Разные человечества - Андрей Буровский

Само представление о том, что охота древнего человека была невероятно опасной и трудной, проистекают из двух источников:

1) Кабинетные теоретики не представляют себе реалий охоты. Необходимость идти против крупного зверя для них так страшна, что первобытному человеку приписываются совершенно отсутствующие у него комплексы и страхи.

2) Эволюционная теория представляла человека эпохи плейстоцена очень примитивным существом, охотничья деятельность которого могла быть только коллективной и совершалась с огромными усилиями и потерями.

Карикатура на эректусов, или теория трупоядов

С точки зрения профессора Поршнева, даже ранние представители людей – вовсе не разумные существа. Изготовление орудий и даже сложноорганизованных жилищ признается проявлением «сложного инстинкта» – в конце концов, многие птицы и даже насекомые строят еще более сложные сооружения; животные пользуются орудиями и даже изготавливают их. По Б. Ф. Поршневу, только Homo sapiens может рассматриваться как разумное существо. Неандерталец же охотником он никогда не был, а тем более не охотились ранние формы человека.[61]

По В. Дольнику, первые разумные действия sapiens'а состояли в организации грандиозных загонных охот в конце плейстоцена.[62]

Совершенно независимо от Докучаева, Поршнева и Дольника, эту идею отстаивает и американец Бинфорд.[63] С его легкой руки многие ученые повторяют эту же идею: не мог человек охотиться. Не мог, и все. Пожирал трупы.

«…человек довольствовался остатками трапез хищников, раскалывая кости, содержащие мозг…» и, таким образом, «…древнейшие гоминиды потребляли остатки пищи других животных, не конкурируя в данной экологической нише с другими видами».[64]

В этом месте Бинфорд только повторяет старую идею Б. Ф. Поршнева о раннем человеке как подбирателе падали.

В наше время большинство археологов согласны с тем, что находки останков большого количества слонов в Центральной Испании, на Торральбе и Амброне свидетельствуют об активной охоте на слонов уже в ашельское время, порядка 400–450 тысяч лет назад.[65]

Так «питекантропа» представили в книге самого Дюбуа

Пещерная живопись ничего не говорит о пожирании трупов, но дает много информации об активных охотах с копьями и стрелами. Стрелы торчат в брюхе носорога из пещеры Фон-де-Гом, копье торчит в спине оленя из испанской пещеры, копьями или стрелами пробиты лошади из Ляско, бизоны из Трех Братьев… Примеры можно долго умножать.

Не так часто, но все же встречены наконечники копий в костях или между костями животных: наконечник копья в лопатке бизона в Кокорево, есть копье между ребер мамонта в Луговском и в немецком Лерингене, есть наконечник копья в ребрах медведя в одной из стоянок верхнего палеолита Германии, есть пробитый копьем позвонок осла в Сирии, в слоях стоянки Умм-элл-тель. Есть и много пока не опубликованных данных.

«Все это заставляет нас самым решительным образом отбросить концепцию собирательства и трупожорства, признав ее абсолютно несостоятельной, как с позиций теории культуры, так и, в особенности, – с фактологической точки зрения».[66]

Почему же идея все время ходит кругами?! Да потому, что некоторым ученым почему-то очень не хочется, чтобы наши предки были охотниками. Вероятно, именно поэтому научное сообщество постоянно возвращается к идее, согласно которой в плейстоцене не было охот, а человек только подъедал трупы.

Впрочем, и без трупоядения ославили «питекантропов» основательно. Как их придумали человекозверьми, так их и изображали.

Так «питекантропа» представили на скульптуре В. А. Ватагина в московском Антрополигеском музее

Таким – в школьном советском учебнике

Сравним этих жутких полузверей с милейшими синантропами – порождениями китайской пропаганды! Или сравним «питекантропа» – все же немного человека, и австралопитеков, то есть все же скорее обезьян. Но сравним с их изображениями, выставленными в Кении!

Только изображения автралопитеков сделаны людьми, которые любили свои «объекты» и уважали. Для художников начала XX века даже и «предок-человек» – это здоровенная обезьянища с дубиной в руке. А для художников конца XX века даже и «предок-обезьяна», австралопитеки и хабилисы – скорее такие давно жившие, не очень цивилизованные человечки. Они для скульпторов не злобные и опасные, а интересные, приятные и умные.

Как много зависит от отношения общества! Ведь кости-то одни и те же.

