Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года - Инна Соболева

«Я на всё решусь, чтобы только ещё иметь счастье видеть славу России, и последнюю каплю крови пожертвую её благосостоянию», – говорил князь Багратион. И вся его жизнь, и смерть тоже, были подтверждением искренности этих слов. Он отважно воевал на русско-турецкой войне 1787–1792 годов и в польской кампании 1794 года. Отличился 17 декабря 1788 года при штурме Очакова. В Итальянском и Швейцарском походах Александра Васильевича Суворова в 1799 году Багратион (уже в звании генерала) командовал авангардом союзной армии. Именно тогда проявил он главную свою полководческую особенность: полное хладнокровие в самых трудных, кажущихся безвыходными положениях.

Он был любимцем фельдмаршала. Особое расположение великого полководца, не терпевшего лощёных лицемеров, вызывала прямота бесстрашного грузинского князя. А ещё – его способность совершать невозможное, напоминавшая стареющему полководцу собственную молодость. Потому так часто бросал он Багратиона на самые ответственные участки боя. Он не скрывал восторга перед молодецкой удалью грузинского князя и в свойственной только ему манере лукаво подзадоривал рассказами о подвигах другого доблестного своего любимца, Михаила Милорадовича. Мол, пущай соревнуются! После смерти генералиссимуса именно Багратион и Милорадович, боготворившие своего учителя и командира, да ещё Ермолов не дали армии забыть суворовскую науку побеждать, помогли сохранить высокий боевой дух войск, без которого одолеть Великую армию Наполеона было бы просто невозможно.

Князь Багратион Джордж Доу. «Портрет П. И. Багратиона»

А новые командиры, зная, как использовал незабвенный Суворов талант и отвагу Багратиона, тоже ставили князя Петра то в авангард, то в арьергард, в зависимости от того, наступает армия или отступает, – где жарче, где труднее, где опаснее, туда и посылают Багратиона. Так, в 1805 году он прикрывает отступление Кутузова. Чтобы спасти основные силы русской армии под Шенграбеном, во главе шеститысячного отряда даёт бой тридцатитысячной армии французов, а когда получает известие, что отступавшие уже в безопасности, прорывается через окружение и присоединяется к Кутузову. Да ещё приводит с собой пленных. Под Аустерлицем колонна Багратиона (единственная в союзной армии!) выдержала натиск французов. И – парадокс – за проигранное сражение генерал Багратион получает (заслуженно!) орден Святого Георгия II степени.

Слава его была сравнима разве только со славой Суворова и Кутузова. И всего он добился своей отвагой и талантом. Любопытно дошедшее до нас мнение о Багратионе другого прославленного генерала, Алексея Петровича Ермолова, человека осведомлённого и проницательного: «Князь Багратион… Ума тонкого и гибкого, он сделал при дворе сильные связи. Обязательный и приветливый в обращении, он удерживал равных в хороших отношениях, сохранил расположение прежних приятелей… Подчинённый награждался достойно, почитал за счастие служить с ним, всегда боготворил его. Никто из начальников не давал менее чувствовать власть свою; никогда подчинённый не повиновался с большею приятностию. Обхождение его очаровательное! Нетрудно воспользоваться его доверенностию, но только в делах, мало ему известных…

С самых молодых лет без наставника, совершенно без состояния, князь Багратион не имел средств получить воспитание. Одарённый от природы счастливыми способностями, остался он без образования и определился в военную службу. Все понятия о военном ремесле извлекал он из опытов, все суждения о нём из происшествий…

Неустрашим в сражении, равнодушен в опасности… Нравом кроток, несвоеобычлив, щедр до расточительности. Не скор на гнев, всегда готов на примирение. Не помнит зла, вечно помнит благодеяния».

Предвидя нападение Наполеона на Россию (для этого не нужно было обладать выдающейся прозорливостью, достаточно было знать реальную расстановку сил и характеры «действующих лиц»), Багратион разработал план подготовки к отражению агрессии, выдержанный в суворовском наступательном духе. Александр предпочёл другой план – скифскую войну генерала Барклая, которая, в конце концов, и погубила Великую армию. Но цена такой победы для Багратиона и многих офицеров суворовской школы была непереносима, они были унижены позором отступления. А уж сдача Москвы…

«Стыдно носить мундир. Я не понимаю ваших маневров. Мой маневр – искать и бить!» – с яростью и гневом писал он Барклаю, обвиняя того (без малейших оснований!) едва ли не в предательстве. Как это ни печально, но не стоит скрывать: два замечательных полководца, два несомненных патриота не могли найти общего языка. Багратион требовал дать генеральное сражение под Смоленском, а приходилось не атаковать, а отступать, пусть и с боями. Так решил Барклай. И русский грузин Багратион обвинял русского шотландца Барклая-де-Толли: «Вся главная квартира немцами наполнена так, что русскому жить невозможно и толку никакого».

