Цесаревич Вася (СИ) - Шкенёв Сергей Николаевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что значит, три машины вдребезги? Вы понимаете, какой это урон для репутации?
— Карл Фридрихович, я уже телефонировал в страховое общество, и они заверили…
— Я не про деньги, Модест Витольдович! Три погибших шоффэра за один день — чертовски плохая примета!
Бритый наголо мужчина средних лет, отдалённо напоминающий чистильщика обуви у входа в Главный Военный Госпиталь имени Даши Севастопольской, поправил элегантный галстук и подмигнул своему отражению в зеркале:
— Вы славно поработали, Григорий Иванович.
И сам себе ответил:
— Несомненно, Григорий Иванович.
— И заслужили длительный отпуск?
— И снова вы правы.
— Тогда едем к тёплому морю?
— Вы читаете мои мысли, Григорий Иванович!
— Знаю одно местечко…
Бритый наголо мужчина ещё раз подмигнул своему отражению и принялся одеваться, напевая модную в этом сезоне песенку:
— Шаланды полные кефали в Одессу Костя приводил…
Генерал-лейтенант говорил мягко и вежливо, но это была мягкость сидящего в засаде тигра и вежливость приступившего к трапезе крокодила:
— Анатолий Анатольевич, поднимайте по тревоге дивизию имени графа Бенкендорфа, и попросите господ Джунковского, Судоплатова, Кошко и Менжинского прибыть ко мне в кабинет через двадцать минут. Княгине Ливен тоже позвоните. И ещё, пусть в Петропавловке и Крестах приготовятся к приёму большого количества постояльцев.
— Будет исполнено, — адъютант шефа жандармов скрылся за дверью.
— Вот как-то так, Василий Иосифович. Только очень жаль, что фильм закончился на самом интересном месте, — Дзержинский зачем-то потеребил бородку и с надеждой спросил. — А нельзя как-то…
Он кивнул на застывшее на стене изображение спины купца первой гильдии Ивана Георгиевича Жабокритского, но Василий помотал головой:
— Помилуйте, Феликс Эдмундович, я же не волшебник. Голем живёт два часа, а после влитого опиума он вообще мало на что способен.
— Да это я так, из стариковской вредности ворчу, — улыбнулся Дзержинский. — Здесь информации столько, что можешь готовить грудь к ещё одному ордену. Сегодня же представление напишу и отвезу лично. Но учти, если попадёшься на глаза Николаю Ниловичу, то награждать придётся посмертно.
Красный криво усмехнулся, показывая что оценил шутку, и поёжился:
— Да, с Бурденко неловко получилось. Он старался, а я сбежал.
— Я ему позвоню и объясню государственной необходимостью.
— Думаете, поверит?
— Нет, не поверит, но ругаться будет в два раза меньше. Советую заехать и извиниться, но не сегодня. Дай ему время остыть.
— Я сегодня и не могу, — ответил Красный. — Мне ещё перед семейством Бонч-Бруевичей за прогулянные Лизаветой занятия ответ держать.
— Вот в этом могу помочь, — Феликс Эдмундович достал из ящика стола официальный бланк с двуглавыми орлами, и написал, проговаривая вслух. — То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства. Число, подпись, печать… Годится?
— Спасибо, — искренне поблагодарил Василий. — Дайте мне ещё одну такую же бумагу, и я заберу у графа Бронштейна его дирижаблестроительный завод.
— Бронштейн в розыске, — скривился Дзержинский. — Скрылся сегодня ночью, имитировав свой арест. Нарушение подписки о невыезде подразумевает конфискацию имущества, так что недели через две выкупишь завод у казны законным путём по остаточной стоимости. А с учётом наград можешь рассчитывать на беспроцентную рассрочку платежа. Вот только зачем тебе завод?
— Да так, есть у меня одна мечта.
— Ты не похож не мечтателя.
— Это почему же? — удивился Красный. — Мечты, Феликс Эдмундович, это то, чего можно добиться трудом, талантом, упорством. Остальное — пустые грёзы.
Дзержинский в очередной раз улыбнулся и посмотрел на зазвонивший телефон:
— Ладно, иди, философ. Бороду не забудь на место приклеить.
— Иду, — согласился Вася. — А у вас нет лишнего браунинга взаймы? А то ощущение, будто без штанов хожу.
