Крестовый поход в лабиринт - Валентина Андреева

– Фи-ига себе!

– Да не фига! Здесь, между прочим, есть и мебельный отдел. Неплохо бы развалиться на какой-нибудь кровати. В порядке апробации. Хоть на пять минут. Ты бы отказалась?

2

Мы сидели за столиком маленького кафе, и подруга с удовольствием уминала пирожные, которое я заказала лично для себя. Помнится, она от них отказалась.

Наташка, игнорируя ложечку, взяла последнее пирожное в руки, раздумывая, с какого края к нему приступить. Я проводила его тоскливым взглядом и не выдержала:

– Тебе не следовало меня обманывать. Причем с самого начала. Это…

– Хочешь половинку? – заискивающе поинтересовалась Наташка.

– Зубы не заговаривай.

– Значит, не хочешь… Ир, я была уверена, что ты сама обо всем догадаешься. Понимаешь, ну не могла я выложить тебе всю правду. Слово дала. Честное.

– У нас когда-нибудь были тайны друг от друга? Или я перестала заслуживать доверие?

– Ир, ну это была не моя тайна. В таких случаях лучше молчать.

– Лучше. Если бы я ее случайно уже не разгадала. С чего бы тебе так спешно увольняться с работы? Только с того, что ты чего-то испугалась. Можешь не отвечать – калориями подавишься. Только увольнение тебя не спасет. Ты видела мертвого незнакомца раньше, когда он еще был вполне живым! У своей Светланы Владимировны…

Наташка все-таки подавилась. Только не пирожным, а кофе. Я не на шутку перепугалась. В основном за ее голубую кофточку. И если подруга быстро оклемалась, то кофточка – нет. Кофейные пятна на безмятежно-голубом фоне смотрелись вызывающе порочно. В глазах Наташки светилась укоризна. Вещичка-то здесь ни при чем. Мимолетный взгляд разведчицы, брошенный подругой по сторонам, был лишним. Мы заседали почти в гордом одиночестве. Уборщице, возившей в отдалении современной шваброй, хватало своих проблем – да хотя бы с необходимостью постоянной перерегистрации как гостье из солнечной Средней Азии.

– Это кошмар! – плаксиво пожаловалась Наташка. – Ей-богу, не ведала, куда меня заведет моя доброта. Ладно, я долго продержалась. Так и быть, будешь соучастницей. Больная Осипова Светлана Владимировна скоропостижно скончалась в ночь с воскресенья на понедельник. То есть минувшей ночью. Так что данное мною честное слово умерло вместе с ней.

– То есть как это «скончалась»? – У меня разом пересохло во рту, словно не Наталья, а я сама смела три пирожных подряд, ничем не запивая.

– Не задавай глупых вопросов. Причина будет известна только после вскрытия, предварительное заключение – острая сердечная недостаточность. Но ведь я сама в пятницу делала ей ЭКГ! Конечно, я не врач, но за столько лет уже освоила картину всех серьезных отклонений от нормы. Знаю, с какими результатами надо немедленно нестись к кардиологу. Так вот, никаких значимых нарушений сердечной деятельности у нее не было! Просто небольшие возрастные изменения. Да она и не выглядела на свои семьдесят шесть… Я тебе не совсем соврала, что последний раз виделась с ней только утром пятницы. Сегодня утром – тоже. В морге… Ты знаешь, как я боюсь покойников, но тут просто не могла поверить… Если и она, в свою очередь, меня видела, то только взглядом со стороны, то есть потусторонним.

Наташка умолкла и с тревогой посмотрела на входную дверь. Там стояла молодая пара, мучимая вопросом входить или не входить. Не вошли. Отойдя в сторонку, принялись выяснять отношения. Наташка посмотрела на них с осуждением, выдавила из себя что-то похожее на «только панику рассеивают» и продолжила:

– Понимаешь, в пятницу, еще в самой первой половине дня, Светлана Владимировна просила меня заехать к ней домой и в понедельник кое-что привезти. Ну, ты знаешь. А позднее как-то странно обмолвилась, что вещи ей могут и не пригодиться. Мало ли, мол, все может случиться. Как будто предчувствовала…

– Ну что ж тут странного? Пожилой человек, исход операции предугадать трудно.

– Ты не дослушала! Она просила меня об этом утром, а почти в конце рабочего дня специально спустилась в наш кабинет, чтобы сказать: если вещи ей не потребуются, их никому не передавать! Положить в пакетик и вынести в мусорный ящик, а лучше всего сжечь. Все, кроме книги и иконки. Я тебе не сказала, по просьбе Светланы Владимировны я взяла для нее еще иконку – образок Божьей Матери. Маленькую такую. В маленьком черненьком мешочке со шнурочком. Она за нее особенно переживала. Это у нее память о родителях.

