Миф тесен - Александр Баунов

Вот и соцсети заколебались. Одни, как обычно: казнить. Другие: такое может быть с каждым. С каждым? А действительно. Поезжайте по Москве. Одного выезда достаточно, чтобы понять: может.

Не надо быть пьяным иеромонахом, не надо быть директором «Лукойла», чиновником с мигалкой. При чем тут мигалка? Вот этот, на «Мицубиси-Лансер», который сегодня яростно моргал сзади фарами, когда я притормозил перед пешеходным переходом, — на нем не было мигалки. На крыше не было. Она была в голове водителя. Она выла, сверкала и вращалась, как десять правительственных.

Вот этот, на «Дэу-Нексия», который сегодня на Сретенке сигналил машине, сбавившей скорость перед поворотом: «Чего это он мне мешает, когда я хочу быстро объехать всех справа?» Он это делал разве не потому, что у него в голове не переставая работает проблесковый маячок?

Или вот этот, на черной «Хонде-Аккорд», сигналил на Тверском бульваре пешеходам, которые, по его мнению, шли через дорогу слишком медленно. «Чего они тащатся, когда я тут еду? Да еще по мобильнику разговаривают. Ну-ка бегом!» Этот, на «Хонде-Аккорд», не был пьян, освидетельствование на алкоголь ничего бы не показало. Он просто считает, что дорога его. Стоит ему сесть за руль, как в нем включается внутренняя мигалка пострашнее лукойловской.

Или вот эта «пятерка» БМВ, которая светила дальним светом на Ленинградке, потому что хотела ехать на 20 километров в час быстрее, чем все остальные. У нее не было мигалки на крыше, но внутренняя у водителя работала на полную катушку. Он точно знал, что это его полоса: разойдись. «Моя скорость, мое местоположение и есть точка отсчета, центр системы координат — для всех».

Это не тысяча машин с мигалками выезжает каждый день на улицы Москвы, это сотни тысяч, миллион-другой таких машин.

Если ты держишь дистанцию, ты ведь просто лох, который не умеет водить. Хорошо водит не тот, с кем удобно на дороге окружающим, а тот, кто умеет ехать впритык и быстро крутя рулем, шныряя из полосы в полосу, чтобы встать у светофора впереди на одну машину.

Вот эти в потоке на Мясницкой, устанешь перечислять марки, цвета и номерные знаки, которые считают, что припарковавшаяся машина не имеет права покинуть свое место, пока они все не проедут. Остановиться и дать выехать? Нет, пусть ждет глубокой ночи или раннего утра. А эта что тут вздумала парковаться у меня перед носом? Сюда ей, видите ли, надо. Подпереть дуру: пусть едет дальше, туда, куда надо мне.

Вот байкеры, которые теперь с благословения президента и патриарха со страшным ревом несутся по городу, врубив на полную свой музон. А вот хозяин представительской «Ауди» с номером 999 шныряет по дороге, будто он хозяин тонированной восьмерки на нелегальном извозе, будто он водитель, который, не спросясь, отлучился побомбить, а теперь опаздывает на вызов шефа. Он не понимает, что владелец такой машины просто не должен так ехать, а напротив, должен ехать солидно и делать любезности.

У них нет на крыше мигалок. Но задумались бы они хоть на секунду, если бы она у них была, включить ее и рвануть по встречной? А чиновники с видимыми мигалками — эти так просто задают планку, показывают, к чему стремиться. Они, в сущности, простые русские люди, которым повезло свою невидимую мигалку обналичить.

«С каждым может случиться», — пишут в сетях друзья простого московского парня Александра Максимова. Достаточно проехать по Москве на машине, чтобы понять: да, здесь каждый, ну, каждый второй готов переехать пятерых детей-лауреатов, двух педагогов и старушку. У каждого, ну хорошо, у каждого второго в голове мигалка. Да нет, просто у каждого, а то сейчас все скажут, что они вторые.

Конечно, с каждым. Это в церковь протестовать не всякий пойдет, или на митинг, или примет постриг, или получит годовой бонус в три миллиона. А А. Максимов — он же не оппозиционер, не чиновник, не гей, не олигарх, не еврей, не грантополучатель, не таджик, не кавказец, не чурка (хотя и эти гоняют так же). Это ведь они зло. А это простой русский парень, коренной москвич, как все. Нормальный. Основа нации. Такие войну выиграли. Такие на дзот, только примут сперва. Весь как на ладони.

Хорошо назначить злом то, что не похоже на меня. А тут похоже до неразличимости. Зло в отношении друг друга совершается ежедневно, рутинно, его тут и за грех никто не считает. Банальное зло отрицания чужого существования. Главное зло в русском человеке — это его онтология. Говоря философским языком, он никак не может признать за другими онтологический статус, равный собственному. Никак не может взять в толк, как это другой существует в том же самом смысле, что и я. Я существую взаправду, другие — как бы понарошку. Они не такие же настоящие.

