Ольга, королева русов. Вещий Олег - Борис Васильев

— Конунг русов приглашает тебя, названого брата и боярина, пестуна княжича Игоря, поднять кубок возвращения в большой трапезной!

Все выглядело чересчур торжественным и необычным, и неясная тревога Сигурда от этого не стала меньше. Он столь же торжественно поблагодарил Ольриха, надел приличествующую случаю одежду и, подумав, пристегнул меч, которым его опоясал Рюрик. Это было вызовом, но его приглашали как воспитателя Игоря, что, по крайней мере, объясняло, с чего это он явился на пир с оружием. Кроме того, это могло сразу прояснить обстановку.

В переходе его ждал сам Ольрих. И это значило многое, тем более что родственник конунга ничего не сказал, а только удивленно поднял рыжие брови. И пошел вперед, приволакивая ногу и раскачиваясь, как раскормленная утка. Он родился таким, а потому рос без славы, управляя Старой Русой и челядью. Стража у дверей трапезной тоже изумленно посмотрела на Сигурда и наверняка отобрала бы столь неуместный при застолье меч, но он шел с самим Ольрихом, и воины лишь почтительно приложили левые ладони к ножнам мечей.

Шагнув в трапезную, Сигурд сразу увидел Олега во главе стола. Низко поклонился ему и сидящим боярам, сказал приличествующие слова и замер, ожидая, где укажут место. Рядом с конунгом стояли два кресла с более низкими спинками, но в левом сидел незнакомый Сигурду дружинник, а правое было свободно. Он бросил взгляд вдоль стола, успел отметить всех приглашенных — сурового, уже немолодого Хальварда, хитрого, трижды проникавшего под видом купца в Киев Годхарда, могучего Гуннара из страны ливов, всегда спокойного, рассудительного Ландберга, жестокого в сечах Хродгара, любимца Олега Зигбьерна со свежим — чуть кровь запеклась — шрамом на щеке, улыбнулся Вернхиру, подивившись, как он то здесь очутился. С каждым он был знаком, но для какой цели тут дружинник с постриженными по-славянски в кружок волосами?…

— Хвала и слава пестуну княжича Игоря! — провозгласил Олег, и пирующие хором подхватили приветствие. — Твое место одесную меня, Сигурд.

Сигурд поклонился и пошел к свободному креслу, ощущая, что вежливо примолкший стол с удивлением и неодобрением смотрит на его меч. Олег поймал эти взгляды и улыбнулся:

— В мече Сигурда две правды, бояре и вожди. Он есть знак для всех, что власть над ним принадлежит только княжичу Игорю, а для меня, что лечение десницы идет ему впрок.

Только подойдя ближе, Сигурд заметил, что левая рука Олега лежит на колене, заботливо укутанная в мех. И спросил:

— Что с твоей шуйцей, конунг?

— Меч Орогоста раздробил мой щит, как глиняную корчагу, и вывернул кисть. Орогост — великий воин, и я горжусь, что сдержал его удар.

— Ты достал его мечом, конунг, — сказал Зигбьерн.

— Я достал его мечом, но он все-таки ушел. — Олег подождал, пока сядет Сигурд. — То была добрая сеча, и мы поднимем кубки славы и в честь отчаянного Зигбьерна, и в честь отважного Вернхира. Отвага — высшая добродетель воина, но отвага вовремя — отвага втройне. — Он встал. — И первый кубок сегодня мы поднимем за твердую руку и верный глаз, которые пятью стрелами остановили рогов! Хвала и слава тебе, Ставко! Отныне ты — предводитель всех моих лучников.

— Хвала и слава! — хором провозгласили именитые воины, дружно встав из-за стола.

Покраснев от смущения, молодой славянин попытался подняться тоже, но конунг остановил его. Тяжко звякнули наполненные кубки, все стали усаживаться, а Олег, улучив мгновение, прошептал Сигурду на ухо:

— Я знаю, почему ты прицепил меч. Ты не понял; что если Рюрик всегда мудрее меня, то я иногда умнее его. А вот меч тебе отныне придется носить всегда. На всех пирах, думах и военных советах.

На следующий день никто Сигурда с утра не беспокоил. Он робко надеялся, что придет Неждана, но все вокруг жило в шуме и заботах предстоящего похода. Кроме того, он учитывал, что девушка в первую очередь занимается сейчас лечением шуйцы конунга, что было куда более важным, чем его уже оживающая десница. И пошел в оружейную к учебному мечу не забыв опоясаться Рюриковым подарком. Да, право постоянно носить оружие досталось ему по случаю, но подобное право имел только сам конунг, и Сигурд чрезвычайно гордился дарованной ему особой честью.

А еще он хотел повидаться с Вернхиром, расспросить его о Рюрике, о доме, в котором вырос, о собственных друзьях и общих знакомых. На вчерашнем пиру он узнал, что Рюрик отдал старшую дружину Олегу, что Вернхир уже доказал свою верность конунгу русов, и понимал, сколько дел свалилось на Вернхира с размещением своих дружинников. И все же когда за его спиной глухо звякнули доспехи, живо обернулся, ожидая увидеть старого знакомого. А увидел Перемысла и не сдержался:

— Что с княжичем?

