Сами по себе - Сергей Болмат

In the sea of our relations We're like a couple of ships. Shall we take a sort of vacations To secure our relationships? Он отложил авторучку и испугался. Он знал язык достаточно, чтобы понять смысл написанного четверостишия, хотя не был уверен, что понимает его окончательно. Secure - от слова секьюрити, безопасность. To secure, соответственно, глагол - обезопасить. Relations - реляция, отношение. Множественное число - отношения. Наши отношения. При помощи нехитрых мнемонических приемов Тема слегка подновил свои знания. Ships - то ли козы, то ли лодки. Relationships? Отношения коз? Относительные лодки? Относительные козы? Или просто отношения? Тогда какая разница между relationships и просто relations? Другое дело, откуда взялись эти слова? В школе он изучал немецкий, который с тех пор почти не употреблял, но знал лучше, чем английский, впрочем, ненамного. Последнее сочинение по-английски он написал на втором курсе финансово-экономического института, который он бросил после того, как бросил третий курс медицинского. В разговорах он подбирал английские слова так, будто за каждым из них ему приходилось ездить на лифте. В разговоре, например, он никогда бы не сказал слово couple, которое все время забывал, сказал бы непременно pair, похожее на русское "пара", которое всегда помнил. И этот залихватский апостроф после "We"... Но couple это тоже пара, вспоминал Тема, хотя, вроде бы, какая-то другая пара, не такая, как pair. ("У нас еще оставалось немного минеральной воды, - писала княжна Васильчикова, - но меня так расстроила вся эта история, связанная с неудачным вырезанием аппендицита, так утомила жара и непрерывная ругань из-за каждой остановки, что я не заметила, как эта уродливая колченогая блондинка, стриптизерка-любительница, которую мы возле бензоколоки подобрали, вылакала, сволочь, ее без остатка и выбросила бутылку в окно, тварь", - с изумлением прочитала Стелла Игнатьевна. Она рассмотрела книжку повнимательнее и обнаружила, что в середину мемуаров были по недосмотру вклеены десять страниц американского переводного романа). Pair по-немецки Paar, думал Тема, das Paar. По-французски pair тоже pair. Gleich. Французский Тема пытался изучать самостоятельно два года назад, в течение десяти дней, по самоучителю, составленному человеком с фамилией Кубанский. Или Кубинский? Au pair, например. Это еще откуда? И как будет couple по-немецки? В том, что это четверостишие адресовано Марине Тема не сомневался. Отличный повод позвонить и узнать поподробнее, что же он там такое написал. Марина знала английский более или менее хорошо: после школы она полгода нелегально прожила в Нью-Йорке у одного знакомого таксиста-структуралиста. Тема вытащил из кармана пиджака, который он одолжил на время у Антона, поскольку из марининого дома не забрал с собой ничего, кроме пакета с марихуаной, конверт с сотней долларов, аккуратно сложил формуляр с четверостишием и вложил его в конверт. Он продемонстрировал конверт Стелле Игнатьевне. - Передадите Маринке? - спросил он, - если я не дождусь. - Конечно, - сказала Стелла Игнатьевна, - оставь на столе. - Она посмотрела на часы. - Куда они запропастились, не понимаю? У Зойки вон работа стоит. Кореянку Хо звали Зоя, но она почему-то предпочитала об этом не упоминать. - Может, ты спирта хочешь? - Да, пожалуй, - сказал Тема. - С удовольствием. Стелла Игнатьевна подошла к лабораторному шкафчику. - Тебе развести или чистого? - Чистого, - сказал Тема. - Спасибо. Он вдохнул поглубже и выпил рюмку спирта. Во рту стало огненно-сухо, в груди тепло. Тема аккуратно выдохнул. Неприятное щекотание пропало. Он почувствовал себя хорошо, уютно. Он посмотрел на застывшую серую руку старика, свисавшую с кушетки. Чем ближе к смерти, тем уютнее, подумал он. - Еще? - Да. Стелла Игнатьевна налила ему еще. - А вы? - спросил он. Она достала из стола бутылку греческого сладковатого коньяка, налила себе. Они чокнулись. В два часа ночи Антон открыл входную дверь. На пороге стоял Тема с раскрытой книжкой стандартных гражданских панихид в руке и с двумя похоронными распорядительницами по бокам. Одна из них держала бутылку водки, другая - обгрызенный с краю ананас. - Ты как относишься к смерти? - спросил Тема Антона. - Отрицательно, - ответил Антон. Он закрыл дверь, вернулся в комнату и уселся обратно за письменный стол. - Это похоронные распорядительницы, между прочим, - сказал Тема. - Все равно, - сказал Антон. - Почему? - обиженно спросила одна из распорядительниц. Это была полная тридцатилетняя женщина с ямочками на щеках и с растрепанной челкой. Тема упросил ее