Клокард - Игорь Алимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как мне повезло, что вы мне встретились! Вы позволите мне угостить вас текилой в первом же баре, который попадется на нашем пути?
– Вне сомнений! – с готовностью угоститься прямо сейчас отвечал я, хотя в радиусе пяти миль, уверен, даже намека на бар не сыщется. Но что-то впереди явно было: мой острый глаз отчетливо уловил тусклый отсвет прямо по курсу.
16
Я старательно рубил дрова на заднем дворе, обливался потом и с хорошо скрытым негодованием прислушивался к веселому голосу Цуцулькевич, доносившемуся из дома, представлявшего собой настоящую крепость, выстроенную в лучших традициях – из огромных бревен и окруженную соответствующих размеров частоколом. Неподалеку от меня, на здоровенном чурбаке рядом с высокой поленницей, сидел, развалясь, розовощекий широкомордый увалень и, покуривая в свое удовольствие толстый сигарный бычок, лениво наблюдал за мной сквозь прищуренные веки, не забывая отмахиваться от мух.
Солнце встало совсем недавно и теперь неторопливо тащилось вверх по небу, дабы занять там привычную позицию и показать всем мать Кузьмы.
– Хьюстон! Хьюстон! – послышался требовательный голос, заставивший увальня встрепенуться, выронить бычок и проворно соскочить с насеста. – Хьюстон! Где ты там? Чтоб ты посинел, бездельник! Кто кур будет кормить, а?!
На заднем дворе, широком и просторном, появилась тетя Холли, замечательная – пожилая, даже скорее старая – сухая и жилистая дама с некогда очень красивым, но не утратившем очарования и поныне загорелым лицом, на котором горели живые, чуть выцветшие глаза; впереди нее бежали с кудахтаньем три самые нахальные курицы; тетя Холли, метя плотной юбкой утоптанную землю, надвигалась на нас.
– Хьюстон, видит Бог, я тебе когда-нибудь врежу! Вот так врежу, что вся дурь у тебя из пустой башки разом выскочит! – гневно провозгласила она, поднося к толстому носу означенного Хьюстона сухой кулачок; правда, для этого тете Холли пришлось выпрямиться и даже привстать на цыпочки, ибо бездельник Хьюстон был на две головы ее выше. – Сколько раз говорено: окажи уход животным, а потом уже кури! А ну марш кормить курей, сосунок!!!
Сосунок поспешно удалился резвой иноходью, от которой затряслась ближайшая поленница, а тетя Холли поправила выбившийся из-под чепца седой локон, обернулась ко мне и уперла руки в боки, в опасной близости от рукояток двух «носорогов».
– Никакого сладу с ним нет, с бездельником, – разъяснила она. – Только и знает курить, стрелять да драться. А с кем в нашей глуши можно как следует подраться, скажите?
– Да, мэм, тяжело вам. Сразу видно: шустрый… мальчишка. – Я выпрямился. – Застоялся без достойных своего возраста забав.
– А ты, я вижу, весельчак, – проницательно заметила тетя Холли и окинула взглядом поле моего каторжного труда. – Ладно. Доколешь вот до сих, – она пальцем отмерила, до каких именно, – а потом иди на веранду завтракать. Парень ты сильный, так что не возись. Долго ждать не будем! – Развернулась на каблуках и в сопровождении избранных кур исчезла.
Какие милые люди попадаются на моем жизненном пути в последнее время! Каждый норовит пристрелить, просверлить или уморить! Знали бы они, что, быть может, только моими усилиями и жива еще до сих пор демократия! Вот дайте только до метрополии добраться! А уж там, чует мое сердце, общественное признание посыплется на меня градом спелых кокосовых орехов.
