Смерть депутата - Виктор Дан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Возможно с прокуратурой?
– Да для этих ребят все одно. Я тебе повторил слово в слово то, что услышал.
– Спасибо и за это!
– А как вообще идут дела?
– Очень туго, но движение есть…, – Михаил предпочел переключиться на анализ сегодняшней тренировки.
Феликс отнесся с пониманием и поддержал новую тему, тем более что он сам участвовал в спарринге.
На следующее утро Михаил в назначенное время появился в приемной городского прокурора.
Ольга попросила его подождать, так как Николай Петрович был занят. Наконец, Манюня пригласил Михаила в кабинет. Николай Петрович был взъерошен как воробей после драки.
– Сейчас выдержал натиск всей «губернаторской рати». В Украине больше ста партий и все они унаследовали методы КПСС. Дают мне указание, кого мне можно вызывать на беседу, а кого нельзя…, – пожаловался он вместо приветствия.
– Они себя считают правящей партией.
– Только куда правят…
Михаил промолчал. Лучший способ дождаться успокоения Манюни. Он знал его уже семь лет.
– Что нового удалось узнать вчера?
– Не густо. Завещание составил за месяц до смерти. Выкупил долю в уставном фонде ателье и отписал младшей дочери. Старшей дочери – деньги на квартиру. Сыну досталась яхта и патенты. Впечатление одно – действительно готовился к возможной смерти.
– А что рассказал Феликс?
– Только то, что заказчик имел или имеет отношение к правоохранительным органам.
– Неужели Сумченко?
– У меня тоже была такая мысль. Пока гоню ее прочь.
– Не самая невероятная идея, если принять во внимание практику его «Стального Щита».
– Нужны факты.
– Мои телефонные разговоры перед твоим приходом свидетельствуют, что факты будут.
Михаил не стал расспрашивать. Николай Петрович скажет, когда придет подходящий момент.
Зашла Ольга и предупредила, что газетчики уже в приемной.
– Проси!
Первым вошел Письменный и засеменил к столу Манюни. Очевидно, хотел поздороваться за руку.
– Прошу усаживаться и показал на стулья у стены. На церемонии нет времени, – резко остановил Письменного городской прокурор.
За Письменным следовал фотокорреспондент. Кто же еще мог быть с сумкой на плече и фотокамерой на груди.
Письменный, невысокий лысоватый толстяк с кустистыми седыми бровями на квадратном лице, уселся с недовольной миной на краешек стула. Он сопел своим мясистым носом после подъема без лифта на третий этаж.
Его спутник сначала определил свою сумку на сидение, потом сел на соседний стул. Михаил выбрал место в простенке двух окон. Так лучше было разглядеть реакцию посетителей
– Перейдем сразу к делу, – Манюня приподнял над столом газету. – Здесь помещена статья по поводу гибели Бортко и Ткача. Отсутствие подписи означает, что за ее содержание отвечает главный редактор…
– У меня есть, что сказать, – перебил Письменный городского прокурора.
– Ответите, когда Вас спросят! – голос Манюни не скрывал сильнейшего раздражения. – Вы знали, что следствие возобновлено. Об этом я говорил не так давно на встрече с Вами здесь, в прокуратуре. Вы слышали предупреждение воздерживаться от каких-либо сообщений не согласованных с нами.
– Ваше предупреждение незаконно! – опять не удержался главный редактор
– Вы хотите выяснить это в суде? Вам будет предоставлена такая возможность. Вам придется также объясниться по поводу намеков, что Вы располагаете материалами, цитирую, «о возможной подоплеке событий». Почему Вы срываете их от следствия?
– Помилуйте! Мы ничего не собирались скрывать. Мы только застраховались, чтобы их не похоронили в прокуратуре.
– Что за материалы и где они?
– У меня, – Письменный порылся в своем пухлом портфеле и достал конверт. Его спутник резво поднялся и отнес конверт Манюне. Тот сначала повертел в поисках надписей, потом спросил.
– Конверт тот же или его заменили?
– Заменили. Он все равно был анонимным с надписью шариковой ручкой печатными буквами: «Главному редактору лично, срочно, секретно». Не думаю, что на нем были отпечатки пальцев. Даже мой секретарь открывает почту в перчатках. У нас так заведено.
Манюня извлек из конверта его содержимое. Там оказались фотоснимки. Всего три. Он их бегло просмотрел и протянул Михаилу.
– Разберись и приобщи к делу, – и обращаясь к Письменному. – Не стоило Вам торопиться. Это может быть фальшивка, во-первых. Во-вторых, они сняты не в постели. Давно знакомые мужчина и женщина ужинают…
– Это в ее квартире…
– Ну и что? Вас никогда не приглашали женщины на деловой ужин к себе в дом?
