Марийкино детство - Дина Бродская

— Ладно.

Девочки разделись, и Саша повёл их во вторую комнату, где на раздвижной койке лежала женщина, закутанная в клетчатый платок.

— Мама, это Лорочка пришла, Григория дочка, — сказал Саша.

Женщина повернула голову, равнодушно посмотрела на девочек и вздохнула. Марийка глядела на неё в оба, но рака нигде не было видно.

Сашина мать, как бы вспомнив что-то, внезапно оживилась.

— Ты какого Григория дочка? — вдруг спросила больная и приподнялась на локте. — Катиного Григория?

— Ну да, — ответил за Лору Саша.

— Подойди ближе, — кивнула женщина Лоре.

Та нерешительно подошла к койке и стала у изголовья. Больная оглядела нарядное платье Лоры, чёрный бант в её рыжих волосах, карманчик с вышитыми мухоморами, висевший на шёлковом шнуре через плечо.

— Подойди ближе, не бойся.

Лора придвинулась ещё ближе, не выпуская Марийкиной руки.

— Скажи своему папаше, что я скоро умру, — сказала женщина тихо и очень спокойно, как говорят о самых обычных вещах.

— Ну, что это вы, мама, говорите! — сказал Саша. — Ложитесь, ложитесь. Вам вредно сидеть…

И он кивнул девочкам, чтобы они вышли из комнаты.

— Скажите дома, что через часок зайду, — сказал он им на прощанье.

Возвращаясь домой, Марийка спросила Лору:

— Лора, тебе не жалко Сашиной мамы?

— Жалко: она ведь скоро умрёт.

— А ты бы попросила папу, чтобы он её вылечил.

— Во-первых, папа лечит только скарлатину и воспаление лёгких, а, во-вторых, рак неизлечим.

— Как это — неизлечим?

— Он не вылечивается. Да что ты ко мне пристала! Я-то ведь ни при чём, — сказала Лора и надулась.

Она помолчала немного и добавила:

— И вообще я не знаю, зачем ты меня потащила к Саше! Очень мне интересно лазить по разным грязным дворам!..

— Я тебя не тащила, ты сама увязалась, — сказала Марийка.

Они молча, надутые и злые, подошли к своему дому и поднялись по чёрной лестнице.

Катерина стояла на кухне. Лицо у неё было всё покрыто пятнами. Она ругалась с Полей.

— Плевать я хотела на тебя и на твоего барина!.. — кричала Поля. — Была бы шея, а ярмо найдётся!..

Она быстро толкла сухари в медной ступке. Стук пестика заглушал её слова.

Увидев девочек на пороге кухни, женщины смолкли, и Поля перестала стучать.

— Где, барышни, прогуливаться изволили? — поджав губы, спросила Катерина.

Девочки молчали.

Поля, грузно ступая, подошла к Марийке и дёрнула её за ухо:

— Горечко моё окаянное! Где шатаешься, говори! Докторша в обморок чуть не падает — полный час вас по всем дворам ищем!..

Катерина бросилась к Лоре.

— А ноги-то мокрые, захрыстанные! И без гетров ходила! — всплеснула она руками и принялась стаскивать грязные калоши с Лориных ног…

Лору увели в комнаты, раздели догола, напоили малиной, уложили в постель и накрыли двумя ватными одеялами, чтобы пропотела.

А Марийке мать надрала уши, чтобы неповадно было в другой раз таскать за собою хозяйских дочек.

Марийка заплакала. Ей очень хотелось есть, но она не притронулась к обеду.

Постояв с минуту посреди кухни, она, всхлипывая, пошла за занавеску и легла на кровать носом в подушку.

Только здесь, в тесном углу за занавеской с синими петухами, она чувствовала себя дома. Наплакавшись досыта, она хотела было подняться и взять в шкафу кусок хлеба, как вдруг услышала шаги. Кто-то вошёл в кухню и начал обтирать ноги о половик.

— Вечер добрый, Пелагея Ивановна, — раздался весёлый голос.

«Саша пришёл!» — подумала Марийка.

— А что ж это кучерявой не видно? — спросил Саша.

— Обиделась наша принцесса. Мать её за уши потаскала, — усмехнулась Катерина.

Саша приподнял занавеску и присел на краешек кровати.

— Не плачь, Машенька, — сказал он ласково и погладил Марийку по волосам, — обойдётся. Будет и на твоей улице праздник…

Марийка начала сильнее всхлипывать.

— Я её с собой к вам не звала, она сама увязалась, — пробормотала она, заикаясь от слёз, стоявших в горле, — чем же я виновата?

— Ты на мать не сердись, — тихо сказал Саша, — думаешь, ей легко приходится? Ведь она подневольный человек… Ну, хватит реветь, всю кухню в слезах потопишь…

— Саша! — крикнула Катерина. — Идите, вас Григорий Иванович спрашивают. Офицер свои книги принёс и вас дожидается.