не снимать официального костюма и на рукаве у нее черным шелком поблескивала траурная повязка. Другая была нечеловечески худая и бледная, в красном обтягивающем платье. - Много думать об этом приходится, - сказал Антон, - и все без толку. - Я опять стихотворение сочинил, - сказал Тема под утро, когда распорядительницы ушли. Он лежал на своем матрасе и смотрел в потолок. Антон промолчал. - По-английски, - добавил Тема, - сам не понимаю, о чем оно. - Прочитай, - сказал Антон покорно. Тема помолчал некоторо время. - Забыл, - сказал он после паузы. - Сейчас вспомню. Когда через пятнадцать минут Антон выглянул из-за компьютера, он увидел, что Тема спит. Антон посмотрел в окно. Светало, в просвете между домами виднелся обрывок бледного неба. Нейлоновая занавеска, слегка подсвеченная изнутри холодноватым излучением дисплея, сливалась с небом. Временами Антон не мог отличить, где кончается занавеска и начинается небо. Он потер глаза. Чем одно от другого отличается? - подумал он. Всегда ведь отличается. Одно всегда одно, в то время как другое, в свою очередь, почти всегда - другое. Занавеска и небо. Ничем почти, какой-то маленькой разницей, линией, которая иногда просто исчезает, пропадает там, где зефирно-белое небо просвечивает сквозь снежно-белый нейлон. Он вспомнил, как его бывшая жена, музыкальный продюсер, кричала на съемках клипа какой-то популярной певицы, в котором он исполнял роль отчаянного мотоциклиста: "Дайте ему чего-нибудь, у него взгляд, как у воробья!" Он ехал на мотоцикле, на заднем сидеье вез певицу в бархатных коротких штанах и в бра, расшитом разноцветными блестками, и она громко пела ему в ухо песню про любовь под фонограмму, долетавшую до них из киносъемочного пикапа, медленно обгонявшего их по правой полосе. Его бывшая жена замахала руками из пикапа. "Это невозможно!" Она была необыкновенно энергичная, его бывшая жена, казалось даже, что самый обмен веществ протекает у нее в организме в сто раз быстрее, чем у всех остальных. Рядом с ней Антон всегда чувствовал себя медленным, как человек, который никак не может разбежаться во сне. Съемку остановили. Не обращая ни малейшего внимания на окружающих, она насыпала кокаин на капот пикапа, свернула трубочку, сунула ему и сказала: "Нюхай, работай". Антон покорно взял трубочку, наклонился, и в этот момент кокаин сдуло с капота внезапным порывом ветра. Это было давно. Антон покосился на экран. На экране компьютера ритмично переворачивались символические песочные часы, компьютер старательно обрабатывал своим крошечным железным мозгом два гигабайта информации. Год назад. Быстрее, подумал Антон, надо быстрее, давай быстрее, быстрее, еще быстрее. Воспоминание выдохлось, живые люди исчезли, жена последний раз заехала перед Новым Годом с каким-то высохшим молчаливым наркоманом, на которого она сама понемногу становилась похожа, денег занять и с тех пор больше не появлялась. Из распахнутой дверцы автомобиля, остановившегося под окнами, послышалась пятнадцатилетней давности мелодия. В двух огромных тополях, росших во дворе, начинали переговариваться птицы. По мокрой крыше шла рыжая кошка. Антон негромко щелкнул языком. Кошка остановилась, повела ушами и посмотрела на него.

Глава 5

- Теперь, когда у нас много денег, - сказала Кореянка Хо, выходя из парикмахерской в гостиничный холл, - нам нужно все как следует спланировать. Пойдем, мороженого поедим? Марина шла позади. Они с Кореянкой Хо только что покрасились: Марина под снежного барса, Кореянка Хо - во все цвета радуги. Вчера вечером они сняли себе на двоих апартаменты в гостинице "Астория" с видом на Исаакиевскую площадь. Марина моментально заснула в огромной кровати. Кореянка Хо всю ночь нервно переключала многочисленные телевизионные каналы, заказывала в номер гармонически подобранные разноцветные резиновые конфеты, леденцы на палочках строго определенной длины и лимонад, который фосфоресцирует в ультрафиолетовых лучах, и звонила своим друзьям и подружкам во все концы света по мобильному телефону. Они уселись на веранде итальянского кафе. Марина заказала клубнично-бананово-ромовое барокко с изюмом, вафлями и карамельной подливой для себя и крем-брюле для Канарейки. Кореянке Хо стоило некоторого труда объяснить официанту, что она хочет ванильный пломбир именно с майонезом. - Прежде всего нам нужны приличные солнечные очки. Мне, по крайней мере. Ты когда рожать собираешься? - спросила Кореянка Хо, когда официант прошел, наконец, через все четыре стадии восприятия: шок, боль, понимание и повторение, - и удалился, умиротворенный. - Через неделю, - ответила Марина, - приблизительно. - Где? - Понятия