Слава богу, не убили - Алексей Евдокимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это все к чему?
— Сейчас… Еще послушай. Директор Центра, — он снова заглянул в распечатку, — какой-то Александр Какушкин. Работал охранником на рынке, инкассатором, тренером в фитнесс-клубе. Видный борец с терроризмом. А вот список организаций-учредителей Центра — и это уже интересней. ООО «Альфа-94» (прием цветных металлов), компания «Глиссада» (оптовая торговля алкоголем), фонд «Отечество», Московская ассоциация ветеранов спецслужб, Комитет по противодействию преступности и терроризму города Кемерово и Международный правоохранительный союз. И впрямь международный — во всяком случае, штаб-квартира расположена в Швейцарии.
— Ну?
— Ну а знаешь, где квартирует фонд «Отечество», например?
— Где?
— Переулок Хользунова, 14.
— Это… Военная прокуратура, что ли?
— Именно. И знаешь еще, где «генерал» Моталин беседовал со своими коммерсантами? В кабинете в этом же здании.
— Короче, «генерал» он такой же…
— …как коммуникабельная девушка двадцати двух лет с незаконченным экономическим образованием — полковник. Не исключено. Этот Антитеррористический центр — залепуха вроде какого-нибудь Межведомственного Венерологического Директората, на совершенно законных основаниях выдающего красивые корочки с во-от такими буквами МВД, предназначенные, чтоб гибдунам в рожу совать… Но есть, как ты понял, один «ньюанс». Какой бы левой не была эта, допустим, конкретная некоммерческая организация, к ней имеют прямое отношение отставные «органавты», а отставные всегда знакомы и очень часто варятся вместе с действующими…
— Ну и че ты такой довольный? — Пенязь раздраженным щелчком отправил обратно по столешнице Кириллово «досье», расползшееся веером. — Открыл, ептыть, Америку. Да их до хера сейчас, таких контор. Что я, не знаю, как бывшие менты и гэбня учреждают всякие «фонды», «комитеты», патриотические, антитеррористические, похуистические и коммерсов под это дело разводят? Мне по фиг этот твой Центр, я тебя про Моталина спрашиваю.
— Моталина я тебе сейчас покажу, — Кирилл нагнулся за рюкзачком, вынул и продемонстрировал диск. — Его и еще ряд рож: какие-нибудь из них ты, я думаю, скорее меня опознаешь… Мне тут подогнали один видеофайлик…
Диск втянулся в процессор, Кирилл встал у Чифа за плечом. Тот кликнул стрелочку пуска. Загремела попса, на экране возник помпезный холл классицистского здания, мужики, в основном средних лет, в дорогих пиджаках и парадных кителях с орденскими планками, с общим характерным выражением лиц: туповато-спесивым, что часто возникает в процессе борьбы с запором. Все новых входящих приветствовали осанистый мордатый поп и жирный клоун в цветастых женских тряпках и страусиных перьях.
— Это же этот, — хмыкнул Пенязь, — хохляцкий трансвестит, как его… Манька, Танька, Верка… Проспонсировал кто-то балешник…
Музыка сменилась на маршевую, холл — на зал с колоннами. Ряды кресел, все та же вальяжная публика, не менее полутора сотен словно отлакированных рыл, костюмы, зеленая армейско-чекистская, изредка — черная флотская форма. Марш прикрутили. На сцене (багровые драпировки, георгиевские ленты, звезды, орлы) к микрофону шагнул, надув щеки, драгоценно полыхнув галстучной булавкой, розовый штатский свин.
— Как представитель губернатора Московской области, от его имени, от имени всей нашей администрации области я имею сегодня честь приветствовать всех собравшихся сегодня здесь! — Свин умудрялся говорить, не сдувая щек: наоборот, все лицо его делалось туже с каждым словом, глазки выкатывались, и даже слова словно упруго распирало изнутри. — Тех, кто представляет сегодня, не побоюсь этого слова, элиту сегодняшней России, ее настоящий свет, цвет. Людей, служащих своей р-родине, людей службы, настоящих людей чести и долга, духовную настоящую элиту нашей Р-россии! Настоящих патр-риотов, настоящих мужчин, не побоюсь этого слова, мужиков настоящих! Благодар-ря которым сегодня, не побоюсь этого слова, Р-р-россия поднялась, наконец, можно сказать, сегодня с колен…
— Вот этот вот хер — из президентской администрации, — ткнул Пенязь пальцем в одного из духовной элиты, панорамируемой камерой, — Савельев, не помню точно, кто он там сейчас…
«…пригласить подняться на сцену дважды Героя Советского Союза генерала армии, председателя „Военно-патриотического совета“ Петра Васильевича Суняева…»
Чиф вдруг раскатисто заржал:
— Генерал армии… — мотал он головой, — Герой Советского Союза… Он такой же дважды Герой, как ты. Я ж слыхал про него — детский футбольный тренер на пенсии…
«…Героя Советского Союза вице-адмирала Константина Константиновича…»
— Знаю я этот «ПТУРС» хренов, — посерьезнел Пенязь. — Армейские гужуются с блатными. Та еще кодла…
— Вон, узнаешь? — кивнул Кирилл на попавшее в кадр непроницаемое, уверенное, какое-то плотно-агрессивное, словно боксерская перчатка, лицо над однозвездными генерал-майорскими погонами. Отчетливо южные, нацменские его черты несколько дисгармонировали с обрамлением — но эффект тут же нейтрализовывался мутным освинцованным взглядом. Чиф промолчал.
