Слепая зона - Ильина Наталья Николаевна

Так оно и вышло. Напустивший на себя важности Дежин деловито осмотрел аккуратно зашитое тело пожилой женщины, изъял образцы тканей, подготовленные Славиком для экспертизы. Напустил тумана, намекнув на секретность операции, и поинтересовался, стоит ли брать с патологоанатома – немолодого ворчливого дядьки – и совсем молоденькой ассистентки подписку о неразглашении или они достаточно сознательные граждане, чтобы не распускать языки? Граждане энергично согласились помалкивать и всячески помогать следствию, а также ставить в известность уважаемого судебного медика, если подобное тело окажется в поле их зрения. Вощин подыгрывал, как заправский актер, деловито посоветовав растерянным коллегам, что и как написать в акте вскрытия, чтобы не возникло вопросов.

Из морга вышли уже заполночь. Дежин схватился за сигарету и, затягиваясь, раскашлялся. Запах прозекторской, как выразился Славка, стоял в носу. И не только в носу – в горле тоже. Смешавшись с табачным дымом, он получил отвратительный, дерущий глотку привкус жженой резины.

– Бросай курить, Шерлок. Я тебе легкие курильщика не показывал? Покажу как-нибудь, – пообещал Вощин.

– Уволь меня от демонстраций. Их вон – на каждой пачке теперь печатают, – в сердцах отшвырнув сигарету, отказался Максим. – Не тешь себя иллюзией, что мне понятен твой энтузиазм в профессии. Увы. Я не любитель разглядывать человеческую требуху.

Дождь прекратился, из-за рваных туч проглядывала полная луна, воздух казался особенно чистым.

– Ну, знаешь, – обиделся Славик, – твоя работа тоже не у каждого зависть вызывает.

– Вот тут ты прав, дорогой Ватсон. Самого тошнит. Временами. Спасибо тебе за помощь.

– Одно дело делаем, – дежурно отмахнулся Славик, но Максим видел, что поблагодарил друга не зря.

Дома Матрос обиженно и требовательно обтерся о его ноги и уселся возле пустой миски с многозначительным видом.

– На ночь жрать вредно, – проворчал Дежин, но корма, конечно, сыпанул.

Получилось от души – горка превысила объем миски, и сухие комочки заскакали по полу во всех направлениях. Кот проводил их взглядом и, укоризненно посмотрев на Максима, принялся старательно закапывать рассыпанное.

– Балбес, – резюмировал Дежин и поплелся в спальню.

Он готов был рухнуть в постель, не раздеваясь.

Глава 12

Солнце припекало совсем по-летнему, несмотря на то что впереди была еще целая неделя мая. Семь дней до лета, до отпуска, который я терпеть не могла! Под ногами негромко хрустела мелкая крошка гаревой дорожки, редкие прохожие старались обойти меня стороной. Их настораживали темные очки и трость в моей руке. Чаще всего люди стараются избежать контакта с кем-то, кто от них отличается. Но я предпочитала думать, что они просто уступают мне дорогу. Днем парк почти пуст, но скоро начнутся каникулы, и вот тогда придется быть настороже – скейты, велики, малышня и мамаши с колясками будут здесь на каждом шагу.

Повернув в боковую аллею, я прошла свои тридцать четыре шага до любимой скамейки и села, убедившись, что она свободна. Мне хотелось побыть в одиночестве. Конечно, полностью отгородиться от всего не получилось – шумела листва над головой, звонко переговаривались какие-то мелкие птицы, то и дело вспархивая и перелетая с ветки на ветку, в отдалении жалобно плакал младенец под монотонный скрип коляски… Если бы меня под такое укачивали, я тоже разоралась бы.

Обычно прогулки меня успокаивали. Если достаточно долго просидеть очень тихо, начинает казаться, что становишься частью окружающего мира – как дерево, трава или ленивый ветерок… Но на этот раз ничего не вышло. Умиротворение не наступило, напротив – тревога, которая грызла меня последние дни, только обострилась. Я ощущала себя попавшей в западню, из которой нет выхода, и это было очень плохо. На вечер у меня был назначен выезд к клиенту. Очень сложному и капризному господину, из тех, которыми салон особенно дорожил.

