Люди и фразы - Андрей Десницкий

Другой практический вопрос – это эвтаназия, по сути, самоубийство при помощи врачей. В ее пользу, казалось бы, можно найти множество аргументов, но авторы текста считают, что сам подход, при котором допустимо решать, кто будет жить, а кто нет, открывает дорогу различным формам геноцида и этнических чисток. Своя логика в этом есть.

Семья, о которой говорит второй тезис декларации, безусловно, всегда и везде является основой общества. Но в современном западном мире этот институт размывается: все больше людей живут в неформальных и неустойчивых союзах и рожают детей «для себя». Признание однополых браков, ставшее реальностью в некоторых европейских странах, только подстегивает этот процесс, равно как и призывы к легализации «шведских семей» с неопределенным количеством партнеров. Кому какое дело, спрашивают сторонники легализации таких отношений, если люди решили устроить свою жизнь именно таким образом? Да, это их личный выбор, на который они имеют право, – отвечает декларация. Но государство и общество не должны принимать его как равнозначный традиционному браку со всеми вытекающими последствиями. Грубо говоря, если двое мужчин решили спать друг с другом или решили спать сразу с тремя женщинами, мы им этого не запрещаем, но и они пусть не требуют, чтобы детям в школах рассказывали об этом их решении как о нормальном способе устроить свое личное счастье.

С другой стороны, декларация признает, что на Западе «культура брака» находится в глубоком кризисе, тут безусловно должно быть и нечто позитивное, а не только отказ от легализации нестандартных вариантов. Но для этого нужно, чтобы само понятие брака сохранило какое-то свое базовое значение.

Ну а что же с религиозной свободой, о которой казалось бы, на Западе совершенно не приходится беспокоиться? Приверженцы самых экзотических культов могут совершать свои обряды и проповедовать свои взгляды беспрепятственно… И там уж точно не происходит никакого гонения на христиан, подобного тем, что были в XX веке в России. Однако на практике все чаще оказывается так, что практиковать свое христианство они могут лишь дома, за закрытыми дверями. Там где законодательно признаются однополые браки, христианские приюты и благотворительные организации уже не могут по закону отказывать однополым парам в усыновлении. В штате Массачусетс, где было принято такое решение, католическая организация была вынуждена прекратить практику всякого усыновления. Точно так же и проповедь становится подцензурной: если христианин, в полном соответствии с Библией, называет практику гомосексуализма греховной, на него можно подать в суд – и такое действительно порой происходит.

«Мягкий деспотизм» – вот как, вслед за А. де Токвилем, характеризует декларация эту тенденцию. С одной стороны, никаких концлагерей и репрессий, а с другой… общество меняется неузнаваемо, оно загоняется в рамки достаточно жестких и весьма притом спорных представлений о том, что есть хорошо и что есть плохо. И это, конечно, находится в ярком противоречии с идеями отцов-основателей США и тех борцов за гражданские права и свободы (например, М.-Л. Кинга), которые стали основателями современного американского либерализма.

Уберечь подлинный либерализм, основанный на христианских ценностях и устремленный к свободе личности, от нынешних либералов-диктаторов – вот как я определил бы суть этой декларации, и в целом я с ней вполне согласен. Да, она упоминает множество сложнейших проблем, которые не могут быть разрешены в семистраничном документе, некоторые формулировки выглядят слишком упрощенными, некоторые доводы – несколько натянутыми, но дело не в частностях.

Важно, что в данном случае христиане разных конфессий, не забывая о различиях между ними, сумели назвать общие для всех них ценности и объединиться в защите этих ценностей. Да, конечно, вопросы о примате папы или о соотношении Писания и Предания очень важны, и было бы лицемерием делать вид, что они нас не разделяют. Но когда мы сталкиваемся с какой-то совершенно иной системой ценностей, для которой и Писание, и Предание – пустой звук, мы должны сказать о том главном, что нас объединяет. Мы можем напомнить об этом обществу безудержного потребления, в котором права человека начинают трактоваться как навязанный всем произвол чьего-то частного хотения.

Делать это так, как делал Иоанн Креститель, а именно громогласно возглашать: «Покайтесь!» – уже не получится, потому что нет у аудитории ясного представления ни о грехе, ни даже о Боге. Но можно говорить с современным обществом на его языке. Можно показать ему, что христианское отрицание абортов и манипуляций с эмбрионами – не прихоть средневековых мракобесов, а, напротив, провозглашение высокого достоинства неповторимой человеческой личности, возникающей в момент зачатия. Защита прав нерожденных – это и есть подлинный либерализм.