не имею. - Поехали в Индию. Родишь Иосифа в чистые струи Ганга. Потом в Гоа, омоешь его в Индийском океане. Кроме того - давай машину купим? Нам срочно нужна машина. Недорогая какая-нибудь, двухместная. Главное, чтобы ездила быстро. Солнце разделило веранду пополам и белая декоративная изгородь на освещенной половине празднично сверкала на фоне небрежно нарисованного уличного ландшафта. День был яркий, беспечно зажигающий шелестящие ламбрекенами матерчатые полосатые зонтики, сверкающий в окнах, шумящий всеми звуками сразу, как оркестр перед концертом. - Его там священная корова забодает. - помотала головой Марина. - Или священная обезъяна украдет. Он там дизиз какой-нибудь подхватит. - Здесь он два подхватит. Еще нам хорошие чемоданы нужны, - продолжила Кореянка Хо. - Красивые, знаешь, такие металлические, матовые, с ребрами, чтобы грузчики в аэропорту не залезли. Или еще, знаешь бывают такие, тоже металлические, но только такими кружочками полированные, переливающимися. Канарейка облизала тарелочку и чихнула. - Нам надо обстановку переменить, - сказала Марина, оглядываясь по сторонам. - Придется, - сказала Кореянка Хо весело. Они помолчали. - Или, - можно деньги в акции вложить, - сказала Кореянка Хо рассудительно. - Через Антона, например. Можно, между прочим, акварель Кандинского купить, мне месяц назад один администратор в клубе предлагал недорого. Знаешь, такую с каракулями, из ранних. Можно, - знаешь что? фотоаппарат хороший купить и сделать модные фотографии. Можно, вообще, потом свою фирму открыть. По дизайну. Как ты думаешь? Иосиф ее унаследует. Они расплатились и перешли улицу. На противоположной стороне виднелась яркая вывеска туристического агентства. Они остановились около витрины. Лондон, Нью-Йорк, Кипр, Рейкъявик, Каир, Рим, Мехико, Осло, Онтарио, Ориноко. 699, 1099, 99, 899, 899,9, 599,99, - нехитрые рекламные уловки, всегда функционирующие, начертанные крупно, через дефисы, после пунктов назначения. Карта мира, подвешенная на ниточках в середине витрины с игривыми карикатурками поверх материков, компьютерный монитор с бесконечно разворачивающимися экзотическими пейзажами, загорелая девушка в купальнике с большим разноцветным мячом и с увеличительными каплями на коже, вырезанная из картона по контуру. На отдельной пластиковой доске было торжествующе написано красным фломастером: "Грин-карты круглосуточно!!!" Они вошли. В помещении никого не было. Возле стены стоял большой канцелярский стол с проспектами, в углу, на подставке находился телевизор, внутри которого в бирюзовой, пронизанной волнистыми лучами океанической воде, выпуская ртутные пузыри, плавали среди фантастических рыб и кораллов длинноволосые аквалангисты в желтых ластах. На стенах висели однообразные пестрые плакаты. Солнечная пыльная улица с той стороны витрины вдруг начисто утратила материальность и превратилась в мерцающее монохромное кино эпохи Мурнау или Фрица Ланга. Одним из персонажей этого кино был Тема. Марина увидела, как он прошел по той стороне улицы с большой спортивной сумкой на плече и скрылся за углом. - Темка... - сказала Марина рассеянно. Она оглянулась на Кореянку Хо. Та, как обычно, не отрываясь смотрела в телевизор. Зазвонил телефон. - Что? - спросила Кореянка Хо с неадекватным интересом глядя на то, как рыба, одновременно похожая на лимон и на фигурную скобку, отгрызает крошечным кокетливым ртом кусочек петельчатого коралла. - Никогда за границей не был, представляешь? - подумав, ответила Марина. - Ты что, офонарела? - послышался дружелюбный мужской голос из соседней комнаты. Телефон перестал звонить. - Забудь. Ты вела себя отлично. Ничего. Ничего ты не разбила, она сама упала. Бывает. Ничего страшного. Ее так все называют, она давно уже не обижается. Правда. Любому человеку может плохо стать. От переутомления, например. Прямо на стол?! После некоторой паузы из соседней комнаты вышел молодой человек в темно-синем костюме, в белой рубашке с голубым воротничком и в галстуке цвета воспаленного горла. Он ошарашенно посмотрел на посетительниц. - Здравствуйте, - сказал он, улыбаясь, - садитесь. Он сел за стол и показал на кресла по сторонам. Телефон на столе снова зазвонил. Он покосился на Кореянку Хо, на Марину и снял трубку. - Прошу прощения. Да. Нет, это у меня что-то с телефоном. Телефон разъединился! Правда! Извини, у меня клиенты. Нет. Правда. Нет, честно. Только что. Нет, не потому. Клянусь тебе, я не могу сейчас разговаривать. Двое. Минут через пятнадцать. Честно! Да. Он положил трубку. - Слушаю вас. - Мы хотим уехать, - сказала Кореянка Хо. - Совсем? - спросил