Люди и фразы - Андрей Десницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только в какой именно? Трудно решить. Образца 1913 года? Так в ней через несколько лет будет революция. Середины XIX века? Ну не по душе мне крепостное право и бюрократия, да и Кавказская война не особенно нравится, не говоря уж о Крымской. Допетровская Русь? Византия Палеологов? Рим времен Константина? В каждой эпохе найдутся свои темные стороны, ни одна не похожа на рай на земле, но каждая не похожа по-своему. Наше время – не исключение.
Осознание этого факта и отличает здоровую ностальгию от болезненной мечтательности. Очень уж велико искушение принять свою идеальную мысленную империю за то Царствие Небесное, о котором говорит Евангелие. И тогда…
Тогда может произойти много дурного, и на самом деле происходит. Человек начинает выстраивать свою систему ценностей, исходя из абсолютного приоритета своей мысленной, идеальной империи, – все, что к ней приближается, есть благо, а что ей мешает, есть зло. Можно, оказывается, быть христианином и оправдывать не только реформы царя Петра (это действительно вопрос спорный), не только опричнину царя Иоанна (тут уже спорности куда меньше), но и лагеря и расстрелы товарища Сталина, оправдывать только за одну его чеканную имперскую поступь. Казалось бы, тут все однозначно, перед нами случай почти что химически чистого зла – но нет, включаются механизмы рационализации, приводится множество объяснений, и оказывается, что все было не так уж и плохо, а с другой стороны посмотреть, так пожалуй, и очень хорошо.
Кстати, совсем недавно владыка Иларион (Алфеев) публично высказал свое резко отрицательное суждение о Сталине, и это на свой лад было даже удивительно: ну что тут можно нового сказать, спустя более полувека после его смерти? Это что же, православный епископат только сейчас разобрался с его оценкой? Разумеется, нет: сначала он просто вынужден был молчать, а в годы перестройки про Сталина и так все сказали, говорить о нем тогда означало бежать в хвосте пропагандистской моды. Но сегодня, именно сегодня эта оценка стала действительно актуальной, причем для церковного народа – вдвойне, к сожалению.
Впрочем, не обязательно доходить в своей тоске по империи до таких кровавых крайностей. Есть и более благоприятный объект для ностальгии: Византия. Это действительно целый мир, давший свое начало и русской культуре, прекрасный и неповторимый. Неповторимый – ключевое слово! У нас же часто получается так, что говорят люди вовсе не о Византии, а о нынешней российской политике, называя ее реалии более-менее удачно подобранными византийскими именами. Живая плоть византийской истории таким византинистам просто не интересна, при случае они ее могут и подправить, и уж, во всяком случае, обращаются к ней очень избирательно.
Есть и еще одно направление поиска, о котором вспоминают несколько реже, – это Золотая Орда. В самом деле, Московская Русь стала и ее наследницей, по крайней мере после присоединения Казанского и Астраханского царств, этих осколков Орды, никогда не входивших в состав Руси Киевской. Так Иван Грозный сделал ясное заявление: он собирает наследство Чингисхана. Да и его внутренняя политика во многом была скопирована с ордынской; во всяком случае, такого безграничного единовластия не знали ни киевские князья, ни даже константинопольские василевсы. Знал его именно Чингисхан. И «евразийское направление», как теперь это называется, стремится к активным действиям именно в этом направлении…
Что ж, политика есть политика, в ней всегда будет происходить борьба разных сил и идей. Кстати, и сегодня Россия во многом остается империей – нет, не идеальной конечно. Она, например, объединяет исторические места расселения многих народов, и в этой имперскости много хорошего: глядя на Балканы и Закавказье, можно представить себе, во что превратились бы наши Поволжье и тем более Северный Кавказ, если бы они пошли по другому пути. Война всех против всех, вмешательство больших и сильных стран, перекраивание границ… Нет, похоже, для таких регионов человечество пока не изобрело лучшего рецепта, чем единое многонациональное государство.
