Дебютная постановка. Том 1 - Александра Маринина

пропускать ошибки. К вечеру я обычно ни на что не гожусь. Ты меня целуешь, а я невольно перебираю в уме основные характеристики и факты и никак не могу отстроиться. Вот если бы утром, когда я выспалась и еще не начала париться насчет работы…» Как же Петр был счастлив, услышав это!

О женитьбе он пока не помышлял, но если надумает когда-нибудь, то женится только на Карине. Если она его к тому времени не бросит, конечно.

* * *

С Губановым накануне условились, что Петр придет к одиннадцати. Метрах в двухстах от дома Петр еще вчера приметил магазин и теперь притормозил, размышляя, не купить ли чего-нибудь к чаю, а заодно и себе на обед. Нехорошо подолгу просиживать у малознакомых людей, объедать их и при этом являться в дом с пустыми руками. На стеклянной двери красовалось ставшее привычным объявление о том, что покупатели без масок и перчаток не обслуживаются. Маску Петр носил, как большинство людей, под подбородком, не снимал и не убирал в карман, чтобы в случае необходимости быстро натянуть на лицо. Особого толка он в этом не видел, но нарываться на осуждающие взгляды, а то и высказанные вслух замечания не хотел. Он вообще не выносил, когда его осуждают или критикуют, но ужасно стеснялся этой своей особенности и не любил себя за повышенную чувствительность к любому проявлению негативного отношения. «Ведь здоровенный же мужик, – мысленно упрекал он себя, – штангу тягаю, бородой оброс, мной только маленьких детей пугать, а веду себя как красна девица».

Он задумчиво бродил между стеллажами, высматривая, что бы такое прикупить, когда его окликнул женский голос. Рядом стояла племянница Губанова, Светлана, с зеленой магазинной корзинкой, набитой продуктами.

– Здравствуйте, – обрадовался Петр. – Хорошо, что я вас встретил! Подскажите, пожалуйста, чем порадовать Николая Андреевича, я ведь не знаю, что он любит и что ему можно.

Она бросила насмешливый взгляд на точно такую же корзинку в руках у Петра. В корзинке в гордом одиночестве болталась упаковка «Доширака».

– Ну вот этого дяде Коле точно нельзя, – с улыбкой сказала Светлана.

– Это я себе, на обед. Если, конечно, Николай Андреевич не выгонит меня раньше, – пояснил Петр.

Светлана почему-то обрадовалась:

– А вы к нам надолго сегодня?

– Чем дольше – тем лучше. И не только сегодня, я надеюсь.

– Это очень хорошо! Если вы точно сможете пробыть у дяди Коли часов до пяти, это меня сильно выручит.

Она прикоснулась рукой к пробору на голове.

– С такими волосами просто стыдно ходить, нужно наконец доехать до парикмахерской и покраситься. Моя мастерица с мая месяца не работала, сидела на даче, салон все равно был закрыт, теперь она вернулась, а я все никак не улучу время, чтобы к ней съездить, она готова меня дома принять. Дяде Коле в последние пару недель нездоровится, боюсь оставлять его надолго. Так что если вы гарантируете, что не уйдете до моего возвращения…

– Конечно, поезжайте спокойно, – заверил ее Петр. – Так что мне купить к чаю?

Светлана быстро выбрала на полках то, что нравится ее дядюшке, и сложила в корзину Петра, а «Доширак», наоборот, вытащила.

– Отнесите это туда, где взяли. Будете есть нормальную еду.

– Но мне неловко… У нас с Николаем Андреевичем предполагается длинная сессия, я еще не один раз к вам приду и буду сидеть подолгу, не можете же вы постоянно меня кормить.

– Перестаньте говорить ерунду, – твердо сказала Светлана. – У вас, молодых, может, и принято делить счета по западной моде, а меня, знаете ли, воспитывали еще по старым порядкам, когда гость в доме – радость, а не обуза. Я-то еще ладно, я все понимаю, с молодежью приходится много общаться, а вот дядя Коля точно не поймет, если вы сядете за общий стол со своей едой. Гостинцы к чаю – да, это нормально, а вот отдельный обед не прокатит.

Она решительно двинулась в сторону касс. Петр метнулся к стеллажу, откуда брал лапшу быстрого приготовления, сунул упаковку на место и направился следом за Светланой. Глядя на нее издали, отметил стройность фигуры и легкость походки. Узкие джинсы и короткая яркая курточка делали ее похожей на юную девчонку, по крайней мере сзади. Корзину с продуктами она несла в правой руке, и сильно опущенное правое плечо все-таки выдавало возраст: для ее тела эти три-четыре килограмма уже являлись заметной тяжестью.