Нам, в России, может порой казаться, что сама проблема существует лишь на «бездуховном и материалистическом» Западе. Но это вовсе не так: потребительство, индивидуализм и прочие черты, которые принято связывать именно с ним, присущи нашим соотечественникам ничуть не в меньшей мере, просто сейчас люди больше заняты другими проблемами, в основном экономическими. Значит, эти вопросы встают и перед нами, пусть пока и не с такой остротой, как в Америке.

Что ж, значит, у нас есть время подготовиться, сделать собственные выводы из западного опыта и постараться найти собственные ответы на эти вопросы. И такие ответы западных христиан на вызовы современности, как Манхэттенская декларация, могут помочь нам в этих поисках.

Не читайте форумов перед обедом

Профессор Преображенский в «Собачьем сердце» Булгакова советовал не читать перед обедом советских газет. Я бы добавил к его рекомендации еще одно пожелание: не читать перед обедом православных форумов. Вот разные сайты и блоги читать можно… а форумы все-таки не стоит. Ни к одному из этих форумов у меня абсолютно никаких претензий нет, на некоторых я в свое время участвовал, на одном, самом старом – довольно активно. Но с расцветом в рунете блогов, прежде всего «живого журнала», окончательно переехал туда, и возвращаться на форумы не тянет совершенно, и я попробую объяснить почему.

Начнем со слова «форум». Сетевое общение – вещь для нас совсем новая, мы не так давно стали к ней привыкать, а многие наши знакомые так и не привыкли до сих пор. Мы начинали с электронных писем, которые поначалу казались лишь особой формой доставки писем обычных. Но очень скоро выражения типа «всем чмоки в этом чате» и «аффтар, пеши исчо» развеяли эти иллюзии: это совершенно особый род общения, не письменный и не устный, со своими законами и особенностями, и он пока еще только в процессе становления. Может быть, лет через сто эти «чмоки» и «аффтары» будут выглядеть примерно так же архаично, как смотрятся сегодня формулы вроде «примите уверения в совершеннейшем моем почтении». А пока что новы для нас все эти технологии и все эти опасности: троллинг, флуд, флейм и прочее, – и не всегда нам понятно, как их избегать и как от них защищаться.

В этом смысле действительно куда комфортнее общение в блогах: человек сам выбирает себе круг общения, так что сетевых хулиганов и пустословов очень легко бывает попросить на выход. Да и вообще, блоги – это всегда чье-то пространство, а форумы – ничье, даже если владелец или администратор всем известен. На них, в теории, должна соблюдаться беспристрастность и объективность, а поскольку это в принципе невозможно, то начинаются бесконечные дрязги на тему «А вот он меня больше обидел, а модератор необъективен». Ну и как ему быть полностью объективным, когда он тоже человек?

А еще, конечно, большое искушение – это мнимая анонимность, причем это касается и блогов, и форумов. Каждый может назваться как угодно и говорить из-под очередной маски такие вещи, которые наверняка бы не решился сказать в лицо. С другой стороны, абсолютной анонимности не бывает: кого-то быстро узнают, про кого-то просто подумают, что на самом деле это он, всем известный N, а кто-то сам будет упорно выступать под чужой маской (сразу после избрания патриарха Кирилла в «живом журнале» появилось с десяток пользователей, всерьез выдававших себя за него).

Но даже там, где мы абсолютно точно знаем, кто именно пишет под тем или иным ником, он пишет все же совсем неофициально, и его легко бывает подловить: вот смотрите, что такой-то написал! Но ведь это – не книга, не статья, над которой человек думал, которую правил и обсуждал с редакторами. Это случайная реплика в долгом разговоре, порой торопливая, сбивчивая, неаккуратная, и смысл ее полностью определен ситуацией разговора, так что приводить ее в качестве весомой цитаты за подписью этого человека настолько же нелепо, как и случайно подслушанную фразу из его разговора с приятелем.

А самое главное, что сетевое общение лишено интонаций, взглядов и жестов. Люди научились до некоторой степени восполнять этот пробел «смайликами», но разве передадут они тонкую иронию, или мягкое сомнение, или робкую просьбу? Казалось бы, таких оттенков точно так же лишены и традиционные, бумажные письма, но как много говорил нам рисунок на открытке или конверте, почерк… Да и пишущие просто старались тщательно подбирать слова. При сетевом общении обмениваются краткими репликами-выстрелами, иногда как из пулемета, звучащими очень резко, не то что личная или телефонная беседа.