Пламя грядущего - Джей Уильямс

– У меня есть все необходимое, – сказал архангел. Когда они шли обратной дорогой вдоль ручья, Дени сказал:

– Какой странный малый. Но, как вы и говорили, он ужасно мил.

– В Англии полно странных людей, – пробормотал Артур. – В этом и состоит одна из наших привлекательных черт. Но мне действительно нравится Гавриил. Весьма утешительно думать, что в Судный день он будет одним из семи ангелов с трубами, которые возвестят о конце света. Мне кажется, он протрубит неохотно.

Дени рассмеялся.

– Меня заинтересовало предсказание моей судьбы. Его пророчества часто сбываются?

– Не могу сказать определенно. Он очень редко занимается прорицательством. В прошлом году он сказал мне, что мне следует прислушаться к новым песням, которые побудят меня последовать за певцом, но я не… – Он внезапно остановился. – О небеса! – вскричал он. – Конечно. Он имел в виду вас.

– Хм… – Дени потер свой подбородок. – Вполне возможно.

– Итак, как насчет того, что он сказал вам – о поисках того, что вы ищете. Вы действительно ищете что-то особенное?

– Да, – подтвердил Дени и запнулся, растерявшись.

Как он может рассказать о своем желании, столь смутном и сугубо личном? Несмотря на то, что Артур ему очень нравился, поэтом тот не был, и едва ли можно было ожидать, что он поймет, сколь важным представлялся Дени поиск новой формы в поэзии – искания, цель которых изъяснить словами было далеко не просто. Или, иначе говоря, если бы он смог сказать, чего именно хочет, он сумел бы этого достичь. Правда, почти так же сильно он желал и еще одного, что имело словесное выражение. Он промолвил:

– Я ищу место, которое принадлежало бы только мне.

– Землю?

– Да, землю, деньги. Попросту говоря, я хочу разбогатеть. Можно сказать, меня вытолкнули из гнезда. Полагаю, отец достаточно крепок, чтобы прожить еще много лет, и как бы то ни было, после его смерти всего наследства не хватит на четверых. Спокойная жизнь под одной крышей на те средства, что останутся, вполне удовлетворит моих братьев, но я хочу большего. Я всегда хотел большего.

– Большего?

– Больше того, что я имел, больше того, что есть. – Он беспокойно повел плечами. – Хотел по крайней мере иметь свою землю и свой собственный дом, где я мог бы жить, как мне нравится, и тратить свои деньги по собственному усмотрению.

Артур кивнул. В конце концов, подобные вещи он прекрасно понимал. В этом была вся его жизнь: надел земли, дарящей обильные урожаи, тучный скот, работники, безмятежная жизнь, протекающая в надежных стенах родного дома. Он мог бы, подобно Дени, странствовать по свету – такая мысль вовсе не казалась ему невероятной. Час от часу он находил ее все более привлекательной, но он не мог вообразить себя безземельным. Что бы с ним ни случилось, он всегда будет словно привязан невидимыми нитями к этому участку плодородной земли – своему домену[82], еще крепче держали его путы взаимных обязательств, его долг как по отношению к нижестоящим, так и по отношению к своему феодальному сеньору. Он занимал определенное место на иерархической лестнице между теми, на ком она зиждется, и теми, кто стоял на ее вершине. И это не только побуждало смириться с естественным порядком вещей, но и рождало чувство удовлетворения, что все обстоит так, как и должно быть, и что человек, являясь частью этого механизма, всегда знает свое предназначение.

Артур сказал, по обыкновению переходя прямо к сути дела:

– Но это ведь очень просто решается, Дени. Почему бы не взять землю в держание у меня?

Дени с изумлением уставился на него.

– У меня гораздо больше земли, чем нужно, и я не представляю, как ее использовать, – продолжал Артур не совсем правдиво, зато с воодушевлением. – Вы могли бы взять два участка земли, граничащей с поместьем ла Ли, с мельницей и речушкой. В том месте, где когда-то была крепость, которую король Генрих приказал разрушить после беспорядков, случившихся пятнадцать лет назад, остался фундамент. Там мы могли бы построить вам чудесный замок. И для начала у вас были бы доходы от мельницы. Что скажете? Разве это не великолепно? И как землевладелец я буду очень снисходителен.

Дени выдавил улыбку. Он похлопал Артура по руке и сказал:

– Это доставило бы мне огромное удовольствие. Но так не годится, Артур. Я прекрасно знаю, что вы не можете позволить себе передать мне во владение хоть сколько-нибудь вашей земли, у вас ее не так много. И по правде говоря, я хочу иметь больше шестидесяти акров[83]. Я жаден. Я не наделен вашим даром с удовлетворением принимать вещи такими, как они есть. Если мне удастся повидать Ричарда, полагаю, у меня будет с чего начать. Он должен мне кое-что.