молодой человек деловито. На лацкане его пиджака была прикреплена табличка с надписью "Михаил". - Куда? В Америку? В Канаду? Мы делаем постоянное место жительства в течение одного, максимум двух дней, регистрацию, визу, естественно, любую, право на работу, прописку, гражданство, открываем банковские счета, оффшорные предприятия, помогаем деньги перевести, грин-карты оформляем. - Он вытащил несколько брошюр из пачки и достал из ящика несколько формуляров. - Может, во Францию хотите? В Канны, на фестиваль? В Италию на Пасху? На карнавал можно в Рио-де-Жанейро, - закончил он, понизив под конец голос, как будто неожиданно что-то неприличное предложил. Он поочередно, с удовольствием, словно картежник козыри, выкладывал на стол подробные пейзажи с отчетливыми куполами и башнями на фоне одинакового рекламного неба. - В Индию, - сказала Кореянка Хо на всякий случай. - Насовсем? - удивился молодой человек. - Месяца на три. Молодой человек присмотрелся к ней повнимательнее. - Есть отличная путевка в Тибет. Настоящий даосский монастырь, абсолютно без удобств, три недели, полное просветление. Аудиенция у далай-ламы входит в стоимость, поездки на яках по Гималаям, гашиш, между прочим, дешевле семечек. Всего четыреста долларов на человека. - Так дешево? - поразилась Кореянка Хо. - Авиабилет отдельно. Туда и обратно еще пятьсот, - сказал Михаил неохотно, - Хотите кофе? Он нажал кнопку. Кофеварка заурчала. Молодой человек снова улыбнулся, потом спохватился, торопливо огляделся по сторонам, отыскал просторный стеклянный сосуд с остатками кофе на дне и проворно подставил его под хромированную трубочку, на конце которой быстро набухали одна за другой черные кофейные капли. - Нет, спасибо, - вежливо сказала Марина. - А грин-карта, например, у вас сколько стоит? - Двенадцать тысяч, - строго сказал молодой человек. - Почему так дорого, Михаил? - спросила Кореянка Хо. - Десять тысяч фиктивный брак, - сказал молодой человек рассудительно, - и две тысячи хлопоты. - А что для этого нужно? - спросила Марина. - Четыре фотографии, - ответил молодой человек. Телефон снова зазвонил. Он страдальчески возвел глаза к потолку и взял трубку. - Да. Нет еще. Нет, не скоро. А? Как? Я нормально разговариваю. А как я должен? Нет. Нет, - он затравленно посмотрел на девушек. - Хорошо, я скажу: это никак не повлияло на наши отношения. Никак, абсолютно. Нет, наоборот! Это не значит это! Я тебе потом объясню! Потом! - он положил трубку, помолчал, слегка стукнул кулаками по краю стола и встряхнул головой, - две анкеты заполнить и деньги, само собой. - Нам надо подумать, - сказала Марина. - Возьмите наши рекламные материалы, - сказал молодой человек утомленно и пододвинул к ним аккуратные брошюрки с небоскребами, колизеями и елисейскими полями на обложках, - почитайте. Если что - приходите. Мы, кстати, еще антенны спутниковые устанавливаем. Не надо? Вы точно кофе не хотите? - Я знаю здесь один отличный фотоавтомат поблизости, - сказала Кореянка Хо, озираясь на улице и щурясь от неожиданно яркого августовского солнца, - он иногда чужие фотографии выдает. У тебя что? - спросила она, увидев, что Марина собирается перезарядить свой дискман. - Мегамикс. А у тебя? Кореянка Хо открыла свой. - Трансрапид. Давай поменяемся? Они перезарядили свои акустические насосики. На углу, за забором, заклеенным листовками, плакатами и объявлениями, бригада штукатуров заканчивала стену церкви. Женщины в бесформенных, произвесткованных штанах и робах, похожих на скафандры, разравнивали своими деревянными дощечками большое серое пятно, похожее на раздавленного слона. Одна из них сидела на коричневом подоконнике большого овального окна и пила кефир из картонной коробочки. К ним на третий этаж, крепко держась за железные перекладины, осторожно и решительно поднимался худощавый священник. Новенькая, сияющая свежим деревом овальная оконная рама со множеством перемычек стояла у стены, подпираемая мощной арматурой тени, и рядом, прислоненные к выщербленному известняку фундамента, хором выстроились заранее вырезанные по размеру стекла, вполголоса отражавшие облака. Одинокая липа подобно гигантской улитке обволакивала морщинистой корой остатки железной решетки. На соседнем доме висела почерневшая чугунная доска с надписью: "Особняк купца Фашистова. Памятник архитектуры XIX века". Марина и Кореянка Хо миновали забор и остановились около почты. - Ты письма писала когда-нибудь? - спросила Кореянка Хо. - Бабушке в Архангельск, когда маленькая была, - ответила Марина. - "Милая бабушка. Я вчера была в зоопарке, а сегодня у меня тимпература". А что? - Давай письмо