Но эта империя лишь отчасти похожа на любую из своих предшественниц. Самый верный способ ее погубить – это принести ее в жертву своим теориям, своей идеологии. Именно это и сделали большевики в XX веке, и я глубоко убежден, что второго такого опыта наша страна просто не переживет, как бы ни была прекрасна и замечательна эта новая идеология. Впрочем, и коммунизм когда-то и кому-то казался прекрасным…
Сдается мне, что если бы тоскующие по империи люди жили в какой-нибудь из реально существовавших империй, то многие из них стали бы пламенными революционерами и ниспровергателями основ. Почему? Да потому, что у этих людей есть острое чувство прекрасного и ясное ощущение, что окружающая действительность этому прекрасному не соответствует. Следовательно, ее надо изменить. А действительность – вещь упрямая, и зря не изучают политики главную дисциплину технических институтов: сопротивление материалов. Ведь не случайно у большевиков, разрушивших Российскую империю, получилась своя империя, советская, и чем дальше, тем больше она была внешне похожа на ту, прежнюю.
Впрочем, новая революция на данный момент не самая большая опасность. Куда вероятнее попытки сделать христианство подручным средством идеологии, не так уж и важно, какой именно, а Царствие Небесное – бледной копией очередного проекта земного царства, опять-таки неважно какого. В свое время большевики пытались Царствие отменить, у них это не вышло, но лукавый не сдается – теперь он пытается его нам подменить. Нас ужасают, и совершенно справедливо, шахиды, которые прокладывают себе лично дорогу в рай по трупам мирных людей, нас приводит в замешательство президент Буш, который вдруг заявляет, что это Бог велел ему напасть на Ирак. Так вот: очень не хотелось бы мне увидеть, как подобные вещи будут делаться от имени Православия, точнее, во славу какого-нибудь очередного имперского геополитического проекта.
На самом деле, христианство, родившись в Римской империи, первые два века вынуждено было существовать даже не то чтобы независимо от нее, а под ее давлением, порой очень жестким. Это потом христиане сумели на свой лад «приручить» империю, научились использовать те возможности, которые давали им имперские институты. Конечно, не всегда у них это получалось хорошо, да и платой за эти новые возможности становилась собственная независимость. Но общий принцип остался, я думаю, прежним: христиане могут и должны изнутри преображать ту форму государственного и общественного устройства, которая им дана в настоящем, не забывая собственной истории, но и не стремясь спрятаться в этой истории от неуютного будущего. И в конечном счете победа будет… нет, не за нами, но мы точно знаем, за Кем.
Голос с Манхэттена
В США 20 ноября 2009 года была опубликована так называемая «Манхэттенская декларация» – обращение христиан разных конфессий (включая и православных) к общественности страны, да и всего мира. Отметим, что это именно обращение отдельных христиан, каждый говорит за себя, а не за свою церковь или организацию. Под декларацией подписались сотни тысяч человек, хотя, конечно, в Интернете легко накрутить лишние голоса. Но в любом случае прозвучал этот голос очень громко. И что же он сказал?
Декларация называет три основные ценности, о которых она хочет напомнить современному миру: (1) человеческая жизнь священна; (2) брак есть союз мужчины и женщины; (3) существуют права на свободу совести и религии. Возможно, кто-то скажет: они бы еще написали, что сахар сладкий, а вода мокрая! Но эти истины кажутся банальными только на первый взгляд, а где речь заходит об их конкретном применении, там начинаются проблемы.
Первый принцип, конечно же, имеет прямое отношение к абортам. Их сторонники говорят о праве женщины на выбор. Плод во чреве матери не является личностью с социальной и юридической точки зрения, он ведь не может отстаивать свои права в суде, не станет делать этого и мать, решившаяся на аборт. Но с христианской точки зрения, напоминает декларация, уникальна и священна любая человеческая жизнь, а начинается она в момент зачатия. И если общество не считает эмбрион живым, то оно не остановится только на абортах и будет спокойно относиться к созданию эмбрионов «про запас» при экстракорпоральном оплодотворении. Порой заходит даже речь о «терапевтическом клонировании», то есть о создании эмбрионов ради получения определенных видов клеток. Естественно, при таком подходе их будут создавать именно для того, чтобы убить.
Другой практический вопрос – это эвтаназия, по сути, самоубийство при помощи врачей. В ее пользу, казалось бы, можно найти множество аргументов, но авторы текста считают, что сам подход, при котором допустимо решать, кто будет жить, а кто нет, открывает дорогу различным формам геноцида и этнических чисток. Своя логика в этом есть.