На сцене трое увешанных наградами кащеистых стариков в парадной форме с лампасами и золотым шитьем — отставной тренер с коллегами по «ВПС» — вручали выкликаемым поочередно из зала ордена Боевого Красного Знамени и Красной Звезды.
— Ну а этот — настоящий? — спросил Кирилл, когда за Красным Знаменем позвали начальника Общевойсковой академии Вооруженных сил генерал-полковника Дьякова.
— Этот — настоящий…
«…заместитель директора Федеральной Службы Безопасности…»
— Он тогда курировал ихнее матобеспечение, — задумчиво комментировал Чиф. — И оч-чень крутой контрабас крышевал.
«…генерал-майор Главного разведывательного управления Вардан Ильич Моталин…»
— Что за «Военно-патриотический совет» такой? — Кирилл смотрел, как их интересант, исполненный достоинства и сдержанного почтения, жмет руку грибу, похожему на Суслова в мундире и столь же нелепому.
— Ну, общественная организация, не иначе, очередная…
— Она имеет права ордена раздавать?..
Пенязь снова не ответил, разглядывая вслед за оператором публику:
— Будин, что ли?.. Замначальника тыла в Минобороны… Этот — из Госдумы, по-моему…
«…глава группы компаний „Трастинтэк“…»
На сцену вылез блондинистый хлюст с одутловато-потасканной рожей и сальной улыбкой педофила.
— Его в Бутырку упаковали пару месяцев назад, — хохотнул Пенязь, — за налоги, вроде…
— И где он воевал?
— Воевал? С простатитом если только. Он даже в армии, по-моему, не служил никогда.
— За что ж ему орден?
— А то не ясно. Бобосы отстегивает кому надо. Отстегивал, вернее. Судя по тому, что сейчас он в БЦ,[13] не сориентировался в ответственный момент смены крыши. Нынче, ты слышал, времена в этом смысле тяжелые… Вон, этот из СВР,[14] — тычок в зал. — Я его знаю…
— Настоящий?
Пенязь полуобернулся к Кириллу и застопорил картинку.
— Настоящий, настоящий… — пробормотал он и замолк, ковыряясь в пачке «Мальборо».
Кирилл покрутил шеей, шагнул к окну. За распахнутым стеклопакетом в вялой, уже с прожелтью листве галдели воробьи, снижающееся солнце, попадая в щели кроны, слепило. Где-то за углом блажила заглючившая автосигнализация.
— Только видишь, в чем дело, — медленно произнес Пенязь с сигаретой в губах. — Такой маленький, как ты выражаешься, «ньюанс»… Это же советские ордена, причем боевые. Красным Знаменем после Великой Отечественной очень редко награждали. Красную Звезду давали еще за Афган — но действительно по серьезным поводам: за проявленный героизм, тяжкое ранение… — он затянулся, выдул дым. — А после девяносто первого их вообще не вручают.
Когда он выбрался из метро, уже стемнело. Пахло дождем, с которым Кирилл, проведя полчаса под землей, разминулся, лоснился под фонарями асфальт. Он привычно свернул в проход между девятиэтажками и двинул через неосвещенные дворы с завалами черных сырых кустов и отдаленным эпилептическим рэпом. Кирилл уже подходил к своему — то есть Маргаритиному — сорок восьмому, когда из потемок между торцами, где смутно отблескивали плоскости какой-то стоящей прямо на газоне иномарки, наперерез ему быстро вышли двое. Эта быстрота, насупленная целеустремленность, приличные габариты ребят заставили его притормозить и подобраться — но больше он не успел ничего.
Ни слова не говоря, они придвинулись вплотную с двух сторон; сразу и одновременно Кирилл получил в низ живота и по уху — резко, жестко, увесисто. От его попыток отмахиваться толку было мало: новый удар по голове (мозг, показалось, вынесло из черепа, как непристегнутого водителя через лобовое) почти лишил его пространственной ориентации, он даже не заметил, как его подсекли, — просто обнаружил себя на земле и рефлекторно подтянул ноги к животу. Но ему прицельно врезали по почкам — все тело враз сделалось чужим и бесчувственным, — а потом что-то твердое, тяжеленное опустилось на левый висок, вдавливая правый в асфальт: колено!.. В глазах померкло, Кирилл замычал; колено жало, плющило, а где-то в отдалении с чьего-то плеча содрали рюкзак, торопливые злобные пальцы завозились за пазухой, в карманах. Слышалось только сопение и сдавленный едва членораздельный мат.