Вот я — другое дело. Могу ущипнуть себя за руку, за но­гу — и мне больно. А что другим тоже, знать про это ничего не желаю. «Хотелось бы в больничке отлежаться», — говорит на первом судебном заседании уже протрезвевший Саша Максимов. Я смотрю на мир из-под своей лобной кости, из скафандра своего тела, и каким я мир вижу — такой он и есть, и другим быть не может. Не должен. Не имеет права. Меня надо уважать, как я себя уважаю. Подрежь меня на дороге, сразу узнаешь, как я обижусь. А другого разве надо уважать? Его же нет на самом деле.

Уважаемые «синие ведерки»! Давайте в перерывах между погонями за Никитой Михалковым (хоть это и ему полезно для смирения, и всем весело), погоняем простые «тойоты», «мазды», «хонды» и «восьмерки» с обычными водителями и внутренними мигалками. Ведь пока мы гоняемся только за Михалковым, у простых русских мужиков крепнет ощущение, что это Михалков во всем виноват, Пушкин, Путин, Pussy Riot, чурки, менты, оппозиционеры, украинцы. А он — жертва, ему все можно, от него жена ушла, ему на новую «тойоту» не заработать. Внутренняя мигалка включается на полную мощность, и погнали.

А ты, обычный российский водитель, не поп, не чиновник, не топ-менеджер, выезжая на дорогу, фитилек с понтами прикрути. Погаси мигалку в себе и езжай с богом.

ЧТО ДАЛ «МАКДОНАЛДС» РОССИИ

«Макдоналдс» на Пушкинской площади закрыли на проверку, всему у нас своевременный учет и санитарный контроль. Вряд ли кто не отметил про себя кольцевую композицию, которую жизнь получила с этой новостью: «Макдоналдс» на Пушкинской был символом открывающегося СССР, и он же стал символом закрывающейся России.

Те, кто принимал решение закрыть, рассуждали примерно так. Европу нам есть чем достать и есть через кого, с Европой у нас промышленный обмен и товарный оборот. Вот уже крестьяне там заволновались, пишут письма в правительства. А это мы еще одежду и машины не запрещали. Но как достать Америку? Торговли с ней нет, ничего-то мы друг другу не продаем и друг у друга не покупаем. «В Америке нет пророссийского лобби», — давно сообщают специалисты. Как их задеть, кто будет писать письма?

А вот «Макдоналдс» — огромная компания, 100% распылены на рынке, и те ими владеют, и се, паевые фонды и инвестиционные, и фермеры Аризоны, и инженеры Мичигана, и пенсионеры Флориды. Закроем-ка его, вот они все и заволнуются. А изгнание большой компании из большой страны нагонит пессимизма на американский рынок. Тут все от нас и отстанут: себе дороже. Начали с точки на Пушкинской: самой большой по площади в Европе и самой большой по обороту в мире.

Приличное общество и дурная компания

На момент начала страшной мести в России было 433 ре­сторана «Макдоналдс». Это меньше, чем в Китае (там 2 000), Бразилии (800) и странах Западной Европы (по полторы тысячи на каждую), но больше, чем в любой другой развивающейся стране, включая миллиардную, но бедную Индию (200). В Восточной Европе недалеко от нас только Польша (333 точки), а все остальные позади с большим отрывом.

Сработает это или нет, бог знает. Но изгнание «Макдоналдса» из рая ставит нас в совершенно определенный и неширокий ряд. Это или самые бедные страны — почти вся черная Африка, или самые закрытые и экзотические — вроде Туркмении, Судана, Северной Кореи, Ливии, Сирии, Кубы (на Кубе есть один, на базе в Гуантанамо). А открыли и закрыли «Макдоналдс» до нас вообще только Боливия индейца Моралеса и Иран. В Тегеране мне показывали место, где в 1994 году открылся первый «Макдоналдс». Он закрылся, не проработав и двух дней, после того, как его пришли громить местные религиозные активисты. На иранские вкусы это не повлияло: я застал Тегеран городом бесконечных пиццерий и фастфудов, где подавали котлеты в круглых булочках с кетчупом, иногда пытаясь максимально приблизиться к запретному оригиналу (бургерные Mash Donalds и сладости Cacol).

Нигде, даже в самых разборчивых по части еды странах, вроде Франции и Италии, или в самых стерильных, вроде Японии, «Макдоналдсы» не закрывали, хоть о его вкусовых и эстетических качествах там мнения не более высокого, чем у нас. Зато «Макдоналдс» закрыли на Бермудах — там запретили любые ресторанные франшизы: только отечественное, бермудское. А в Исландии он в 2009-м закрылся сам. После развала местной банковской системы и падения кроны прибыль опустилась ниже расходов: возить нужные для кухни продукты на остров из материковой Европы стало слишком дорого.