…С тетей Холли нам несказанно повезло: она не убила нас сразу. А всего лишь продырявила каких-то три-четыре квадратных метра степи вокруг, когда мы с мадам Цуцулькевич внезапно появились из мрака ночи у ворот ее фермы. Следом в полном восторге выскочил и двухметровый заспанный сосунок Хьюстон с таким калибром в руках, что начни стрелять и он, на месте, где мы застыли, определенно образовалась бы яма. И Хьюстон уже изготовился, уже поднял ружье – а я вцепился в отвертку, готовый метнуть ее шустрому мальчишке в глаз, – но тетя Холли остановила процесс властным взмахом руки с «носорогом» и строго поинтересовалась, какого черта нам тут надо и за каким лешим мы шляемся у ее фермы среди ночи. Я тут же умело закосил под бедного-несчастного-брошенного-ограбленного на местной большой дороге, «посмотрите, все забрали! все! даже сапоги! а взамен всучили какой-то хлам!», а Жужу принялась так радостно улыбаться, что хозяева, переглянувшись, впустили нас в пределы своих владений; мадам Цуцулькевич была препровождена прямо в дом, где тетя Холли пообещала выдать ей более достойную леди одежду (и из дома немедленно послышалось радостное «какая прелесть! хотите блинов?»); узнав, что Жужу замужем, но не за мной, тетя Холли рассудила, что приличия категорически требуют моей высылки и я обрел приют в сарае: там было полно сена и еще стоял старенький, но ухоженный двухместный самолет малоизвестной мне системы «Як». Утром, ни свет ни заря, меня разбудил Хьюстон: он приволок топор и задание от хозяйки наколоть немного дров – тетя Холли руководила хозяйством железной рукой и считала, что каждый должен в поте лица отрабатывать свой завтрак, тем более что мой социальный статус ей был пока совершенно неясен, а кормить задарма всяких бродяг она не считала возможным. Не очень понимая, зачем колоть дрова в разгар лета, я тем не менее поплелся за шустрым мальчишкой на задний двор и принялся махать топором. Хьюстон пристроился поблизости и некоторое время пытался втянуть в меня беседу, конечной целью которой имел в виду подраться, но я отделывался междометиями, ибо был зол и хмур ввиду столь непривычно ранней побудки…
– Майк! Майк! – послышался громкий зов, и я облегченно метнул топор в чурбак, на котором совсем недавно нежил задницу Хьюстон.
Под завтраком тетя Холли – пожилая леди велела называть себя именно так, ибо Хьюстон приходился ей племянником, а менять привычки из-за такой мелочи, как мы с Жужу, она не собиралась, – понимала основательную трапезу из громадной яичницы с устрашающими по размеру кусками бекона и вкуснейшего хлеба с маслом и сыром, а также с очередными блинами от Цуцулькевич; трапезу завершала здоровая кружка с крепким кофе без сахара, но с ромом. В практике раннего вставания и последующего физического труда на свежем воздухе определенно были свои плюсы, потому что я уверенно смел свою порцию, а хлеба сожрал даже три куска, в то время как Цуцулькевич, которой не повезло с утра поколоть дров, вяловато ковыряла вилочкой яичницу и отщипывала крошечные кусочки от бекона. На Жужу красовалось вполне хрестоматийное длинное закрытое платье веселенького зеленого цвета, а в собранных на затылке волосах торчал деревянный гребень; в целом мадам выглядела вполне пристойно даже по клокардским понятиям, ибо тетя Холли снарядила ее также поясом с патронташем, но без револьвера. Видимо, револьвера тете было жалко.
– И что вы собираетесь предпринять? – спросила хозяйка, когда я вытер корочкой тарелку и взялся за кружку с кофе; голос ее заметно потеплел: видимо, хороший человек ассоциировался у тети Холли в первую очередь с хорошим аппетитом. – Мальчик поедет в город только завтра и может вас подбросить. – Как раз в это время придумавший завертывать в блины яичницу Хьюстон согласно кивнул.
– В город?
– Ну да, в Клокард. Вы ведь оттуда?
– Да, мэм. Мы как раз направлялись в Тумпстаун, но на нас напали и забрали все, включая мою машину. – Я был сплошное горе. – Теперь придется возвращаться.
– Наверное, на них напали те типы, за которыми гоняется шериф, тетя, – вякнул малыш Хьюстон в промежутке между двумя богатырскими глотками. – Давай их поймаем?
– Сиди! – Тетя Холли метнула на племянника строгий взгляд, в котором читалось скрытое одобрение. – Делать нам больше нечего! – Она поставила на стол деревянный ящичек, на крышке которого было выжжено «Jean-Jack Lekler». – Хочешь сигару, Майк?
Сигару я хотел и с благодарностью принял. Ближе к вечеру я бы, пожалуй, выпил и пива, которое в доме тети Холли несомненно было, но как бы на это половчее намекнуть, пока не знал.
– А что это за типы, о которых вы говорили? – добрым голосом спросила мадам Цуцулькевич. – Бандиты? Мы ничего не слышали.
– Вам повезло, детка! – Тетя Холли раскурила сигару. – По телевизору передали, что какие-то люди сначала застрелили одного человека в пивном баре, а потом взорвали целую гостиницу у реки. Шериф очень озлился. – И пожилая леди посмотрела на нас внимательно, явно что-то прикидывая. – Бандитов было двое. Мужчина и женщина.
Учуяв что-то в голосе тети, Хьюстон прекратил насыщаться и захлопал глазищами.
– И это можете быть вы, – закончила свою мысль хозяйка, все так же пытливо нас с Жужу рассматривая. – Я не вызвала шерифа только потому, что и сама еще в состоянии с вами справиться. И еще я не уверена, что вы – бандиты. Хьюстон!
В ответ на этот клич шустрый двухметровый мальчишка выхватил откуда-то из-под стола пистолет-пулемет «Узи» и направил его на нас с Цуцулькевич; другой рукой он отправил в рот завернутый в блин кусок сыра, проглотил его и весело подмигнул.