Феликс Эдмундович на мгновение задумался, и выдвинул нижний ящик стола:
— Лишнего нет, но возьми вот этот. Но с возвратом!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Красный посмотрел на серебряную табличку с дарственной надписью «Феликсу Дзержинскому от Александра Бенкендорфа» и кивнул:
— Обязательно верну.
В приёмной никто не обратил внимания на вышедшего из кабинета шефа жандармов хромающего старика с криво наклеенной бородой. Собравшиеся здесь люди повидали на своём веку всякое, а некоторые, как Дарья Христофоровна Ливен, смотрели на это куда больше века.
Старичок молча поклонился всем сразу, с благодарностью кивнул на слова адъютанта про ожидающий у седьмого подъезда автомобиль по номером восемьсот двенадцать, взял за руку сидевшую на диванчике гимназистку, и они вдвоём чинно удалились.
Автомобилем оказался маленький и неприметный «Форд Селигер» производства Серпуховского завода. Раньше Красному не приходилось на таких ездить из вполне обоснованного опасения, что дребезжащая жестянка развалится по дороге. Но к этой машине явно приложили руки и голову кудесники от жандармерии, и при внешней убогости фордик пофыркивал как бы ни стосильным двигателем, а слегка просевшие рессоры намекали на бронированный кузов. Стёкла тоже внушали уважение своей толщиной.
— Куда сейчас? — Лиза Бонч-Бруевич с опаской устроилась на заднем сиденье не отличающегося комфортом автомобиля. — Домой меня завезёшь?
— Завезу, — кивнул Василий. — Только вот сам переоденусь, да театральный реквизит в гимназию вернём. Или ты хочешь похвастаться моей бородой перед родственниками?
Лизавета захихикала, а водитель тронул машину с места, на удивление быстро набирая скорость. Адреса он не спрашивал — инкогнито Василия на жандармерию не распространялось. Зато распространялась забота о безопасности, на что намекали закреплённые в держателях пистолеты-пулемёты.
— Интересно ты живёшь, Вася, — Лиза провела пальцем по воронёному стволу скорострельной машинки Фёдорова. — Дуэли, покушения, похищения, тайные операции.
— Это не я так живу, — вздохнул Красный. — Это меня так живут. Как будто напрашивался.
— Так не в укор, а с завистью говорю.
— Нашла чему завидовать, — Вася яростно почесал приклеенную бороду.
— Ну не скажи, — Лизавета с грустью покачала головой. — Вот у меня жизнь спокойная, размеренная, и потому скучная до омерзения. Да ещё расписана на годы вперёд, и правилами приличия огорожена, как флажками на волчьей охоте. А я, между прочим, летать хочу, а не в Ботаническом саду померанцы на берёзы прививать.
— В каком саду?
— В любом. У меня же к землепользованию природная предрасположенность.
— А что тебе в этом не нравится?
Василий действительно не понял суть проблемы. Одарённые со склонностью к землепользованию весьма уважаются в Российской Империи, и знатнейшие фамилии не гнушаются работать над повышением плодородия или выведением высокоурожайных сортов. Да что говорить, если два года назад сам Пётр Аркадьевич Столыпин возглавил борьбу в нашествием саранчи в Туркестане, и получил орден Андрея Первозванного за ядовитые для насекомых сорта пшеницы и хлопка.
И других примеров немало — до недавних пор никому не известные агрономы-одарённые Мичурин и Лысенко возведены в баронское достоинство за выдающиеся успехи в области сельского хозяйства, а знаменитый почвовед-геолог Обручев стал графом за изобретение недорогого и действенного метода предупреждения землетрясений.
Земледелие в империи не менее почётно, чем служба в армии, а о финансовой стороне вопроса и говорить не приходится — после Великой Октябрьской Реставрации на продовольственной безопасности государства не экономят.
— Лиза, а ты только с растениями работаешь?
— Не только, но девушкам в дорожники идти неприлично.
Ну да, кроме сельского хозяйства одарённые почвенники с успехом работают в строительстве, особенно в дорожном. Сделать насыпь под шестирядное шоссе? Не проблема, десять метров в день даже коллежский регистратор выдаёт, а пятый класс и выше уже на сотни метров счёт ведёт. Понятное дело, что на спекание высокопрочного износостойкого покрытия ещё столько же времени уходит, но там и слабосилков хватает. Как соберётся бригада — пыль, копоть, густой мат… Естественно, девушкам там не место.