Сулла - Георгий Гулиа

Сулла замолчал. Он сказал все, что требуется. Что требуется перед битвой. Об остальном позаботятся Фронтан, Руф, начальники когорт. Сейчас остается одно: выслушать прорицателя. Что он там нагадал?

Руф велел позвать Постумия. Это был человек, объехавший полмира. Где он только не бывал! На Британских островах и в Вифинии, на берегах Рейна и в Мавритании, в Афинах и в Фивах. А может быть, даже в самой Индии. Он был довольно дряхл. И это не удивительно: уж слишком много сил уходило на прорицания! Когда он приступает к гаданию, то весь трясется. Глаза его начинают гореть. Пальцы судорожно сжимаются. Лоб покрывается испариной. И так каждый раз, когда его вопрошают о чем-либо. Он читает по внутренностям жертвенного животного только ему одному открытые мысли. Постумий – официальный войсковой прорицатель.

Однако он не ограничивается, подобно некоторым, только животными. Он сверяет добытые таким образом тайные сведения с положением небесных светил. Его гадания значительно отличались от гадания авгуров, этих государственных, архиофициальных гадателей. Ауспиции Постумия крайне сложны. Вероятнее всего, что он вобрал опыт разных стран мира. Вобрав, он научился угадывать волю богов. Его мать была этруской и, в свою очередь, наделила сына многими тайными познаниями своего народа.

Постумия ввели в палатку под руку, словно слепого. Сулла встал и торжественно поклонился ему. Все последовали его примеру. Однако старец не обратил на это ровно никакого внимания. Прошел на середину, как по шаткому настилу, и опустил голову.

Постумий был невысок ростом. Его губы шептали слова некоей магической молитвы, понятной только богам. Он долго стоял в таком положении, и все молчали вокруг. Сулла не спускал с него своих голубых глаз. Упрямые желваки шевелились на щеках полководца.

Наконец Постумий заговорил. Глухим голосом. Голосом подземелий. Голосом скал. Глубинным океаническим голосом. И с первых же слов произвел большое впечатление на всех. Его чистое, холеное лицо хорошо гармонировало с белоснежной тогой. На обнаженных ногах хорошо отшлифованы и отлакированы ногти. Каждый волос его отдавал физической опрятностью человека, большую часть своей жизни проводящего в лучших бальнеумах с отменными парилками…

Постумий сказал:

– О мужи! Дело, которое затеяли вы, есть дело, угодное богам. Великий Юпитер и достославная Беллона внимали моим словам столь благосклонно, что силы мои истощились и я пал наземь. Падая, я заметил знаки великие, знаки богов. О мужи! Благословен ваш поход. Нет силы, нет силы земной, которая способна пересилить вас. Местоположение светил небесных полностью соответствует воле богов, повелевающих всем сущим во вселенной. А вчера на небе я видел молнию, просверкавшую слева направо. Не это ли лучший знак? Идите, о мужи, без страха, вершите дела, достойные вашей доблести, вашей великой силы и настойчивости. Взойдет солнце, и оно убедится в том, что все свершается согласно воле богов, что сбывается предсказанное мною.

И старик рухнул, едва окончив свою краткую речь. Его мигом подняли на руки плечистые центурионы и отнесли в его палатку, которая была рядом с этой, военачальнической.

Торжественность все еще царила здесь. Сулла был потрясен: ауспиция превзошла все тайные ожидания.

Он сказал:

– Вы слышали?

– Да! – был ответ.

– Все?

– Все!

– Мои друзья-соратники! Будьте же достойны этой воли богов, которая священна для каждого. Пусть каждый из вас подаст великий пример служения отечеству, республике, Риму, его народу.

Он стал на колени.

Он наклонился низко-низко.

Он поцеловал эту священную землю Лациума.

Так поступил Сулла.

Великий поход римлян на Рим начался. По воле богов, через бранные труды Луция Корнелия Суллы в шестьсот шестьдесят шестом году от основания Рима.

Часть вторая

В поверженном городе

1

Войско Суллы ворвалось в Рим.

Люций Басил и Гай Муммий со своими воинами удерживали Эсквилинские ворота до тех пор, пока не подоспели Фронтан и Руф с когортами.

И Сулла с отрядом недолго простоял у городских стен: весть о том, что враг уже вступил в северные окраины города, распространилась молниеносно, намного охладив военный пыл даже самых ярых марианцев. Непредубежденный наблюдатель мог сказать, что все идет по плану Суллы.