Они по очереди расплатились, и Петр был рад, что может освободить Светлану от пакетов с продуктами и хотя бы этим принести гостеприимной племяннице Губанова какую-то пользу.

Услышав, что Светлана собирается приготовить обед и уехать на полдня, Николай Андреевич ничего не сказал, но недовольно поджал губы. «Наверное, он действительно неважно себя чувствует и боится оставаться без нее, если вдруг что», – подумал Петр.

– Я все приготовлю, вам нужно будет только разогреть. Справитесь?

– Не дурнее тебя, – проворчал Губанов. – Жизнь как-то прожил без твоей помощи, справился.

Петр опасался, что настроение у Николая Андреевича испортится надолго и такого легкого и приятного разговора, как вчера, не получится, однако очень скоро убедился, что все в порядке. Старики действительно отлично помнят события многолетней давности, а о том, что произошло десять минут назад, мгновенно забывают. Светлана едва успела принести чай и купленные Петром сласти, а Губанов уже обрел ровное расположение духа. Выглядел он сегодня заметно хуже, нежели накануне: глаза слезились сильнее, и старик постоянно отирал их уголком носового платка; одышка возникала чаще. Но он все равно готов был рассказывать и испытывал от беседы очевидное удовольствие.

– Конечно, как не помнить, – ответил он с улыбкой, когда Петр, выполняя поручение Карины, спросил про фильм «Два билета на дневной сеанс». – Хорошее было кино, я его много раз по телевизору смотрел. Наивное немного, но для того времени в самый раз. До настоящей оперативной работы там, разумеется, как до луны, так что ваша подруга совершенно права. В реальной жизни не работали так, как там показано. Но есть одна вещь, которую в этом кино отразили абсолютно точно.

– Какая?

– Вы правильно отметили, что молодого сотрудника направили по комсомольской путевке в подразделение, занимающееся борьбой с хищениями социалистической собственности, прямо из Технологического института. Не из финансового или какого-нибудь экономического, не из юридического, а из технологического. Именно так все и происходило на самом деле. А знаете почему?

– Вы вчера говорили, что в то время сотрудников с высшим образованием было совсем мало…

– Вот именно, говорил! – сердито подхватил Николай Андреевич. – Потому что считалось, что для борьбы с преступностью никакие специальные знания не нужны в принципе, достаточно иметь чистые руки и горячее сердце. Там еще про холодную голову говорилось, только никому почему-то на ум не приходило, что в этой голове, помимо холода, должно быть кое-что еще, а не одна только ледяная пустыня. Ведь Хрущев какой лозунг выдвинул? Слишком, говорит, большая численность у милиции, слишком много расплодилось борцов с преступностью на государственной зарплате, давайте-ка мы их сократим, нечего им бюджет страны разорять, пусть с преступностью борется общественность своими силами. Преступность есть результат буржуазных пережитков в сознании отдельно взятых людей, и с этим общественники прекрасно справятся, пусть после работы выходят улицы патрулировать, пусть разбирают недостойное поведение на товарищеских судах, на партийных и комсомольских собраниях, и мы покончим с преступностью лет через двадцать окончательно и бесповоротно. К тому времени как раз и коммунизм полностью построим. А партийные и комсомольские многотысячные десанты, которыми заваливали органы внутренних дел? Та же самая идея! В борьбе с преступностью никакие специальные знания не нужны, любой справится, лишь бы был активным комсомольцем или честным партийцем. Потому и внимания не уделялось уровню образованности сотрудников. Образованные – это гнилая интеллигенция, из них только враги народа получаются, а у нас же было государство рабочих и крестьян, они – главные, они всю музыку заказывали. Берия со своей единоличной властью над всеми силовиками такого страху нагнал, что даже после его расстрела еще много лет шел откат в обратную сторону, все боялись позволить правоохранительным органам стать слишком могущественными, как при Сталине.

Губанов разошелся не на шутку, и Петр понял, что отставной полковник сел на своего любимого конька. Но журналисту не было скучно ни одной секунды, хотя до обстоятельств убийства, совершенного в 1981 году, ради которого он, собственно, и пришел к Николаю Андреевичу, было еще ох как далеко. Может, и вправду изменить суть будущей книги? Нет, гибель сотрудников правоохранительных органов, конечно, оставить, ведь огромный материал уже собран, но общую подачу сделать совсем другой, переместив акцент с самоотверженности и жертвенности на исторический аспект и волюнтаристские решения властей… Надо будет еще подумать над этой мыслью, а потом