После империи. Pax Americana – начало конца - Эмманюэль Тодд

Решение о повышении на 15% военных расходов, объявленное Бушем, было принято до событий 11 сентября. К 1999 году американский политический истеблишмент осознал реальную недостаточность своего военного потенциала с точки зрения потребностей экономики имперского типа, то есть экономики зависимой. Проблемы военной безопасности державы, живущей за счет безвозмездного присвоения внешних ресурсов, отличаются от тех же проблем, стоящих перед странами со сбалансированным платежным балансом.

Тем не менее трудно в случае с Соединенными Штатами рассматривать присвоение богатств как взимание дани в традиционном государственном, имперском понимании термина, то есть как осуществляемое непосредственно силой и путем военного принуждения. Только расходы на проживание и питание американских войск, оплачиваемые Японией и Германией, могут квалифицироваться как дань в классическом смысле. Способ, каким Америке удается потреблять без соответствующего возмещения, представляется странным, если не сказать таинственным и опасным.

Америка импортирует и потребляет. Чтобы оплачивать импорт, она взимает денежные знаки со всего мира. Но делается это таким оригинальным способом, которого не было ни при каких империях. Афины взимали «форос» с союзных городов сначала в качестве добровольного взноса, а затем с применением силы. Рим первое время просто грабил сокровища стран средиземноморского мира, а затем выгребал натурой или через денежный налог пшеницу из Сицилии и Египта. Взимание насильственным способом было неразрывно связано с самой природой Рима. Цезарь признавал, что не может покорить Германию, потому что ее неустойчивое сельское хозяйство с переложным земледелием не может прокормить римские легионы. Соединенные Штаты взимают авторитарно лишь небольшую часть необходимых им средств и товаров. Япония и Германия обеспечивают жилье и питание американских войск. Во время войны в Заливе имели место прямые денежные платежи со стороны союзных государств, не участвовавших, в отличие от Великобритании и Франции, непосредственно в военных действиях. Это весьма напоминает афинский «форос». Есть еще экспорт оружия, то есть вполне реального товара, продажа которого приносит деньги, но его стоимость определяется не по теории либеральной экономики и не зависит от покупателей. Торговля оружием в данном случае осуществляется на основе силовых отношений между государствами, свидетельствующих о реальности американского принуждения, в чем недавно убедились, к своему огорчению, представители фирмы «Дассо» в Корее.

Денежные средства, поступающие в Соединенные Штаты от продажи оружия, служат настоящим эквивалентом дани, поступающей по военным и политическим каналам. Но их объем ни в коей мере не позволил бы сохранять нынешний уровень потребления американцев. Классические американофобы резонно отмечают ведущую роль Соединенных Штатов в экспорте оружия: в 1997 году их экспорт достиг 32 млрд. долларов и составил 58% от объема продаж за рубеж оружия всеми странами мира. Такой удельный вес феноменален с военной точки зрения. Но если на эту дату объем экспорта вооружений еще имел какое-то экономическое значение, поскольку внешнеторговый дефицит составлял всего 180 млрд. долларов, то в 2000 году он мало что значил в сравнении с 450-миллиардным дефицитом.

Контроль за некоторыми зонами, производящими нефть, является также важным элементом дани в традиционном смысле. Именно доминирующие политические и экономические позиции американских транснациональных корпораций в нефтяном секторе позволяют им извлекать планетарную ренту. Но и эти доходы не являются сегодня достаточными, чтобы профинансировать американский импорт разнообразных товаров. Тем не менее доминирующая роль нефти в системе взимания дани политическим путем помогает объяснить, почему именно на этом товаре почти маниакально концентрируется внимание американской внешней политики.

Как бы то ни было, большая часть дани взимается Соединенными Штатами без применения политического и военного принуждения, поступает по каналам либеральной экономики стихийно. Американские закупки товаров на мировом рынке нормально оплачиваются. Американские экономические операторы приобретают на открытом, как никогда, валютном рынке иностранную валюту, позволяющую им производить закупки. Для этого они меняют доллары — магическую валюту, стоимость которой не снижалась во время фазы роста внешнеторгового дефицита — по крайней мере до апреля 2002 года. Эта ситуация выглядит столь магической, что некоторые экономисты сделали вывод, что экономическая роль Соединенных Штатов — не производить товары, как другие страны, а производить валюту.