Артур, казалось, впал в уныние, но в то же время он почувствовал и некоторое облегчение. В конце концов, выручка от мельницы составляла солидную часть всех его доходов.

– Думаю, я понял, что вы хотите сказать, – промолвил он. – Но мне очень жаль. Я был бы в восторге, если бы вы сделались моим вассалом. Однако, если вы рассчитываете на то, что Ричард заплатит вам деньги, которые должен… что ж, за обедом вчера вечером Роберт сказал сущую правду. Казна почти опустела, и я уверен, что Ричарду придется прибегнуть к крутым мерам, чтобы добыть денег.

– Его долг совсем иного рода, – заметил Дени.

Лес поредел, и, выйдя из-под сени деревьев, они очутились на склоне пологого холма, заросшего папоротником. Там паслись овцы. Чуть далее они миновали длинные, узкие полосы земли, возделанные руками держателей, а за ними довольно скоро показались хозяйственные строения, примыкавшие к замку леди Мод, окруженному частоколом.

Они нашли хозяйку в сыроварне, где она следила за работой. Она вытерла руки полотенцем, которое ей подала одна из служанок, и приветствовала гостей. По английскому обычаю она поцеловала их в щеку, и Дени, задержав ее руку в своей, промолвил:

– Во Франции, леди, целовать в уста считается более учтивым.

– Но мы ныне не во Франции, сэр, – просто ответила она. Тем не менее она не отстранилась, и он легко поцеловал ее, уловив свежий запах молока, исходивший от ее гладкой кожи.

Она велела маленькому пажу сбегать и принести вина и вафель, а сама через внутренний дворик провела их в маленький, приятно затененный сад, заросший травами и полевыми цветами, где вдоль ограды росло около дюжины яблонь. Один большой чурбан служил столом, а вокруг него располагались три простые деревянные скамьи. Все сели, и через пару минут появился паж, спешивший с салфеткой, перекинутой через руку, а с ним еще один мальчишка. Они подали охлажденное вино и обнесли всех блюдом с печеньем, а затем скрылись за самой большой яблоней, откуда потом доносился их шепот и сдавленные смешки, пока они доедали крошки.

– Мы задержались по пути, чтобы навестить архангела, – сказал Дени. – Вы его знаете?

– О да. Он мил, не правда ли? – ответила Мод.

– Я никак не могу выбросить из головы некоторые вещи, о которых он говорил. Интересно, какой ответ вы дадите на его пресловутый вопрос?

– Какой вопрос? – спросила Мод.

– Всеведущ Бог или нет, – сухо пояснил Артур. – Видите ли, Дени, я сомневаюсь, что благородному человеку подобает обременять себя рассуждениями такого рода. В конце концов, посмотрите, что сталось с бедным стариком Гавриилом. Он, между прочим, из хорошей семьи, второй сын эрла[84]. Это можно предположить хотя бы на основании того, что он до сих пор говорит на изысканном французском языке. А закончил он тем, что живет, уподобившись дикому животному, в чаще леса, и все потому, что не сумел взять в толк, что человеку благородного происхождения – неважно, рыцарь он или клирик[85] – надлежит принимать существующий порядок вещей таким, каков он есть.

– Но, кажется, он вполне доволен своей судьбой. Он выглядит вполне счастливым, – заметил Дени.

– Сейчас, в августе, все просто замечательно, – кивнул Артур. – Но вы представляете, каково ему в январе? Конечно, я слежу за тем, чтобы у него были дрова и теплый плащ зимой, но, думаю, преимущества такой жизни весьма сомнительны. В конце концов, благородному человеку следует проявлять некоторое смирение и… такт. А в таких вопросах сквозит высокомерие. Все равно что спрашивать, умеет ли всемогущий Господь предсказывать судьбу. Бог дал нам мир, и мы должны принимать его с благодарностью, а не шарить по всем углам.

Мод промолвила задумчиво:

– Но, Артур, жить в лесу, словно отшельник, – это так романтично. Именно таким образом и поступают всегда рыцари в балладах. Ланселот в красивой истории, сочиненной добрым старым Уолтером Мэпом, скрылся в лесу и жил там, когда Джиневра[86] отвергла его. Ведь он, как и Гавриил, «был дик, точно зверь, и разум покинул его». И Тристан, как говорится в новой песне Элиаса из Боррона, потерял рассудок от любви к Изольде и пустился странствовать.