Приходится признать: нелады между генералами были вредны для армии и именно они в большой степени стали причиной отстранения Барклая от должности главнокомандующего. Правда, когда доходило до «важнейших предприятий», оба о распрях забывали и делали общее дело. Безупречно.

И всё-таки Багратион был обижен предпочтением, оказанным государем Барклаю. Александр объясняет своё решение в письме Екатерине Павловне: «Что может делать человек больше, чем следовать своему лучшему убеждению?.. Оно заставило меня назначить Барклая командующим Первой армией на основании репутации, которую он себе составил во время прошлых войн против французов и против шведов. Это убеждение заставило меня думать, что он по своим познаниям выше Багратиона. Когда это убеждение ещё более увеличилось вследствие капитальных ошибок, которые этот последний сделал во время нынешней кампании и которые отчасти повлекли за собой наши неудачи, то я счёл его менее чем когда-либо способным командовать обеими армиями, соединившимися под Смоленском. Хотя и мало довольный тем, что мне пришлось усмотреть в действиях Барклая, я считал его менее плохим, чем тот, в деле стратегии, о которой тот [12] не имеет никакого понятия».

В определённом смысле император прав: Багратион действительно не оценил необходимость стратегического отступления, благодаря которому и была одержана победа над Наполеоном. Но это не даёт оснований заявлять, что Багратион не имеет никакого понятия о стратегии. Вот Суворов был противоположного мнения, а он, думаю, имел больше прав судить о достоинствах и недостатках военачальников.

Когда наступил, наконец, день генерального сражения, все, от солдата до командующего, следуя традиции, переоделись в чистое бельё, надели парадную форму, ордена, белые перчатки, султаны на кивера. В парадном мундире, с голубой Андреевской лентой через плечо, со звездами орденов Святых Андрея, Георгия и Владимира и многими орденскими крестами в последний раз видели русские воины своего любимого командира. Таким и запомнили.

Багратиону было не привыкать сражаться на самых опасных участках. Именно таким стали при Бородине багратионовы флеши – три линии земляных укреплений, преграждавших путь неприятелю. Командовать французскими силами Наполеон поручил маршалам Даву, Мюрату, Нею и генералу Жюно. В бой за флеши французы вынуждены были бросить пятьдесят тысяч пеших и конных солдат и четыреста орудий. Просил подкреплений и Багратион. С нашей стороны флеши в итоге обороняли около тридцать тысяч пеших и конных солдат при трёхстах орудиях.

Бой шёл шесть часов. Восемь раз французы атаковали неприступные флеши. Войска маршалов Нея и Даву снова и снова шли врукопашную. Багратион не мог не оценить их мужества. «Браво!» – воскликнул он, обращаясь к французским гренадерам, непреклонно шедшим в штыковую атаку, не кланяясь картечи. Это восклицание стало легендой в обеих армиях. А ещё – подтверждением нелепости войны между народами, никогда не испытывавшими вражды друг к другу.

Дважды французам удавалось овладеть укреплениями, но Багратион поднимал солдат в контратаку и отбивал флеши. О мужестве русских солдат вспоминал участник сражения, французский генерал и военный историк Жан Жак Жермен Пеле-Клозо: «По мере того как подходили к Багратионовым войскам подкрепления, они шли вперёд с величайшей отвагой по трупам павших для овладения утраченными пунктами. Русские колонны на глазах наших двигались по команде своих начальников, как подвижные шанцы, сверкающие сталью и пламенем. На открытой местности, поражаемой нашей картечью, атакуемые то конницей, то пехотой, они терпели огромный урон. Но эти храбрые воины, собравшись с последними силами, нападали на нас по-прежнему».

Как раз во время очередной нашей контратаки осколок ядра раздробил берцовую кость левой ноги князя Багратиона. Это было далеко не первое его боевое ранение… «Когда его ранили, он, несмотря на свои страдания, хотел дождаться последствий скомандованной им атаки второй кирасирской дивизии и собственными глазами удостовериться в её успехе; после этого, почувствовав душевное облегчение, он оставил поле битвы», – благоговейно вспоминал ординарец Багратиона князь Николай Борисович Голицын.