напишем? - предложила Кореянка Хо. - У тебя почерк хороший? Они зашли на почту. Возле застекленного прилавка стояли в очереди две пожилые женщины и взъерошенный мужчина в джинсах и клетчатой рубашке. В углу, возле фанерных телефонных кабин на стуле сидела девочка и молчаливо давила на кнопки молчаливого тетриса. Возле прилавка стоял на столе старый серый ксерокс-аппарат, над ним скотчем была прикреплена к стене большая горделивая надпись: "Ксерокс - 4 т. р." и еще одна, поменьше, написанная авторучкой на листке: "Ксеркс не работает". Над словом "ксеркс" была приписана другой авторучкой крошечная кривая буковка "о". В помещении вкусно пахло сургучом и бумагой. Марина и Кореянка Хо сели за стол. Кореянка Хо деловито отодвинула в сторону разбросанные на столе полузаполненные и зачириканные бланки. Марина достала авторучку из рюкзака. Кореянка Хо протянула руку и стянула с прилавка оставленный кем-то листок бумаги. - Кому? - спросила Марина. - Сейчас, - сказала Кореянка Хо. Она повертела головой. - Вот, - она ткнула пальцем в предвыборный плакат, забытый на доске объявлений, - кому. Президенту. Пиши: "Дорогой президент" - с большой буквы. Восклицательный знак. - "Мы очень вас любим", - сказала Марина. - "Особенно после путча, когда вас по телевизору показывали, как вы стоите на трибуне, блондин на фоне голубого неба". - Блондин? - настороженно спросила Кореянка Хо. - Блондин, - сказала Марина, - смотри, дальше: "С тех пор прошло много лет, но вы по-прежнему остаетесь для нас секс-символом новой России." - Отлично, - сказала Кореянка Хо. - Какой у тебя все-таки почерк классный. Только слово "путча" с буквой "т" пишется: пут-ча. Путча. - Ты уверена? - высокомерно спросила Марина. - Да. Пиши: "Мы видим, как вам трудно приходится и очень хотим вам помочь. Мы умеем вызывать духов с того света, разных великих людей, в том числе крупных политических деятелей или ученых, например, Ленина, Кеннеди или кардинала Ришелье." - "Еще мы умеем будущее предсказывать", - продолжила Марина. - "Только не выигрышные номера в лото", - сказала Кореянка Хо. - "Мы клятву давали Высшему Существу никогда не использовать наши способности в корыстных целях." - "Если вам понадобится наша помощь", - продолжила Марина. - "Позвоните к нам на мобильный. Еще мы умеем порчу насылать и лечить неизлечимые болезни." - Постскириптум, - сказала Кореянка Хо, - письма без постскриптума не бывает. Пэ латинское, точка, эс латинское, точка. "Нас зовут Лиза и Валя, нам по двадцать два года и мы похожи на Софию Марсо и Ванессу Мэй". - Я на что угодно могу поспорить, что он не знает, кто такая Ванесса Мэй, - возразила Марина. - Спросит, - ответила Кореянка Хо, критически перечитывая письмо. - У него референтов три тысячи человек. - Знаю я этих референтов, - сказала Марина. - Они Игоря Северянина от Аркадия Северного не отличают. У меня был один в Москве референт знакомый. Он думал, что Мейерхольд - это еврейская холдинговая компания. "То есть очень красивые", - дописала она в конце постскриптума на свой страх и риск. - Зато у них кокаин всегда первый сорт, - парировала Кореянка Хо. Она купила конверт с цветочками и отправила письмо. - Ну вот. Дело сделано, констатировала она удовлетворенно. - Пошли. Они снова вышли на улицу. У края тротуара вместо мостовой начиналась ничем не огороженная глубокая яма, на дне которой, среди черных труб копошились грязные рабочие в блестящих пластмассовых касках. Наверху, около уходящей вниз деревянной лестницы, стояли трое мужчин в костюмах и держали на весу похрустывающий от ветра лист бумаги с чертежами. Ветер поднял пыль с тротуара и, крутя, понес ее через улицу в подворотню. Канарейка заглянула в яму и зажмурилась. Завернул за угол и скрылся, подумала Марина. Со спортивной сумкой на плече. Наверное, у Антона взял. Что, интересно, он таскает в этой спортивной сумке? Может быть, он домой заезжал и вещи свои забрал? - с неожиданным ужасом подумала она. - Ключ у него второй остался. Может быть, я его в последний раз в жизни видела? От этой мысли ей стало нехорошо. Буквально. Она едва успела отвернуться, чтобы ее не стошнило прямо на головы рабочих внизу. Кореянка Хо схватила ее за плечи. - Маринка, что случилось? Мороженого объелась? Поводок упал на тротуар. Ничего страшного, подумала Марина. Беременную тошнит, обычное дело. Она достала бумажные салфетки и вытерла рот. - Принеси мне попить чего-нибудь, - сказала она. У нее отчаянно кружилась голова. Я так умру, испугалась Марина, если он ко мне не вернется. Она отошла в сторону, неуклюже перешагнула через высаженные вдоль тротуара, обрезанные на уровне колена