Саша пошёл в комнаты. Через минуту Марийка встала, пригладила волосы и пошла вслед за ним. Ей хотелось быть поближе к Саше, а заодно и посмотреть, какие книги у офицера.

Докторша лежала на диване с большой жёлтой грушей в руке. Доктор ходил по комнате, а Саша-офицер сидел за роялем и играл «собачий вальс».

Увидев переплётчика, офицер встал из-за рояля и переложил со стула на стол большую пачку книг, перетянутую бечёвкой.

Переплётчик развязал бечёвку и начал осматривать растрёпанные книжонки в захватанных бумажных обложках.

Оба Саши стояли рядом — Саша-переплётчик и Саша-офицер.

Марийка смотрела на них и думала:

«Наш Саша хоть и попроще одет, а куда лучше. Докторшин Сашка рыжий и лицо противное. А если бы нашего в военную форму одеть, он бы красивее всех был…»

Для того чтобы подольше не уходить из комнаты, Марийка выдвинула буфетный ящик и притворилась, будто что-то там ищет.

Перебирая книги, Саша-переплётчик читал вслух заглавия. Заглавия были не совсем понятные: «Женщина-сфинкс», «Вальс смерти», «Дневник герцогини», «Убийство в башне Беланкур»…

— Вы все эти книги хотите переплести? — спросил Саша у офицера.

— Все.

— Каждую порознь или все вместе?

— Каждую отдельно.

— В сафьяновые переплёты или в коленкор?

— Пожалуй, в коленкор.

— С золотым тиснением и с уголками?

— Обязательно.

— С кожаными уголками?

— Пожалуй.

Саша сложил книги стопкой, старательно обвязал бечёвкой и похлопал ладонью.

— Уж вы простите, господин прапорщик, а я, по правде сказать, думаю, что на такую литературу жалко тратить коленкор.

— То есть как это? — спросил Саша-офицер краснея. — Ваше дело, мне кажется, переплетать книги, а не судить о них.

Саша-переплётчик улыбнулся.

— Может, и так, — сказал он, — но только мы этакие книжки прямо в макулатуру сваливаем, в угол, а потом продаём лавочникам по копейке за фунт, на завёртку селёдок.

Переплётчик ещё раз хлопнул ладонью по книгам и пошёл к дверям. Офицер оторопело смотрел ему вслед и сразу даже не нашёлся, что сказать.

— Да как он смеет! Мерзавец! Нахал! Распустили на свою голову!.. — завизжала докторша, вскочив с дивана.

Доктор молча улыбался.

Марийка с грохотом задвинула буфетный ящик и помчалась на кухню. Она хоть и плохо понимала, о чём спорили в столовой, но ей ясно было, что Саша здорово отделал офицера, которого она не любила.

Зима в подвале

После оттепели опять наступили холода. Полянку всю замело снегом. Старый дворник чуть ли не целый день расчищал панели; Машка и дворничиха помогали ему скалывать лёд.

Во дворе было пусто. Подвальные ребята сидели дома, потому что боялись мороза: у кого не было валенок, у кого — полушубков. Дети из верхних этажей проводили дневные часы в гимназии, и только толстый Мара выходил иногда во двор с деревянной лопаткой и салазками.

Поверх заячьей шапки у него был надет башлык, туго перетягивающий его толстые румяные щёки, на ногах — шерстяные рейтузы и резиновые ботики с застёжками, на руках — варежки с тесёмками, продетыми в рукава. Ему было трудно двигаться в тяжёлой, длинной шубе. Стукнет он несколько раз лопаткой по снегу, постоит с минуту у крыльца, вздохнёт, оглядит заснеженный двор, полный галок, и пойдёт обратно в дом, волоча за собой по каменным ступенькам новенькие салазки.

В свободную минуту Марийка бежала в подвал к горбатой Вере, которая хворала всю зиму.

Полуцыган вот уже несколько месяцев, как работал в военном госпитале. Семье его жилось полегче.

В огромной печке всегда пылал огонь и в чугуне варилась картошка.

Тараканиха давно уже перестала давать работу на дом. Длинная Наталья ходила в военный госпиталь мыть полы.

Больная Вера лежала на кровати, выдвинутой из тёмного угла к окошку. У Веры болела спина, и поэтому под горб ей подкладывали большую подушку в розовой наволочке.

— Все косточки у меня ноют, — часто жаловалась она тоненьким голоском.

— Доктора бы позвать надо, — угрюмо говорила Наталья. — Вот отец выберется, сходит к Григорию Ивановичу, попросит его зайти.

Вера бывала очень рада, когда к ней приходили Марийка и Машка. Машка рассказывала новости, а Марийка читала вслух какую-нибудь из Лориных книг.

Вера слушала, откинувшись на розовую подушку. В тоненьких пальцах её мелькал железный крючок. Она вязала кружево из катушечных ниток.