Весьма возможно, что этому способствовало некоторое благодушие сената, который до последней минуты надеялся на мирный исход. Однако – видят боги! – Марий предупреждал вовремя, он призывал к бдительности. Могут возразить, что это он делал не очень-то энергично. Возможно: семьдесят лет не пятьдесят лет! В его годы сердце не то, не те колени, хотя ум и опытнее во много раз. Война, несомненно, требует ума, но не меньше зависит ее исход и от решимости, от силы полководца, ведущего за собой когорты.

Многие свидетели сходятся на том, что для части марианцев эта атака Суллы явилась неожиданной. То есть о том, что Сулла недвусмысленно грозит Риму, они знали. Но не многие верили в неслыханную дерзость его. «Неужели, – вопрошали сенаторы, – Сулла осмелится брать силою свой собственный город, свою столицу?» Это и породило – но только отчасти – настроение благодушия, о котором говорилось выше.

Хочется напомнить о том влиятельном магистрате, который вдруг заторопился, когда зеленщик и его друзья сообщили ему о вступлении в город сулланских отрядов. А ведь магистрат не был просто рядовым марианцем, ему полагалось быть в курсе событий. Но факт остается фактом: магистрат по имени Целер не знал всей правды о надвигающейся опасности. Это обстоятельство потомки могут оценивать как угодно, но колесо истории уже не повернешь.

Чтобы лучше уяснить себе, что же произошло в Риме в тот злополучный день, хорошо бы на чистом листе бумаги начертить змеевидную полоску Тибра, идущую сверху вниз, то есть с севера на юг. Справа от этой полоски надо поместить Палатинский холм, почтительно окружив его шестью другими холмами (по ходу часовой стрелки); Капитолийским, Квиринальским, Виминальским, Эсквилинским, Целийским и Авентинским. Между Капитолием и излучиной Тибра следует поместить Марсово поле, а на нем – цирк Фламиния, старинное деревянное строение, и храм Беллоны. В небольшой долине между Палатином и Авентином находится Большой цирк, знаменитый на всей Италийской земле. Кстати, здесь, недалеко от цирка, берет свое начало древняя Аппиева дорога, идущая мимо Везувия до самого Брундизия на крайнем юге Апеннин.

Фронтан со своим войском двигался от Виминала к Квириналу. Здесь его осыпали с высоких домов градом камней и стрел. И тем не менее он рвался вперед, имея конечной целью Марсово поле.

Руф не встречал почти никакого сопротивления: перепуганные патриции предпочитали выжить в своих атриумах, нежели подвергнуться смертельной опасности в открытом бою.

Иначе сложилась обстановка в южной части города. Марианцы здесь организовали сопротивление и не сдавались. Это было похоже на схватку отчаявшихся людей, решивших почти наверняка умереть и подороже продать жизнь.

А где же был сам Марий?

Центурион Децим получил под свое начало два манипула отборных солдат. На его долю выпало особое поручение. Надо заметить, что он не подчинялся ни Фронтану, ни Руфу, хотя и действовал по соседству с ними; его отряд двигался прямо к Палатину, но чуть севернее Руфа. Задача Децима была столь же сложна, сколь ответственна: изловить во что бы то ни стало Мария, не допустить, чтобы он сбежал из города. Сулла безгранично доверял своему центуриону. Децим не пожалел бы своей жизни ради победы Суллы.

У Мария не было на Палатине собственного дома – бедность не разрешала ему этого. Но он мог теперь, учитывая свое положение в государстве, поселиться на этом аристократическом холме. Поэтому-то Децим и двинулся на Палатин.

Здесь же, в одном из домов, жил дальний отпрыск рода Юлиев некий Тит. А у Тита была прелестная дочь, которую звали Коринна, – вдова, двадцати двух лет. Как-то встретил Децим Коринну в цирке на гладиаторском представлении. И заговорил с нею. Нахально. Она немного поболтала с ним, но скоро дала понять, чтобы поворачивал оглобли своей телеги в другую сторону. А в какую, спрашивается? Децим еще тогда разузнал, где живет красавица и как ее зовут.

Децим был самолюбив, упрям. Его сплюснутый нос (память об ударе рукоятью меча), низкий лоб, холодные, глубоко сидящие под бровями глаза, рассеченные губы – все это не могло пленять красавиц. Тем больше желал Децим именно ту, которая, как выражаются остийцы, отшила его. Именно Коринна имела неосторожность отвергнуть Децима. И он с горящими глазами и воспаленным лбом искал небольшой, но хорошо построенный дом у подножья Палатина. И при этом он не упускал из виду свою главную задачу: во что бы то ни стало арестовать Мария.

Недолго пришлось искать дом Коринны. Трое рабов, попытавшихся преградить дорогу, были убиты солдатами Децима у ворот.