Обратный путь теперь был длиннее, чтобы не проходить мимо кафе, приходилось идти другой дорогой.

В половине шестого я спустилась во двор. Мягко шурша шинами, подкатила машина, и водитель обошел капот, чтобы открыть мне дверь. Этот ритуал не менялся уже почти год – два раза в месяц я усаживалась в пахнущий кожей и дорогим парфюмом салон дорогого автомобиля и ехала по неизвестному мне адресу. От водителя пассажиров отделяло стекло, в чем я убедилась давным-давно, так что вопросы мне было задавать некому. Да и незачем. Мой клиент был какой-то важной персоной, о таких лучше знать поменьше. Он и выбрал-то меня, скорее всего, из-за слепоты, качество работы оценив уже позже.

В огромном доме ко мне относились почти приветливо – встречали у порога, здоровались, провожали на второй этаж, где у хозяина был оборудован целый массажный кабинет, получше того, в котором я работала в салоне.

Быстро сменив одежду на рабочую – хлопковые брюки и свободную тунику, я подошла к большому аквариуму, который занимал одну из стен целиком. За прохладным стеклом монотонно бурлил, пузыря воду, аэратор, и неизвестно какие, но наверняка редкие и дорогие рыбы таращились на меня, пока я ждала появления клиента. Было забавно касаться гладкой поверхности, воображая, как они настойчиво тыкаются в ладонь с той стороны стекла. Хозяин дома никогда не опаздывал. Ввалился в комнату, шумно дыша, уверенно шлепая по ковру тапками без задников. Невысокий, плотного телосложения, в годах, но все еще крепкий мужичок.

– Светик, как жизнь? – выдал он свое привычное приветствие.

– Отлично, Михаил Яковлевич. Как вы себя чувствуете сегодня? Жалобы будут?

– А как же? Плечи, проклятые, ноют!

Он, притворно кряхтя, быстро взобрался на массажный стол.

Я подавила вздох. Мой клиент был здоров как бык. В основном. Плечевой пояс ныл по причине глубоко засевшего страха, который сворачивал мышцы в тугие жгуты и способен был измочалить ему позвоночник. Эту болезнь мне не вылечить, да и никому, кроме него самого. Но временное облегчение я могла ему обеспечить. И обеспечивала, конечно.

Когда я работаю, не думаю ни о чем. Это похоже на транс – руки слушают лежащее передо мной тело, а я вся целиком отдаюсь им во власть. Нам обоим – Михаилу Яковлевичу и мне – повезло, что я не успела приступить к массажу. Появление твари и его удивленно-болезненный вскрик были одновременными. Я не успела испугаться, когда за вскриком раздался ужасный хрип, словно его душили или он захлебывался, – просто бросилась на тварь всем телом, как это было тогда, с Гарькой. Меня скрутило волной такой ярости, что зубы сцепились намертво и говорить при всем желании не получилось бы. Я завыла, почти не разжимая губ, а мысленно завопила изо всех сил: «Убирайся! Убирайся! Не отдам! Не отдам! Прочь, пошла прочь!»

Тварь, чем бы она ни была, дергалась подо мной, как будто неожиданно обрела плоть. Отдача ее движений пробивала мне живот, грудь, спину. Больно не было – было отвратительно гадко. Я выталкивала ее прочь от хрипящего клиента прямо через себя, тянула мысленно, тянула всем телом, каждой мышцей, каждым нервом, содрогаясь от омерзения и ужаса. А потом все внезапно закончилось. Тварь исчезла.

С трудом превозмогая тошноту, я позвала хриплым шепотом:

– Михаил Яковлевич?

Под моими дрожащими руками слабо и неритмично билось сердце. Он был жив, но не ответил, только сипло втянул в себя воздух и задышал глубоко и часто, как будто вынырнул из воды. У меня подкашивались ноги, звенело в ушах, по лицу и шее катился пот, заливая глаза, солоня язык.

– Что это? Что со мной было? – просипел он и попытался перевернуться на столе.

Я едва успела подхватить, подпереть собой его грузное тело, иначе он просто упал бы на пол.

– Лежите, я позову кого-нибудь. Вам стало плохо.

Мой ответ вышел почти невнятным, так сильно заплетался язык.