самым чудовищным фантазиям и наклонностям. И опять, конечно же, совсем не случайно среди палачей обнаруживаются последователи темных магических учений. И практиковались вещи, очень уж смахивающие на сатанинские ритуалы. Так, ставленник Свердлова оккультист Бокий, по свидетельству чекиста Агабекова, ввел в обиход палачей обычай пить человеческую кровь[2]. Этот обряд получил довольно широкое распространение, он был зафиксирован в Туркестане, Москве, Харькове[15, 105].

Священников часто убивали с особой жестокостью, придумывали для них самые изощренные способы расправы. Зарывали заживо, сжигали, сажали на кол. Многократно отмечены случаи, когда православным приговоренным выжигали или вырезали кресты на груди, на лбу. Известны и случаи распятия людей. Исследователи-современники сообщали, что типичные ритуальные убийства осуществляли «знаменитые» в те годы палачи Роза Шварц, «товарищ Вера», Дора Любарская, Кедров, Ревекка Майзель и др.[58].

А к концу 1919 г. сама процедура казней была унифицирована, по всей стране утвердился единобразный ритуал умерщвления. Приговоренных разбивали на партии, раздевали донага и убивали выстрелами в затылок. Для этого оборудовались специальные помещения с пулеулавливателями, электрическим освещением, канавками и проточной водой для смыва крови. Обреченных независимо от пола и возраста – мужчин, женщин, подростков, стариков, заводили в «предбанник», приказывая снимать все до нитки, отсчитывали по несколько человек, запуская в расстрельное помещение. И дежурная смена палачей делала свое дело. А следом уже шли другие вереницы голых людей, и их кровь лилась на «алтарь революции». Уничтожали одну партию, приводили новую. «Работа» шла непрерывно, каждую ночь – или несколько ночей в неделю, и функционировали настоящие конвейеры смерти.

Террор провозглашался «вынужденной» мерой самозащиты республики, однако такая мотивировка не выдерживает ни малейшей критики. Потому что по мере побед Красной армии истребление людей не только не сокращалось, а набирало все большие обороты. Шли зачистки в каждом «освобожденном» городе, каждой «освобожденной» области. Жуткую «славу» стяжали «чрезвычайки» Архангельска, Киева, Одессы, Омска, Ростова, Екатеринодара. И все это затмили зверства в Крыму. Причем эти зверства тоже напоминали некую чудовищную языческую гекатомбу.