Художественная литература разделалась с «питекантропами» еще круче. Помните жутчайших человеко-обезьян, встреченных экспедицией профессора Челленджера на плато Мепл-Уайта?[67] Их так и называют – «обезьянолюдьми». Такие огромные хищные обезьяны. Их любимое развлечение: швырять с обрыва пленников на острый бамбук и смотреть, как они погибают.

В «Земле Санникова» В. Ф. Обручева[68] обезьянолюди тоже склонны к людоедству и носятся с диким ревом, размахивая дубинами.

Примеров и картин, и текстов можно найти довольно много… А ведь именно такие рисунки и описания поколениями формировали отношение к предкам.

Глава 7. Как удревняли древнейших людей

Всякая истина рождается как ересь и умирает как предрасс удок.

Священное писание на века определило срок существования человечества. В XVII–XVIII веках появились не только хулиганствующие материалисты. Появились ученые священники, и не думавшие отрицать смену фаун в прошлом Земли. Появилась теория катастроф: а что, если Потоп, упоминающийся в Библии, был не единственным?! Если так, то и человечество, к которому мы принадлежим, может быть не первым.

Появились такие понятия, как «преадамиты», то есть люди, созданные до Адама и Евы. И «коадамиты» – люди, созданные параллельно с Адамом и Евой. Первым творцом теории преадамитов был, насколько мне известно, французский протестант, кальвинист Исаак де ла Перейра (1594–1676). В 1655 он анонимно выпустил в Амстердаме книгу «Преадамиты», в которой утверждал: между Адамом и Авраамом прошло слишком мало времени, чтобы могло образоваться множество народов. Поэтому он предположил, что библейский Адам – лишь праотец еврейского народа; родоначальники же других («преадамиты») были созданы отдельно.

Похожие взгляды разделял философ-пантеист Дж. Бруно (1548–1600), в пользу теории преадамитов высказывался И. В. Гете. Даже в конце XIX века американский профессор Александр Уинчел написал еще одну книгу «Преадамиты» (1880).[69]

Великий Жорж Кювье, основатель научной палеонтологии, разработал катастрофизм как особую теорию. Кювье пришел к выводу, что за историю Земли 27 раз кардинально менялись фауны. По его мнению, каждый геологический период имел свою фауну и флору и заканчивался громадным переворотом, катастрофой. В результате таких катастроф планетного масштаба животные и растения погибали если не на всей Земле, то на большей ее части.

Кювье приписывается убеждение, что после каждой катастрофы Господь совершал новый акт Творения. Это – неточность, кочующая из книги в книгу. Кювье исходил из единственного Творения, а его катаклизмы уничтожали жизнь в масштабах континента или меньших. Про глобальные катаклизмы говорили уже его последователи: д’Орбиньи, Агассиц, Букланд.

Однако если мир погибал и возрождался 27 раз, то ему уже точно не 6 тысяч лет! Сам Кювье считал, что миру, с его неповсеместными катастрофами, около 75 тыс. лет.

Великий геолог Чарльз Лайель говорил уже о миллионах лет существования жизни. Часто он называл цифру 800 тысяч лет. Такие сроки существования мира казались невероятными, они пугали сами по себе.

Дарвин откровенно приспосабливался к датировкам Лайеля и утверждал, что человек как биологический вид существует уже полмиллиона лет.

Бешеное сопротивление такой давней дате оказал великий немецкий ученый, Рудольф Вирхов. Да не буду я понят превратно: называя Вирхова великим, я нимало не иронизирую. Великий врач, физиолог и биолог, основатель нескольких направлений в науке, в том числе патологической анатомии.

До сих пор выходит журнал «Архив патологической анатомии, физиологии и клинической медицины», основанный Рудольфом Вирховом в 1847 году. Называют его еще «Вирховским архивом», и это очень, очень престижный журнал. Еще при жизни Вирхов стал членом чуть ли не всех академий и медицинских сообществ всех стран цивилизованного мира.

Не удивительно, что при одном упоминании имени Рудольфа Вирхова лица врачей и биологов приобретают уважительное выражение. Но вот археологу намного труднее отнестись к Вирхову так же хорошо… Потому что Рудольф Вирхов приложил все усилия, чтобы загнобить и уничтожить нарождающуюся археологию палеолита. Для этого неблагородного дела он использовал весь свой громадный и вполне заслуженный авторитет, колоссальный интеллект, энциклопедические знания, гибкий, сильный, изощренный умственный аппарат.