Такая разная любовь - Маргарет Пембертон

Джералдин беспокоило отношение Примми к беременности Кики. За шесть лет дружбы все четверо ни разу не поссорились, между ними не было даже мелких размолвок, не то что серьезных обид. Теперь же Примми категорически возражала против аборта, считая, что Кики должна родить ребенка и, если не захочет воспитывать его сама, отдать на усыновление. К счастью, она еще не успела высказать свое мнение Кики, но было понятно, что это всего лишь вопрос времени.

Джералдин в задумчивости кусала губы. Даже если бы Кики и захотела рожать, разве проблем было бы меньше? Ее мать далеко не в том состоянии, чтобы поддерживать дочь все долгие месяцы беременности. Сейчас она в клинике, пытается избавиться от алкогольной зависимости, и, как утверждает Кики, у нее есть все шансы. Если же из-за беременности дочери миссис Лейн снова схватится за бутылку, Кики никогда себе этого не простит.

Поезд с грохотом подъехал к вокзалу Чаринг-Кросс, Джералдин выпрыгнула на платформу и тут же оказалась в самой гуще шумной толпы манифестантов с антивоенными лозунгами и плакатами.

Артемис и Примми, как и было условлено, дожидались ее под часами, там же была и Кики с вьетконговским флагом в руках. Ее лицо казалось бледным и напряженным.

— Я решила, что участие в митинге меня немного отвлечет, — объяснила она. — Как я понимаю, ты еще не успела поговорить с мамой?

— Она только сегодня возвращается. — Опасаясь, что Примми вот-вот может вспыхнуть как порох и выложить все, что думает насчет Кики, Джералдин поспешно повернулась к Артемис, как всегда, одетой отнюдь не по обстоятельствам. — Мы идем на демонстрацию, Артемис, — раздраженно прошипела она, — а не на свадьбу.

Все без исключения, даже Примми, в отчаянии уставились на замшевый костюм Артемис с коротенькой юбочкой цвета сливы и подобранные в тон ботинки на высоких каблуках.

— Мне просто хотелось выглядеть нарядной, — защищаясь, возразила Артемис.

— А тебе не холодно? — обеспокоенно спросила Примми, в этот ветреный мартовский день предусмотрительно одетая в ветровку и джинсы.

— Нет. — Артемис, правда, слегка дрожала. — Вы собираетесь провести весь день, ругая мою одежду, или мы все-таки пойдем на Трафальгарскую площадь?

— Что ж, пошли на площадь.

Джералдин шагала впереди, раздумывая, чего ради Артемис так разоделась. Должно быть, она надеялась встретить Френсиса. Джералдин нисколько не опасалась, что Френсис поддастся чарам Артемис, ее бурному натиску. Полнейшая нелепость! Голубоглазые блондинки совсем не в его вкусе. Столь очевидная страсть Артемис к Френсису беспокоила Джералдин совсем по другой причине. Ей не хотелось ранить подругу. Джералдин никому еще не говорила, что они с Френсисом условились пожениться, когда ей исполнится двадцать один год. Но скрывать секрет становилось все труднее и труднее. И тогда Артемис попадет в неловкое положение и поймет, что лишь выставляла себя на посмешище, откровенно заигрывая с Френсисом.

— Американцы, вон! Американцы, вон! Американцы, вон! — оглушительно скандировали на площади.

Подруги стали пробиваться сквозь толпу, стремясь оказаться в передних рядах.

— Я же говорила, что народу будет много! — прокричала Джералдин, старательно работая локтями.

— Теперь я поняла, зачем люди таскают с собой плакаты, — пожаловалась Примми, когда ее больно толкнул какой-то студент с лозунгом в руках. — Плакатом удобно распихивать людей, расчищая себе дорогу.

Наконец под предводительством Джералдин им удалось пробиться в самые первые ряды. Хотя у четверки лэндсировских[13] львов уже толпились демонстранты, подруги сумели не только взобраться на постамент, но и пробраться к одной из скульптур.

— Американцы, вон! Американцы, вон! Американцы, вон! — торжествующе выкрикивала Кики во всю силу своих легких. Под ярко-рыжей шапкой волос ее лицо выглядело неестественно бледным.

Волна всеобщего возбуждения захлестнула площадь. Одна лишь Артемис не испытывала душевного подъема. Ботинки на высоких каблуках и узкая замшевая мини-юбка сковывали ее движения, мешали продираться сквозь людскую массу. Ей оставалось только молча страдать, пока ее, словно мешок с картошкой, толкали и тянули, затаскивая на холодную и скользкую спину бронзового льва.

Рассматривая площадь с высоты птичьего полета, Джералдин обвела глазами море человеческих голов.

— Как ты думаешь, Джералдин, сколько же здесь народу? — подала голос Примми, пытаясь перекричать рев толпы. Ее глаза оживленно сверкали, обветренные щеки раскраснелись.

— Не знаю! — выкрикнула в ответ Джералдин. — Может, семьдесят тысяч, а может, восемьдесят. Слишком много, чтобы найти Френсиса в этой толчее.

Внезапно толпа затихла, продолжая размахивать плакатами и вьетконговскими флагами. На трибуну взошла Ванесса Редгрейв[14] и обратилась к демонстрантам с взволнованной и страстной речью о возмутительном вторжении Соединенных Штатов во Вьетнам.

Джералдин слушала ее невнимательно. Где же Френсис? Почему он не позвонил и не сказал, что его временно исключили? А что, если он решил не ждать, пока его восстановят в университете? Что, если он решил немного попутешествовать? Теперь ведь стало модно ездить в Сан-Франциско, город любви, спокойствия и галлюциногенов. Представляя, в какое бешенство придет отец, узнав о его отчислении, Френсис вполне мог решить переждать бурю и отправиться на несколько недель в Сан-Франциско.

Когда Ванесса Редгрейв закончила свою речь и толпа на площади медленно потекла в сторону американского посольства, Джералдин, недовольно хмуря лоб, помогла Кики и Примми снять Артемис со спины бронзового льва и спустить на землю.

Френсис нередко принимал скоропалительные решения, его горячность порой граничила с безрассудством. Именно поэтому дядя Пирс всегда с явным одобрением относился к тому, что его сын проводит много времени с кузиной. «Надеюсь, ему передастся твоя уравновешенность, — говорил дядюшка, обнимая Джералдин за плечи. — Ты для него словно родная сестра».

Френсис часто творил глупости, но всегда бежал с признаниями к своей маленькой кузине. Когда, играя в войну, Френсис разжег огонь в лесу и устроил пожар, то тут же прибежал и рассказал об этом Джералдин. Ему тогда было девять, а ей — шесть, но именно она со свойственной ей рассудительностью и хладнокровием взобралась на стул, дотянулась до телефона и вызвала бригаду пожарных.

— Хо! Хо! Хо Ши Мин! — выкрикивали Кики, Артемис и Примми, шагая, взявшись за руки, к Гросвенор-сквер в середине многотысячной процессии.