Последние дни Константинополя. Ромеи и турки - Светлана Сергеевна Лыжина

Джустиниани всё же забеспокоился и сказал, что надо немедленно восстанавливать преграду из мешков, однако малые турецкие пушки продолжали стрелять на редкость метко - начать работу не представлялось возможным. Пришлось ждать, и ожидание было тревожным, ведь в гонке между разрушителями и строителями первые опять вырвались вперёд. Пусть преимущество врагов казалось временным и могло быть сведено на "нет" следующей же ночью, ночь ещё не наступила, и враги пока побеждали.

- Надо прикатить сюда наши пушки и поставить около бреши, - сказал Джустиниани. - Если турки прекратят обстрел и ринутся на штурм, мы сами выстрелим по ним.

Начальник генуэзцев всё больше укреплялся в мысли, что турки предпримут ночную атаку, поэтому отправил Тодориса в ставку василевса, располагавшуюся в долине реки Ликос. Вместе с василевсом там устроили лагерь две тысячи человек отборного войска, сберегаемого на особый случай.

- Попроси, чтобы василевс дал нам людей в помощь, - сказал Джустиниани. - Особый случай наступил, - но Тодорис не без робости отправился выполнять данное поручение, потому что предпочёл бы сначала известить отца.

Увы, добираться до него - на юго-западный угол оборонительных укреплений - не было времени, поэтому оставалось надеяться, что в ставке найдётся родственник или знакомый достаточно высокого ранга, чтобы передать василевсу просьбу, которую сам Тодорис передать не решался.

Поднявшись на Большую стену, связной добрался до лагеря генуэзцев, устроенного возле Пятых военных ворот, быстро поседлал свою лошадь, которая мирно паслась там, а затем, следуя вдоль берега Ликоса через поля, пастбища и мелкие овраги по заросшим двухколейным дорогам, так же быстро добрался до ставки.

События и дальше складывались благоприятно, ведь неподалёку от шатра василевса нашёлся дядя Тодориса, Иоанн Кантакузин, который и передал просьбу, подкрепив её своим авторитетом, так что в итоге Тодорис с радостью сообщил Джустиниани, что к ним идёт военачальник из славного рода Рангаве* со всеми своими людьми. Три сотни опытных воинов, облачённых в чешуйчатый металлический доспех и прекрасно вооружённых.

_____________

* В "Повести о взятии Царьграда" Рангаве упомянут как "стратиг Рахкавей".

_____________

Пока Тодорис отсутствовал, обстрел прекратился, потому что на землю спустилась тьма. Однако защитники Города видели, что в турецком лагере продолжается оживлённое движение даже после наступления темноты. Факелы то и дело перемещались, как будто офицеры, получая приказы от начальников, сновали туда-сюда.

Когда смолк грохот пушек, стали явственно слышны неумолкающий барабанный бой и рёв турецких труб, а также жалобное мычание уставших волов, которых, судя по всему, ещё не выпрягли.

Генуэзцы не придали этому значения: все бросились чинить преграду из мешков, минувшим днём порушенную исполинской турецкой пушкой. Следовало работать, пока можно, а ведь волы своим рёвом будто предупреждали о том, что сейчас случится.

В темноте раздался грохот, как если бы началась сильнейшая гроза, а через мгновение послышался гулкий удар. Тодорис, стоявший на Малой стене вместе с Джустиниани почувствовал: камни под ногами содрогнулись. Юноша даже успел подумать, что это землетрясение, но тут же понял: это исполинская пушка выстрелила в последний раз! И удар пришёлся в Большую стену.

Массивное ядро при столкновении с преградой не раскололось и всей тяжестью грохнулось на землю, породив то самое "землетрясение", а вот стена не выдержала встречи с ядром. Трещины, которые появились днём после предыдущего выстрела той же пушки почти в то же самое место, начали стремительно расширяться. Это стало видно, потому что кто-то из ромеев, дежуривших на башне Большой стены, зажёг огонь, подавая сигнал тревоги. Масло в чане вспыхнуло высоким ярким пламенем, освещая всё, что делается внизу.

- Вот дьявол, - выругался Джустиниани и крикнул своим людям: - Берегись! Бросай работу! Прочь!

Для кого-то было уже поздно. Тех "каменщиков", которых в разгар работы задело летящее гигантское ядро, не могли спасти никакие доспехи. А вот тем, кого не задело, следовало убираться подальше, потому что от верхнего края Большой оборонительной стены уже начали отваливаться камни. Если такой камень упадёт на голову, ничего хорошего не жди, даже если ты в шлеме. А уж когда стена начнёт разваливаться на куски...

В красновато-рыжем свете тревожного огня было видно, как огромный кусок стены, по форме похожий на кривой треугольник, опирающийся на один из своих углов, заваливается и падает на внешнюю сторону укреплений, рассыпается на части, а то и вовсе на отдельные кирпичи. Под ними оказалось погребено и злосчастное ядро. Наверное, было много шума, но Тодорис услышал только непонятный гул. В воздух взвилась туча пыли. И тут со стороны вражеского лагеря раздались торжествующие крики, рёв тысяч людей. И он приближался! Атака, которую Джустиниани ждал уже несколько часов, началась.

Пушки, заранее поставленные у бреши в Малой стене, оказались весьма кстати.

- Пушкари, к бою! Залп! - крикнул предводитель генуэзцев и, отдав приказ, обернулся к Тодорису, вцепился ему в плечи: - Где Рангаве? Поторопи его! И призови сюда всех, кого сможешь. От них зависит судьба Города!

Одну или две пушки прочно завалило после обвала Большой стены и в ближайшее время их стало невозможно ни использовать для стрельбы, ни перемещать. К счастью, остальные не пострадали.

Грянул один, другой, третий, четвёртый пушечный выстрел... В темноте было не видно, насколько сильный ущерб они причинили, но ядра явно попадали в цель, в гущу толпы: рёв нападающих перестал быть дружным, прерывался криками и проклятиями.

- Тащите орудия за Большую стену! Они не должны достаться туркам! - меж тем кричал Джустиниани. - Братья, беритесь за мечи! Выиграем пушкарям немного времени.

Даже Джустиниани не мог предугадать, что события будут развиваться именно так. Никто не ждал, что будет третий удачный выстрел исполинской пушки, которая редко когда попадает в цель больше одного раза в день. Никто не ждал, что этот третий выстрел обрушит Большую стену. Предводитель генуэзцев, прося подкрепления, опасался только того, что турки в ходе ночного штурма захватят Малую стену и начнут ломиться в ворота Большой. Он думал, что именно Большую стену придётся отстаивать, а теперь оказалось, что отстаивать придётся не укрепления, а городские улицы.

Даже турки не были уверены и ждали, а теперь сотни и сотни турецких воинов с боевым кличем бежали к пролому, чтобы проникнуть в Город, уже не защищённый стенами. Несмотря на все усилия пушкарей, до пролома при первой атаке добрались не менее полтысячи человек.

Тодорис, которого поначалу охватило оцепенение, наконец