Лестница страха - Михаил Ежов

— Да.

— А сейчас убит отец Севастьян. Разве это не одно и то же имя?

— Да! — прошептал побледневший священник.

— Вам лучше сесть. — Казимов взял его за локоть и усадил на табурет возле двери. — Значит, убийца мог имитировать казнь святого Себастьяна?

Отец Андрей кивнул:

— Безусловно.

— За что того убили?

— За то, что он был христианином.

— И все?

— Когда-то этого было достаточно.

— Послушайте, — заговорил Казимов, садясь напротив священника, — это очень важно. Преступник оставляет послание, которое мы не можем понять. Он убил служителя церкви, сымитировал казнь святого. Наверняка и число девять имеет в его глазах христианское значение. Сосредоточьтесь и постарайтесь понять, что он имел в виду.

— Я сейчас неважно соображаю, — проговорил растерянно отец Андрей.

— Времени мало, — вмешался Смирнов. — Он уже убил трех человек — всего за два дня. Вы должны нам помочь.

— Хорошо, я постараюсь, — сдался священник.

— Думайте, святой отец. Убийца отрезал жертве язык, возможно, это наказание за болтливость. На грудь он поставил чашу с нечистотами. Как это связано с девятью?

— Подождите, дайте подумать! — Отец Андрей обхватил голову руками. — Так-так, значит, язык, чаша с… мерзостями!

— Что?! Поняли?!

— Не знаю. На ум приходит только девятая заповедь.

— Что за заповедь?

— «Не произноси на другого ложного свидетельства». Но отец Севастьян не выступал на суде. Да и вообще не мог ни на кого клеветать, вы же понимаете.

Полицейские переглянулись.

— Зато Растопова и Миронова могли, — пробормотал Смирнов.

— Что? — спросил священник.

— Нет-нет, это я так. А что насчет чаши с фекалиями?

— Чаша мерзостей земных. Символ греховности. Это образ из Апокалипсиса. Ее держит в руке вавилонская блудница, сидящая на звере, который есть Дьявол.

— И какое это может иметь отношение к девятой заповеди? — спросил Смирнов.

Священник развел руками:

— Ну, клевета ведь грех!

— Да, верно.

— Вот только при чем здесь отец Севастьян?

— За что его могли наказать? — спросил Казимов. — Убийца явно карает за что-то, связанное со словами. Может быть, отец Севастьян говорил что-то в проповеди?

— Да вроде нет. Ничего особенного.

— А как насчет исповеди? — вмешался Смирнов. — Мог он нарушить тайну исповеди?

— Ни в коем случае! — воскликнул отец Андрей.

— Уверены?

— Абсолютно!

— А если бы убийца признался ему в своих преступлениях? И сказал, что будет еще убивать?

— Все равно нет.

— Даже чтобы предотвратить чью-то смерть?

— Да, даже так! — Священник насупился.

— Ясно.

— А что насчет кислоты? — поинтересовался Казимов.

— Что? — не понял Смирнов.

— Почему преступник использует соляную кислоту? Наверняка ведь и в этот раз без нее не обошлось.

— Убийца заливает во внутренности жертв соляную кислоту, — пояснил Смирнов отцу Андрею. — Есть у вас мысли по поводу того, почему он предпочитает именно ее? Улавливаете какой-нибудь религиозный смысл?

— Первое, что приходит в голову, — пробормотал священник, — легенда о Лоте. Но не уверен, что это подходит.

— Выкладывайте, святой отец. Нам может пригодиться все что угодно.

— Когда библейский персонаж по имени Лот уходил со своей семьей из Содома, Бог наказал им не оглядываться и не наблюдать за разрушением сего грешного города. Жена же Лота ослушалась и обернулась.

— И что? — нетерпеливо спросил Смирнов.

— Она превратилась в соляной столб, — объяснил Казимов.

— Верно. — Отец Андрей кивнул. — Он до сих пор стоит на берегу Мертвого моря.

— Какое эта легенда может иметь отношение к убийствам? — удивился Смирнов. — Почему именно жена Лота превратилась в столб? Что она сделала не так?

— Да, за что Бог ее наказал? — добавил Казимов. — За любопытство?

— Нет, скорее всего, — возразил священник. — Есть версия, что жена Лота пыталась предать ангелов.

— Каким образом?

— Когда ангелы пришли в дом Лота под видом странников, она стала обходить соседей со словами: «Одолжите соли — у нас гости». Некоторые толкователи полагают, что на самом деле она хотела науськать содомлян на странников.

— То есть совершила грех, связанный с говорением, если можно так выразиться? — уточнил Смирнов.