кустики роз, и села на парапет чугунной ограды. Просто возьму и умру, и все. - Сейчас, - Кореянка Хо протянула ей поводок. - Возьми, а то Канарейка убежит. Марина взяла поводок. Канарейка отыскала проем среди роз, подошла и, задрав голову, смотрела вверх, на хозяйку. От хозяйки пахло теплой слабостью, неинтересной, приторной уже беременностью и головокружительно едким, как все фальшивые запахи, французским дезодорантом. Только что, в противной комнате с чистым, правда, кафельным полом Марина источала деликатный съедобный аромат. Они во что-то играли там наверху с Антихозяйкой, в какие-то свои микроскопические игры, без крови на этот раз, без железных заводских запахов бесцеремонно громкого грома и без неожиданной падали. Из ямы на улице изысканно пахло гнилью. Из хозяйки сразу полился уксусный страх. Люди ничего не понимают в гнили, - подумала собачка, - боятся. "Гнилое не едят", - попыталась объяснить хозяйке Канарейка, чувствуя, как в застоявшемся запахе отчаяния все более и более отчетливо проступает свежий минеральный запах слез, - "гнилое читают". Она помолчала, потом снова негромко тявкнула и лизнула Марине лодыжку. Кореянка Хо вернулась с откупоренной бутылкой "Кока-Колы". Марина прополоскала рот, выпила несколько глотков ледяной содовой и почувствовала, как у нее заскрипели зубы от углекислого газа. - Ну как? - настороженно спросила Кореянка Хо. - Ты до угла дойдешь? Я машину сейчас поймаю, домой поедем. Или, хочешь, в садике посидим, на скамейке? - Как ты думаешь, - спросила Марина, приходя в себя, - он вернется ко мне или нет? Кореянка Хо вытаращила глаза. - Ах, вот оно что, - сказала она разочарованно и отобрала бутылку. Слушай, это нечестно. Ты мне сама говорила, что любовь только у гомосексуалистов бывает, а сама?! Марина плюнула на траву, поймала критический взгляд проходившей мимо старушки с большой хозяйственной сумкой на колесиках и поморщилась. - Тьфу, - сказала она, - какая разница. Как ты думаешь? - повторила она невесело. - Может мне еще раз попробовать с ним поговорить? - Зачем? - спросила Кореянка Хо. - Я не знаю, - сказала Марина Я ваккуумная упаковка, подумала она, пенопластовая плошка с чем-то вроде индюшачьей ноги внутри, плотно обтянутая морщинистым полиэтиленом. - Может нормальный человек влюбиться в мороженую котлету в супермаркете? она ясно представила себе черное, твердое, как молоток, мясо, облепленное заиндевевшим пластиком. - Или в пачку молотого кофе? - спросила она у Кореянки Хо, приходя в себя понемногу. - Теоретически да, - ответила та, не задумываясь, - если только у них ваккуум в упаковке не нарушился или срок годности не кончился. Что ты несешь? - спохватилась Кореянка Хо. - О чем ты думаешь, вообще? - Я? - переспросила Марина, - о нем. - Ты хочешь сказать, что он тебя не любит? - Он поэт, - сказала Марина, - а я детородное устройство. Неожиданно она совсем успокоилась. Я - детородное устройство, - повторила она про себя. Щелк, щелк, клик-клик, хлоп-хлоп. Я думала, я помесь Симоны де Бовуар и Линды Евангелисты, а на самом деле я просто курица, груша, плодовое дерево, инкубатор. Серийная модель. Она почувствовала некоторое умиротворение. Она представила себя внутри себя, в монастыре собственного тела, в черном платье с большой белой шапкой на голове. Она сидит на стуле и смотрит в стену своего живота, а над головой у нее - плоский гризайль, как на репродукциях ренессансных художников, раковина и яйцо на ниточке, яйцо Иосиф. Мир совершенен, подумала она, - если только дать себе труд подлаживаться под него немножко. - Скажи еще, что ты ребенка больше не хочешь, - презрительно сказала Кореянка Хо, глядя на несчастное Маринино лицо. - Иосифа-беби. Вот просто скажи, вслух. Посмотрим, как это у тебя получится. - Хочу, - устало сказала Марина, прислушиваясь к себе. - Но не так, как раньше хочу. Раньше я его хотела просто, самого по себе, а теперь принципиально хочу, как доказательство. Теперь мне его нужно хотеть. Потому что я, - тупо повторила она, - детородная машина. - Ты с ума сошла, - констатировала Кореянка Хо. - Знаешь чем сумасшедших лечат? - Лекарствами, - сказала Марина. - Если ты вмазаться предлагаешь, то я и так себя чувствую как летающая тарелка. Она отобрала у Кореянки Хо бутылку с остатками "Кока-Колы". - Электрошоком, - заботливо поправила ее Кореянка Хо, - во всем мире их электрошоком лечат. Тысяча вольт в голову. Бах! Она прижала ладони к вискам и сделала страшное лицо. - Поехали, я знаю, что тебе нужно. - Понимаешь, - сказала Марина в такси, - он ведь сам не знает, чего он хочет. - Я знаю, - строго сказала Кореянка Хо. - У него