Дебютная постановка. Том 1 - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Август 1966 года
Николай Губанов
С Саней Абрамяном Николай столкнулся, когда шел после работы к станции метро «Проспект Маркса». Лицо у Сани было усталым и сосредоточенным, он ничего не видел вокруг себя и почти врезался в идущего навстречу Губанова.
– Ты на Петровку, что ли? – радушно спросил Николай.
– Ну а куда ж еще… Замучили совместными совещаниями, все хотят раскрываемость поднять, пока новые назначения не пришли, сам понимаешь, – зло проговорил, как выплюнул, Абрамян. – Ничего с новым министром не понятно до сих пор. Может, ты что-то знаешь?
Он с надеждой взглянул на Николая, но тому порадовать старого приятеля было нечем.
– Если уж ты не знаешь, то куда мне, – усмехнулся Губанов. – У тебя источники, а у меня что? Одни бумажки.
– Ты будешь смеяться, но у меня сейчас тоже одни бумажки, – невесело отозвался Саня. – И в прямом смысле, и в переносном. Я ж не вчера родился, видел, как работает мое начальство, думал, что все знаю и понимаю про их работу. А как сам стал начальником – так и утонул в писанине. Мне и в голову не приходило, что ее так много. А тут еще группа злодеев нарисовалась, какие-то махинации со вторсырьем, с макулатурой, по Москве и всему Подмосковью, вот моих ребят и пристегнули к Петровке. Так что куда ни кинь – всюду бумага. Хорошо хоть, Астаховское дело скинули, не приходится теперь отчитываться каждый день.
– Неужели раскрыли? Вот молодцы! И кто оказался Джексоном?
– Кто-кто. Женщина, конечно, – проворчал Абрамян, взглянув на часы.
Кинокомедию «Три плюс два» посмотрела вся страна, и фраза «Джексон оказался женщиной» сразу прочно вошла в обиход разговорного языка. Именно эти слова произнес один из героев фильма, тот, который на пляже увлеченно читал какой-то детектив и рассказывал, что главный злодей именуется Джексоном и является одним из действующих лиц, но кем из них – пока непонятно.
– Я серьезно, Саня. Кто? Или пока нельзя разглашать?
Абрамян взглянул на него удивленно и недоверчиво:
– Ты что, вправду не знаешь? Или прикидываешься?
– Саня… – растерянно произнес Губанов. – Ты о чем?
Он действительно не понимал.
Абрамян снова посмотрел на часы.
– У братца своего спроси. А мне пора бежать, опаздываю.
Ошеломленный Николай какое-то время стоял посреди улицы столбом, глядя вслед почти бегущему Абрамяну. Что он имел в виду, советуя спросить у Михаила? И вообще, при чем тут Мишка?
* * *
В этот день на дачу никто не ездил, и около девяти вечера вся семья собралась ужинать. На самом деле Николай пришел домой, как и почти всегда, около половины восьмого, и Лариса собралась сразу покормить мужа, но он сказал, что будет ждать брата и сестру. С матерью такие фокусы, конечно, не проходили, у нее все бывало готово ровно к половине восьмого, и попробуй только откажись садиться за стол – сразу начнутся горестные причитания на тему «все же остынет, никакого вкуса, для чего я стараюсь, если потом гретое подавать» и так далее. Но Лариса только равнодушно пожала плечами и уселась на диван пришивать свежие метки к постельному белью, кучей сваленному на пол и предназначенному для сдачи в прачечную.
– Помочь? – спросил Николай.
– Угу. Просмотри все белье и отложи в отдельную кучку то, где метки плохо видно, я новые нашью. И пуговицы на наволочках проверь: если где-то болтаются – тоже отложи, я подошью, чтобы не оторвались.
Николай принялся разбирать пододеяльники, наволочки и простыни. Белья было, как всегда, много, ведь Мишка и Нина в прачечную не ходили. Как-то так сложилось изначально, что метками и заполнением длинных узких бланков занималась Лариса, а относить тяжелый узел в прачечную и забирать потом аккуратно связанный пакет вменялось в обязанности Николаю. Маминому любимцу Мишеньке некогда, он же работает и учится, со службы приходит поздно, а если не поздно, то ему заниматься нужно, ну а про Нину и говорить нечего: молодым девушкам нельзя таскать такие тяжести. Даже если бы и можно было, Нинка ни за что на свете не появится на улице с огромным узлом из простыни, в которую завязано нестиранное белье. Модница и кокетка, боится своего принца на белом коне упустить. Вот будет он ехать на голубой «Волге ГАЗ-21», увидит ее, а она с узлом, как бабка деревенская. И мимо проедет.