— В принципе да, — согласился отец Андрей. — В Библии говорится, что предательство — самый страшный грех.

— Из-за Иуды? — спросил Казимов.

— Да, конечно.

— Но легенда о Лоте из Ветхого Завета, а не из Нового.

— Тем не менее жена Лота превратилась в столб.

— Больше ничего насчет соли в голову не приходит? — вмешался Смирнов.

— В Библии довольно много упоминаний о соли. Это и средство очищения, и символ бесплодия. Еще Бог назвал христиан солью земли, потому что без них жизнь была бы пресной. Кроме того, в Ветхом Завете соль предписывается использовать во время жертвоприношений.

Полицейские переглянулись.

— На первый взгляд нам могут подойти только значения очищения и жертвоприношения, — сказал Казимов.

— Если в теле отца Севастьяна найдут кислоту, то да. Если нет, то возможно и значение бесплодия.

— Ну да, другие-то жертвы были женщинами, — согласился Казимов.

— Больше ничем не могу вам помочь? — спросил священник.

— Вроде нет, — отозвался Смирнов. — Но если что…

— Я буду здесь, — кивнул отец Андрей. — Обращайтесь в любое время.

— Спасибо. Будем работать.

Снаружи послышались голоса.

— А вот и наши, — объявил, выглянув, Казимов. — Бригада приехала.

Отец Андрей перекрестился.

— Слава Богу! — почему-то сказал он.

Глава 5

Смирнов крутил в руке карандаш, а Казимов разминал сигарету. Они оставили бригаду в церкви, а сами вернулись в отдел: следователю позвонил Дымин и сказал, что завезет веревки и аудиозаписи допроса детей убитых женщин. Их сделал судебный психолог, присутствовавший при беседе.

— Что ты обо всем этом думаешь? — проговорил Казимов, доставая зажигалку.

— Понятия не имею, — отозвался Смирнов. Он отложил карандаш и уставился на сигарету дознавателя.

— Хочешь? — предложил тот, заметив его взгляд.

— Нет, я бросил.

Казимов прикурил и затянулся.

— Думаешь, эти записи нам помогут?

— Нет, едва ли.

— Я тоже так думаю. Дети не знают, кто убийца, они стали жертвами мистификации.

— Довольно наивной, надо сказать, — заметил Смирнов.

— Почему?

— Кто, кроме ребенка, поверит в сверхъестественного мстителя?

Казимов пожал плечами и выпустил струйку сизого дыма.

В этот момент в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошел Дымин. В руках у него было два пакета.

— Здорово, мужики! — подмигнул он, кладя их на стол. — Вот ваше добро.

Оперативник вытащил бумажный конверт и вытряхнул из него две кассеты.

— Что это за старье? — поморщился Смирнов.

— Им еще пользуются, — ответил Дымин.

— И на чем мы это будем слушать?

— Вот на этом. — Опер достал из кармана маленький кассетный плеер.

— Где ты взял эту рухлядь? — поинтересовался Казимов, затушив сигарету в пепельнице.

— Дома. Специально заскочил.

— А где веревки? — спросил Смирнов.

— Вот. — Дымин придвинул к следователю другой пакет. — Все здесь. Будете слушать кассеты?

Казимов и Смирнов переглянулись.

— Ну давай, чего уж там, — кивнул дознаватель.

— Сейчас включу. — Опер достал из кармана наушники, размотал, вставил в плеер. Затем зарядил в него кассету. — Наслаждайтесь!

Смирнов вставил в ухо один наушник, Казимов — другой. Следователь нажал кнопку Play.

Раздалось тихое шипение, затем что-то щелкнуло. Приглушенное покашливание, шелест бумаги.

— Назови свои имя и фамилию, пожалуйста. — Голос был женский, хорошо поставленный, но слегка сипловатый, будто простуженный. Очевидно, он принадлежал либо женщине-полицейскому, проводившей допрос, либо психологу.

— Виктор Растопов.

— Мы немного поговорим, если ты не против. Я задам тебе ряд вопросов, а ты ответишь, хорошо?

— Ладно.

Голос у мальчика был испуганный, на слезе. Должно быть, его пришлось накачать успокоительными, чтобы провести эту беседу.

— Меня зовут Марина, я лейтенант полиции. — Значит, все-таки дознаватель. — Давай начнем?

— Да. Хорошо.

— Ты учишься в шестом классе?

Пауза.

— Не кивай, отвечай вслух. Иначе ответ не запишется на пленку.

— Ладно.

— Ты учишься в шестом классе?