ведь нет внутри такого процессора, который правильно данные обрабатывает, - мечтательно говорила Марина. - У него внутри атомы, космос и броуновское движение. Ему хороший балласт нужен, как на воздушном шаре. Я хороший балласт. Мне еще раз надо с ним попробовать поговорить. - Ты сошла с ума, - повторила Кореянка Хо, - причем совершенно неожиданно. Понимаешь ты это, или нет? Представь себе, что ты его никогда больше в жизни вообще не увидишь. Вот представь себе, попытайся. Ни-ког-да, - она магнетически повела руками у Марины над головой. - Что он в камень превратился, вот в кирпич, например, - сказала она, указывая на кучу заросших травой кирпичей возле недостроенной трансформаторной будки. Представь себе: ты идешь по улице. На мостовой кирпич лежит, - Кореянка Хо согнула пальцы убедительными квадратными скобками. - Ты мимо проходишь, как всегда, а это Тема-кирпич. Курицу можно запросто полюбить в морозилке, или томатного сока упаковку, а вот кирпич? - Она задумчиво заглянула в прямоугольное пространство между ладонями. - Кстати о превращениях, - сказала Марина. Они поднимались по просторной лестнице с белыми цветочками натрафареченными на зеленых стенах, - мне сегодня приснилось, что мы с Темкой сидим в ресторане. Подходит официант, обычный официант в черном костюме, как все они, с блокнотом и с полотенцем, и спрашивает, в кого бы мы после смерти хотели превратиться. Я спрашиваю: а в кого можно? Он говорит: посмотрите в меню, но я бы вам порекомендовал, говорит, в "Лунную сонату". Красивая говорит, часто исполняют, почти всегда с успехом и практически во всех точках земного шара. И тут я смотрю, - а Темка уже за соседним столом сидит с какой-то незнакомой девицей в оранжевых колготках. И мне так плохо становится. Они остановились перед дверью коммунальной квартиры с гроздью звонков на косяке. Кореянка Хо почитала таблички около звонков и нажала первый попавшийся. - Приготовься, - сказала Кореянка Хо. - Харин Владимир, частный предприниматель. - Какой Харин? - спросила Марина. - У которого Ниссан без кондиционера? Ты передумала его бросать? - Или я перепутала? - нахмурилась Кореянка Хо. Она вытащила визитную карточку, сверила с полузакрашенным эмалированным номером на двери. - Нет, все правильно: Чехова 15, квартира семь. Увидев карточку, Марина сразу повернулась и нажала на кнопку лифта. Двери лифта тут же разъехались в стороны. - Послушай, - торопливо сказала Кореянка Хо, - тебе просто необходимо сейчас немного адреналина. Адреналин микробов убивает. - Каких микробов? - недовольно спросила Марина в лифте. - Какой адреналин? Что ты, - она рассерженно вернула фразу владелице, - несешь?! - Вот таких микробов, - неожиданно резко ответила Кореянка Хо, разводя марининым жестом ладони в стороны на полметра. - Вирусов. Мы просто посмотрим на него, - неожиданно извиняющимся тоном продолжила она, попрощаемся и уйдем. Неужели тебе не хочется его хотя бы потрогать? Лифт остановился и двери его пригласительно открылись в просторный холл, освещенный яркими квадратами солнца из-за дверей. - Я знаю, - сказала Марина, не выходя из лифта, - преступника всегда тянет на место преступления. Но ведь его совершить надо, хотя бы для начала. - Нет проблем, - весело ответила Кореянка Хо, нажимая на кнопку четвертого этажа. - Представляешь себе: ты подходишь к нему, разговариваешь, - вот так рядом, как мы с тобой, - и он ничего не знает. Анекдот тебе рассказывает, например, про то, как мужик приходит к врачу. А у тебя пистолет в кармане. - У тебя что, пистолет в кармане? - ошарашенно спросила Марина. Широко раскрытыми глазами она внимательно оглядела Кореянку Хо с головы до ног. - Страшно? - ехидно спросила Кореянка Хо. Они вышли на лестничную площадку. Кореянка Хо снова позвонила в дверь. - Пистолет в скобках, - пояснила она снисходительно. - Его нет, - сказала Марина. Она с удовольствием почувствовала, как легкий сладкий озноб вытесняет из нее романтические переживания. Кореянка Хо пригляделась к дверям. - Там вообще никого нет, - сказала она, нажимая все кнопки поочередно. Пара звонков отозвалась в глубине квартиры. Она подождала и потянула дверь на себя. За дверью что-то негромко звякнуло. Дверь открылась. За дверью была кромешная темнота. Ни секунды не задумываясь, Кореянка Хо шагнула в темноту. Марина нерешительно остановилась на пороге. Неяркий свет с лестницы освещал кусок пыльного паркета у нее под ногами. Она попыталась вглядеться в темноту. Неожиданно включился свет. Кореянка Хо стояла в углу просторной коммунальной прихожей и озиралась. Под потолком прихожей висела на тощем витом проводе одинокая