– Для деловых ужинов я предпочитаю рестораны.
– Чушь! Это всего лишь Ваша привычка. А вы поспешили свои домыслы огласить на всю страну. Кроме того, Вы послали фотокорреспондента в Косу, и он без нашего разрешения сделал съемки объекта, который фигурирует в деле как вещественное доказательство. Вы поместили снимок в газете со своими комментариями и тем самым взяли на себя функции судебной экспертизы. Это вашей газете и Вам даром не пройдет. Я передам дело в суд…
– Ваше право! Только не думайте, что я такой наивный и не согласовал эти вопросы с кем нужно.
– Мне расскажите с кем или суду?
– Думаю, до суда не дойдет…
– Поживем, увидим! Вы свободны, господа!
Михаил в это время со смесью любопытства и недоумения рассматривал фотографии. На снимках за столом, накрытым для ужина (комната была ярко освещена), напротив друг друга сидели Елена и Ткач. Отчетливо были видны рюмки, бутылки вина, посуда с едой. Сюжет был один, отличались только позы. На одной из фотографий Ткач и Елена наклонились друг к другу, словно хотели сказать что-то интимное.
– Что ты об этом думаешь? – спросил Манюня, когда за газетчиками закрылась дверь.
– Снимки сделаны через окно с улицы. Я не был в квартире Болотиной, поэтому пока не скажу даже, на каком этаже она живет, и каким образом фотограф все это осуществил.
– Обрати внимание, изображение напечатано на цветном принтере. Значит, использована цифровая камера или снимки сканировали. Поэтому нужно показать все экспертам. Не исключаю компьютерный монтаж, а это меняет дело. То есть речь идет о заговоре для дискредитации или с целью поссорить Бортко и Ткача. Помнится, ты мне говорил, что Елена Болотина была первой и безответной любовью Бортко. Как говорят, первая любовь не ржавеет. Они это знали, поэтому решили ударить в больное место. Возможно, они в этом преуспели, если учесть последующие события…
– Вполне согласен. Прямо сейчас этим займусь. Сделаю себе ксерокопии, а снимки отдам на экспертизу. Поеду к Елене Болотиной и попробую ее разговорить.
– И еще. Надеюсь, тебе уже окончательно ясно, что мы недостаточно внимания уделили Ткачу.
– Согласен. Я уже беседовал с его женой, правда, не проверял состояние финансов его семьи. Знаю, что завещания у него не было и все перешло жене.
– А где работает жена?
– В бухгалтерии металлургического завода, рядовым бухгалтером бюро учета инвентаря и малоценного инструмента. Так вот, она не удержалась от резких выпадов по отношению к Елене Болотиной. Это хорошо укладывается на сюжет фотографии….
– Проверку финансового состояния Ткача и его семьи возьму на себя. Раз не было завещания, жена должна была предпринять шаги по переоформлению счетов и недвижимости на себя. Я распоряжусь о запросе в инвентарное бюро.
Предательство
Эксперт Никифоров из научно-технического отдела просмотрел изображения под лупой и выдал предварительное заключение.
– Получено на струйном принтере, а это значит, без микроскопа не обойтись, да и то вряд ли мы обнаружим дефекты монтажа. Сразу видно, работал специалист высокого класса. Приезжайте в конце дня, скажу что-то определенное.
Михаил оставил снимки эксперту, а с их ксерокопиями поехал в ателье для встречи с Еленой Болотиной. В ателье ее не оказалось. Она отлучилась по делам. Надежда Михайловна нехотя сообщила мобильный телефон сестры.
– Вас беспокоит следователь прокуратуры Гречка. Елена Михайловна, мне нужно срочно с Вами увидеться.
– Что случилось?
– Это не телефонный разговор, кроме того, мне крайне необходимо, чтобы разговор состоялся в Вашей квартире…
– Вы решили устроить обыск теперь у меня?
– Успокойтесь! Когда вы узнаете, в чем состоит повод для нашей встречи, то поймете, что иначе нельзя.
– Вы уже и адрес мой знаете.
– Конечно.
– Тогда через полчаса встретимся у подъезда.
Михаил подъехал к дому, где жила Болотина заблаговременно. Он обошел вокруг дома, это была панельная пятиэтажка в местных «черемушках» на окраине города, но не далеко от центра по причине вытянутости города вдоль моря. Микрорайон был спроектирован так, что оставалось много свободного пространства для игровых площадок и насаждений. Михаил безуспешно ломал голову над вопросом, как был сделан снимок.