По классической экономической теории, спрос на иностранные денежные знаки, необходимые для приобретения богатств мира, должен был бы повлечь за собой снижение курса доллара, спрос на который — для закупок американских товаров, становящихся все менее конкурентоспособными в масштабах планеты, — должен быть незначительным. Такие явления наблюдались в недавнем прошлом (в 70-х годах, в частности), когда возник внешнеторговый дефицит. В противоположность тому, что думают во Франции некоторые архаичные голлисты, роль доллара в качестве резервной валюты не дает Соединенным Штатам гарантии покупательной способности их валюты независимо от достижений их экономики в области экспорта.

Тем не менее, спустя и четверть века, в начале третьего тысячелетия, несмотря на невиданный в истории внешнеторговый дефицит, отсутствие высокого уровня учетной ставки и относительно более высокий уровень инфляции, чем в Европе и Японии, доллар в течение долгого времени оставался сильной валютой, потому что тогда деньги бежали в Соединенные Штаты. Повсюду предприятия, банки, инвестиционные институты и частные лица стремились покупать доллары, обеспечивая тем самым сохранение его паритета на высоком уровне. Но эти доллары используются не для закупок потребительских товаров, а для прямых капиталовложений в Соединенные Штаты, для приобретения ценных активов: бонусов казначейства, частных облигаций, акций.

Именно движение финансового капитала обеспечивает сбалансированность американского платежного баланса. Из года в год, если упростить до предела рассматриваемый механизм, движение капитала в сторону американского внутреннего пространства позволяет закупать товары, поступающие со всего мира. Если принять во внимание, что большинство закупаемых за рубежом товаров предназначаются для потребления, соответствующего бесконечно возобновляемому краткосрочному спросу, в то время как финансовый капитал, инвестируемый в Соединенных Штатах, по идее должен в основном соответствовать среднеи долгосрочным инвестициям, то следует признать, что есть в этом механизме что-то парадоксальное, если не сказать структурно нестабильное. После многократных заявлений секретаря американского казначейства лондонский журнал «Экономист» остроумно, но с некоторой тревогой окрестил «доктриной О'Нейла» утверждение, что в нашем мире без границ сбалансированность внешних платежей не имеет никакого значения (См.: Les Echos. — 2002. — 11 avr.). Бывший посол Соединенных Штатов в Париже Феликс Роуэйтин выразил четче опасения американских руководителей, возникшие после скандала вокруг «Энрона», по поводу притока иностранных инвестиций, напомнив, что Америка нуждается в ежедневном притоке 1 млрд. долларов финансовых средств, чтобы покрыть свой внешнеторговый дефицит (См.: The Betrayal of Capitalism // New York Rev. of Books. — 2002. — 31 Jan.).

Американское Бюро экономического анализа с явной обеспокоенностью отмечает, что из года в год импорт приходится покрывать за счет притока капитала. Пока существуют национальные валюты, сальдированность платежных балансов должна быть достигнута любым способом. Успокоительная риторика О'Нейла — он ведь исполняет роль транквилизатора для рынков, заявляя, что ему вздумается, — имела бы смысл в подлинно имперском мире, где доллар обладал бы принудительным паритетом и служил бы средством погашения обязательств на территории всей планеты. А наиболее элементарным условием такой ситуации должна быть абсолютная способность обеспечить военное и государственное принуждение, иными словами, веберовская монополия легитимного насилия, осуществляемого Соединенными Штатами в масштабах всей планеты. Похоже, что американская армия, не сумевшая поймать ни муллу Омара, ни бен Ладена, не способна выполнять эту миссию. Традиционные правила остаются в силе: если американцы будут потреблять больше и приток инвестиций прекратится, доллар обрушится. Но, может быть, я являюсь жертвой архаичной концепции о понятиях империи и власти, придавая слишком большое значение политическому и военному принуждению. Может быть, на нынешней стадии глобализированного капитализма приток финансового капитала стал насущной необходимостью, постоянным элементом имперской экономики нового типа. Эту гипотезу следует рассмотреть.