Наташка полезла в сумку и вытянула упакованный в целлофановый пакетик мешочек. Полностью вытаскивать из него иконку не стала, тут же убрала назад и снова окинула взглядом помещение, особо отметив вход в кафе. Только сейчас я поняла, что она даже место себе выбрала специально – села так, чтобы входная дверь была на виду.

– А почему Светлана Владимировна не озадачила своим поручением хотя бы внука? Ты меня в пятницу обманула, сказав, что у нее совсем нет родственников.

– Так получилось. – Наташка пригорюнилась. – Она мне честно призналась: у нее есть невестка и внук, только отношения с ними с самого начала не сложились. А после смерти сына они вообще стали чужими людьми. Сказала, не стоит говорить им о ее просьбе и быстро перевела разговор на другую тему: в прикроватной тумбочке лежит записка с указанием телефона человека, который является ее душеприказчиком. Если что, с ним надо просто связаться. По этому поводу она уже переговорила с лечащим врачом. Беспокоило ее только одно, чтобы иконка после смерти осталась при ней. Иконка старинная, в свое время ею маленькую Светочку благословили родители. Это семейная реликвия, самая ценная вещь в ее жизни. Надо затарить образок в стеклянную баночку, закрыть полиэтиленовой крышечкой, положить в пакетик и… прикопать к ней в могилку. Сразу после сорокового дня. Ир, ну ты представляешь, что со мной было, когда я это услышала? Все, связанное с вечным покоем, напрочь лишает меня покоя в реальной жизни. Я так замахала руками и замычала, что бедная Светлана Владимировна сразу же уточнила – совсем необязательно закапывать пакетик с баночкой мне самой, можно поручить кому-нибудь из кладбищенских работяг. Главное, чтобы под присмотром. Я, не долго думая, попросила ее обратиться к душеприказчику, а она взяла да заплакала. Тихо так… Ну представь себе, стоит перед тобой такая маленькая, худенькая и молча вытирает ладонями слезы… Короче, я и сама заревела и не велела ей беспокоиться. Если надо, и слона прикопаю, только уверена, что все у нее обойдется. Сама знаешь, я редко ошибаюсь. Она прямо повеселела. И все пыталась мне деньги впихнуть. Как выяснилось, услугу, которую я должна была оказать, совмещенную с обетом моего молчания по этому поводу, Светлана Владимировна дорого оценила. Солидная пачка купюр в иностранной валюте. Ты ж понимаешь, я не могла взять эти деньги. Уж лучше бы взяла да отдала Ромику, они все равно потом из ее тумбочки пропали.

Наташка смолкла и завозилась на стуле. Я выжидательно тарабанила пальцами по столу. Весьма нервно – подозревала, что худшее впереди. Жаль, что нельзя повернуть время вспять. Я бы в пятницу непременно уехала на дачу электричкой. С другой стороны, это не помогло бы Наташке. Значит, судьба…

– Судьба, значит! – заявила я вслух. И чтобы разом прекратить мучительную недосказанность, спросила: – Этот покойник, обнаруженный в доме Сафонтьевых… Ты его как-то странно испугалась. Он в пятницу приходил к Светлане Владимировне в больницу?

– Сейчас я в этом уверена. – Наташка вздохнула. – Конечно, покойника под лестницей не особо разглядывала, но это наверняка тот самый посетитель, который был в клинике. Только тогда он выглядел гораздо лучше, может, потому, что был живой? Я в тот момент и не подозревала, что он тоже на ладан дышит. Ты знаешь, кабинет ЭКГ на первом этаже, раздевалка прямо по коридору и направо. Обычно я ухожу домой через дверь черного хода, чтобы не трепать обувь по лишним метрам, а тут меня понесло общим путем. Потенциальный кандидат на тот свет пререкался с гардеробщицей, задерживая очередь. На ветровке в принципе не была предусмотрена вешалка, но гардеробщица отказывалась принимать шмотку. У нас каждый представитель младшего медицинского персонала мнит себя на своем участке о-очень Великим магистром! Я посоветовала мужику свернуть вещичку и сунуть в пакет с передачей. Он плохо соображал, о чем я ему откровенно сказала. И продемонстрировала воплощение рекомендации на практике. Его серо-голубая куртка… У меня глаз наметанный, теперь до конца жизни будет сниться. В ответ он мне загнул такое… Да еще с мерзкой улыбочкой. Никак не вспомню это слово, но что-то фривольное. Козел, прости мя, господи! Я так прямо ему и заявила. Ты знаешь, по-моему, он даже обрадовался. Ир, может, это слово уже считается комплиментом? Или до него просто сразу не дошел смысл? А когда дошел, мужик взял да и помер с расстройства. Мне в отместку.

– Да подожди ты с самобичеванием! Как тебе удалось узнать, кого именно он в пятницу навещал в клинике? Ты разговаривала с врачом?