электрическая лампочка. Стены были оклеены обоями вишневого цвета с полустертыми золотистыми завитушками. На стене слева выделялся большой квадратный след от вешалки. За спиной Кореянки Хо темнел вход в коридор. На полу прихожей валялись листки бумаги, сломанная вилка, две пустые картонные коробки и две бутылки из-под пива. Марина вошла и закрыла за собой дверь. Кореянка Хо заглянула в коридор. Короткий отрезок коридора упирался в закрытую, покрашенную эмалевой краской дверь, смутно белевшую в полумраке, и коридор поворачивал дальше, налево. Возле стенки стояла тумбочка, покрытая растрепанной соломенной подстилкой. На подстилке стоял старый черный телефон. К стене над тумбочкой тремя кнопками был приколот плакат "Аэрофлота", весь исписанный по низу адресами и номерами и изрисованный замысловатыми узорами. Рядом с телефоном лежала телефонная книга за 1988 год с чернильным пятном на обложке. Кореянка Хо заглянула за угол. Свет из открытых дверей стоял в длинном коридоре неподвижно, как на дне пруда. Прямо напротив входа в прихожей была высокая белая дверь. Марина открыла дверь и вошла в большую комнату с двумя выходящими во двор окнами. В углу комнаты стояла старая железная кровать без матраса. На подоконнике стопкой были сложены книги и рядом с ними на газете стоял алюминиевый чайник. Под окном, возле серо-зеленой облупленной батареи парового отопления, в двух картонных коробках лежали школьные тетради. Рядом с коробками валялись несколько черно-белых фотографий с видами черноморского пляжа. В углу стоял детский письменный стол с зарубками на кромке столешницы. На столе лежали старые чулки, кривые гвозди, пара сломанных цветных карандашей и несколько выдохшихся давно фломастеров. Послышался шорох. Марина оглянулась. Канарейка что-то беспокойно обнюхивала в углу. Марина выдвинула ящик стола. В ящике лежали еще несколько фотографий и толстая тетрадь в коричневой клеенчатой обложке. Марина заглянула в тетрадь. На клетчатых сиреневых страницах были наклеены всевозможные вырезки из журналов и газет, портреты, кулинарные рецепты, памятные даты, полезные советы. Некоторые строчки были подчеркнуты по линейке красным карандашом, один или два портрета зачириканы шариковой ручкой. "Ни словом, ни единой долькой Не отступаться от лица, Но быть живым, живым и только, Живым и только - до конца. Б. Л. Пастернак" - прочитала Марина старательно обведенное трехцветной карандашной рамочкой четверостишие, вырезанное из календаря. На следующей странице она наткнулась на стихотворение Асадова. Она заглянула в конец. "Все счастливые семьи счастливы одинаково; все несчастливые семьи несчастливы по-своему". Рецепт вареников. Фотография Мела Гибсона. Фотография Алены Апиной. Двустворчатая дверь в боковой стене была настежь распахнута. Марина прошла в соседнюю комнату. На полках, привинченных к стене она нашла несколько старых пластинок, на полу валялись пожелтевшие трубы чертежей, осколки стекла, эмалированная кружка и карандашная точилка с отломанной ручкой. К обоям был приклеен плакат "Роллинг Стоунз" и на лбу у прославленного солиста было нарисовано (или написано) что-то, что впоследствии было тщательно зачирикано черной шариковой ручкой. Марина задумчиво надула огромный пузырь жевательной резинки и вышла в коридор. В конце коридора, в открытой двери ванной стояла Кореянка Хо и целилась в Марину из прозрачного водяного пистолета. Зеленоватый плексиглас пистолета как бы светился у нее в руке фантастическим неярким светом. За ее спиной, над покосившейся раковиной виднелось большое пятнистое зеркало в крашеной деревянной раме. Марина заметила в зеркале свое отражение. - Хлоп! - сказал незнакомый мужской голос. Пузырь жевачки у Марины во рту громко лопнул. Из ниппеля на конце пистолетного ствола ей на плечо прыснула тонкая струйка воды. Кореянка Хо вздрогнула и слегка пригнулась. Канарейка понюхала упавшие на пол капли. Марина осторожно выглянула из-за угла на кухню. В дальнем конце кухни, возле выхода на черную лестницу за столом сидели Харин и два его телохранителя. Харин держал в руке какие-то бумаги и улыбался. Неожиданно Кореянка Хо хрипло засмеялась. - Посмотри на себя, Маринка. Марина заглянула в зеркало. Пол-лица у нее было залеплено жевательной резинкой. Она аккуратно сняла розовую пленку с лица, скомкала и сунула в рот. - У меня железные нервы, - сказала Кореянка Хо, выпрямляясь, - ты знаешь. Но тут даже я испугалась. Вы кто? - спросила она, входя в кухню, - бомжи? Харин тоже засмеялся. Он посмотрел на часы. - Вы что тут делаете, двоечницы? - Мы здесь жили раньше, - сказала Кореянка Хо, - когда отл