Отпарывать старые метки, на которых от многочисленных машинных стирок цифры плохо читались, Ларисе было лень, и она нашивала новые прямо поверх, отрезая аккуратные прямоугольнички с пропечатанными цифрами от длинной, свернутой в толстое кольцо ленты. Ну, в семье считалось, что ей лень. Однако Николай подозревал, что дело тут не в лени, а в зрении. Лариса после рождения сына все чаще стала щуриться, разглядывая что-то вблизи, а когда читала, держала книгу почти у самого лица. Распороть мелкие стежки белой ниткой по белой ткани так, чтобы не задеть саму ткань и не проделать в ней дырочку, ей трудно.
– Лара, не хочешь сходить к глазному? – спросил Николай, рассматривая очередную наволочку. – Мне кажется, тебе нужны очки.
– Тебе кажется! – раздраженно фыркнула Лариса. – Ну, допустим, я схожу. И мне, допустим, выпишут очки. Дальше что?
– Как – что? Пойдешь в аптеку, выберешь оправу, закажешь, тебе все сделают. И не будешь мучиться. На тебя смотреть больно, если честно.
– А ты пробовал? Ты ходил? Выбирал? Ты хоть видел, какое убожество там продается?
– Нет, но…
– А я ходила. И не один раз. Просто удивительно, что ты только сейчас обратил внимание на то, что я плохо вижу.
– Да я давно заметил, просто не поднимал этот вопрос, думал, что тебе будет неприятно, – попытался оправдаться Николай. – Я знаю, женщины не любят носить очки, стесняются.
– И правильно делают, – Лариса откусила нитку, бросила пододеяльник на пол и потянулась к ножницам, чтобы отрезать от ленты очередную метку. – То, что продается в наших аптеках, ни одна приличная женщина себе на лицо не наденет. Любую красоту можно в один миг изуродовать такими оправами.
– Но ведь многие женщины ходят в очках и при этом красиво выглядят, – запротестовал он. – Что ты выдумываешь?
Лариса с какой-то непонятной грустью посмотрела на мужа.
– Коля, а ты не хочешь поинтересоваться у этих женщин, где они купили оправы, в которых так красиво выглядят? Нет? А я вот поинтересовалась. Они все импортные, привезены из-за границы. Потому и выглядят.
Он внезапно рассердился:
– К чему эти разговоры? Когда ты выходила за меня замуж, ты прекрасно знала, что я не дипломат и не народный артист, за границу не выезжаю, никакого блата, чтобы доставать импортное барахло, у меня нет. А сейчас у тебя вдруг появились какие-то претензии!
Она устало вздохнула:
– Нет у меня никаких претензий, милый. Я всего лишь пытаюсь объяснить тебе, почему не хочу носить очки.
Слово «милый» прозвучало для Николая так неожиданно, и повеяло от него таким давно забытым теплом, что он сразу же почувствовал себя виноватым. Как давно он не слышал от жены этого слова? Год? Два? Он даже и припомнить не мог… Но сердиться расхотелось. И отчего-то стало немного смешно: спор о преимуществах советских товаров над заграничными среди куч грязного постельного белья. Ну просто агитплакат для красного уголка!
Михаил явился без четверти девять, а буквально через несколько минут подтянулась Нина, запыхавшаяся и подозрительно раскрасневшаяся. К этому времени с бельем было покончено, и все уселись в комнате за стол. Нина моментально сжевала рыбные котлеты с макаронами и выскочила из-за стола.
– Ты куда? – строго спросил Николай. – А чай?
– Мне некогда, – бросила девушка из прихожей, застегивая ремешки на босоножках. – Я с девчонками договорилась, они меня ждут.
– Только не поздно! – крикнул ей вслед Миша.
– Отвали, – послышалось в ответ, после чего хлопнула дверь.
Михаил пожал плечами, на лице – осуждение и безнадежность.
– Вот как с ней справляться, а? Недосмотрим – и мы же будем виноваты, мать нам не простит.
Николай молча подошел к окну, постоял, глядя на улицу. Нина, в светлой кружевной блузке и короткой юбочке, почти бегом пересекла проезжую часть и помахала рукой, из-за угла дома напротив тут же вышел незнакомый парень. Ничего примечательно, такой же, как все: белая рубашка, скорее всего, нейлоновая, с закатанными рукавами, темные брюки. Волосы, пожалуй, чуть длинноваты, а в остальном вполне приличный.
– Девчонки, как же, – протянул он. – Стоит вон, ждет, терпеливый попался. Небось целовалась с ним в подъезде дома напротив, посматривала, когда ты появишься. Как тебя увидела – так и помчалась делать вид, что у нас семейный ужин, пообещала кавалеру, что быстренько отбудет номер и вернется.
Михаил тут же вскочил и тоже уставился в окно.
– Ничего вроде, с виду приличный, – констатировал он с видом