— Здрав будь, Сигурд, — по-славянски приветствовал Перемысл. — Княжич в добром здравии и в полной безопасности.

— Но ты — здесь!

— Не беспокой себя понапрасну. Мои дружинники, твои варяги и вся челядь принесли роту на верность княжичу Игорю. А я нужен конунгу, Сейчас начнется совет Малой Думы, конунг повелел тебе быть на ней. Умойся и идем. Тебе слить?

— Зачем? — искренне удивился Сигурд.

Он наполнил таз водой из кувшина, разделся, тщательно вымылся до пояса. Перемысл с улыбкой наблюдал за ним.

— Странно все-таки. И вы, скандинавы, и русы всегда умываетесь в тазу. Даже в походах. А мы, славяне, только под текущей струей. Почему так, Сигурд?

— Не знаю, Перемысл. Может, так умываются наши боги?

Одевшись, Сигурд опоясал себя мечом, поглядывая на Перемысла. Тот не удивился, но Сигурд не мог удержаться от похвальбы:

— Конунг пожаловал меня правом всегда носить оружие.

— Это — великая честь, Сигурд.

Они прошли в Думную палату, где собрались те, кто был на вчерашнем пиру: предводитель лучников Ставко скромно сидел поодаль. Кроме них здесь оказался и Донкард — старый сподвижник Ольбарда Синеуса, опытный думец, советник молодого конунга. Олега еще не было, но едва они успели сказать приветственные слова, как он вошел, кивнул думцам и сразу открыл совет. Коротко изложив предстоящую задачу — разгром Аскольда и взятие Киева, сказал:

— Пусть каждый выскажет свои думы.

Он не назвал имени, но все посмотрели на старого Донкарда. Его опыту и мудрости принадлежал запев.

— До Киева надо доплыть, конунг. Плыть через четыре земли — через кривичей, радимичей, дреговичей и савиров, которых славяне называют северянами. Кто из них друг, а кто — враг? Кривичи скорее друзья: долгих ссор у нас не было, но в их руках — волок на Днепр и починка лодий в Смоленске: две трудные остановки, которые надо оговорить. Радимичи и северяне платят дань хазарам, и, пока не возьмешь Киев, конунг, с ними придется договариваться. Да и на дреговичей тоже не следует тратить силы. О всех этих племенах надо узнать сколько можно. О чем помышляют их князья, где их дружины. Знания увеличат твои силы, конунг. И позволь совет: раздели все дела меж своими боярами и подними стяг, под которым поведешь дружины и рати.

— Он есть, Донкард: мы идем восстанавливать справедливость, — ответил Олег. — Когда-то Киев принес роту князю Рюрику, и наш стяг — княжич Игорь, а Сигурд — древко этого стяга. Поведай нам свои думы, Сигурд.

Сигурд бывал на военных советах, куда его брал Рюрик Сидел, наблюдал, учился у старших. Здесь ему предстояло дать совет конунгу, он чувствовал смущение, но знал, необъяснимо и точно знал, что сказал бы сейчас Рюрик.

— Конунг и высокие бояре, я молод и вижу только первый шаг: миновать волоки и отстояться в Смоленске. Построить большие лодьи, а не латать старые, а следующей весной…

— Ты видишь поход в два прыжка?

— Да, конунг.

Бояре приглушенно зашумели: русы привыкли к набегам, которые решались в одно лето. А Вернхир негромко произнес:

— Ты недаром просиживал штаны на военных советах Рюрика, Сигурд.

Олег поднял руку, все притихли. Хмурясь, конунг размышлял.

— Не ждать здесь, пока соберутся рати, — сказал он наконец. — Идти только с дружинами. А роги? Кто прикроет тогда Старую Русу?

— Дозволь слово, конунг. — Вернхир встал. — Отдай кривичам Изборск, они давно зарятся на него.

Для Новгорода Изборск — проклятое место, он не станет спорить. Кривичи не пустят рогов, если получат Изборск.

Одобрительный гул пронесся по палате, все заулыбались. Изборск никогда не принадлежал русам и возможность оплатить безопасность своих семей чужой собственностью всем была по душе.

— Отдав Изборск, Новгород станет укреплять Псков, — заметил Донкард. — И это на руку нам, конунг.

— Решено! — громко произнес Олег. — От моего имени в Смоленск со всеми полномочиями, свитой и дарами поедут Сигурд и Перемысл. Но не ранее чем знахарь залечит твою десницу, древко нашего стяга.

Если бы не забота о кисти Сигурда, кто знает, как бы повернулись события. Но Олег промедлил, и посольство рогов под началом Рогдира, брата конунга Рогхарда, выехало из Полоцка раньше, чем посольство русов. И спешило оно в Киев. К Аскольду.