Кокардас и Паспуаль - Поль Феваль-сын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дьявольщина! Да ты, бедняжка, заговорил как старый муж! Нет, лысенький, мы не из такого теста сделаны. Союз между Кокардасом и Паспуалем лучше любого брачного союза!
– Многих радостей ему не хватает… – вздохнул Паспуаль.
– Просто ты не умеешь их видеть, вот что я тебе скажу. А по мне так нет лучше жены, чем Петронилья: всегда молчит, никогда не обманет, да и работа в руках горит. И потом, голубь мой, мы с тобой слишком многих оставили вдовами, чтобы самим обзавестись женами.
– У каждого свои мысли. Мы с тобой друзья, но тут я с тобой расхожусь.
– И напрасно, дьявол меня раздери! Впрочем, нам ведь еще не сегодня жениться.
– Как знать, Кокардас? Бывает, сердце заговорит в такой миг, что ты и не ждешь…
– Нет уж, мое наверняка промолчит, будь спокоен! А какого ж дьявола ты вчера терялся? Мадемуазель Сидализа – чем не госпожа Паспуаль?
Нормандец с невыразимой тоской поглядел на друга:
– Ох, нет… Этот башмачок мне не по ноге.
– Где ж тебе, бедняжка, по мерке взять? Вот Подстилка точно велика будет.
– А была бы хороша, если б не косой глаз! Но я, Кокардас, ее не столько хочу, сколько боюсь.
– Если жена смотрит вкось, ей все кажется, что муж идет не прямо. Ты, дружочек, остерегись попасться к ней на крючок! Главой в доме ты не будешь, а у подкаблучника жизнь несладкая.
– Тут я с тобой согласен, Кокардас. Что ж, поживем – увидим, на Подстилке и Сидализе свет клином не сошелся. Все вокруг женятся – придет и наш черед.
– Ну уж нет! Если сыну Кокардаса-старшего придется все-таки помереть, он помрет холостяком!
За этими разговорами друзья ушли уже далеко от города. Они шагали скоро и уверенно, как люди, которым нечего бояться, ибо они презирают любые опасности.
Темнело; окрестные предметы понемногу скрывались в тумане, поднимавшемся с болот. Гасконец то и дело попадал ногой в лужу и страшно ругался. С нормандцем нередко случалось то же, и ему это очень не нравилось.
– Нет, – сказал он, – тут решительно не рай земной, особенно в потемках. Я думаю, если Подстилка не продержит нас до утра, невесело нам будет среди ночи здесь ковылять.
– Дьявол меня раздери! На два шага вперед видно – и ладно. Мы же с тобой в темноте не заплутаемся, мы же как летучие мыши.
– Да, и скоро нам это может пригодиться…
– Чего это ты так волнуешься? Мы и не подумаем до рассвета уходить из «Клоповника». Косая хозяйка с тобой ласкова, так что тебе, лысенький, ночка коротка покажется, – а я, пока вина хватит, тоже, небось, не заскучаю!
Наконец они дошли до харчевни. Яркий свет лился на улицу из ее распахнутой двери. Чуть дальше, как два кроваво-красных глаза, светились узкие решетчатые оконца «Лопни-Брюха».
Длинная тень Кокардаса возникла в дверном проеме. Затем гасконец обернулся к товарищу:
– Все хорошо, дружок! Заходи, мы в гавани!
Он переступил порог и помахал истрепанной шляпой:
– Добрый вечер, дамы! Привет, господа!
Брат Паспуаль держался чуть позади. Ему весьма не терпелось кинуть в этой гавани якорь, однако он пытался – и напрасно – поймать ускользающий взгляд хозяйки, чтобы понять, не собирается ли гроза.
– Дьявол меня раздери! – вновь прогремел его приятель. – Что такое? Кокардас-младший приветствует почтенных дам и господ, а никто даже не пошевелится!
В кабаке кроме самой хозяйки со служанками были только Ив де Жюган и Рафаэль Пинто. Они радостно переглянулись, а женщины все закричали:
– Кокардас! Паспуаль!
Подстилка бросилась навстречу двум бретерам:
– Слава Богу, вы живы-здоровы, ничего с вами не случилось!
– А что с нами, черт возьми, могло случиться?
– Вы не ранены?
Наши друзья обменялись взглядами. Паспуаль, как галантный человек, счел долгом ответить, прижав руку к груди:
– О да, Венера, – ранены в самое сердце!
– Карамба! – свирепо прорычал Кокардас. – Когда эта петарда научится владеть своими страстями! А кто же мог осмелиться поцарапать наши шкуры, хозяйка?
– Не оправдывайтесь, не оправдывайтесь, – сказала Подстилка. – Мы знаем, что вчера вечером вы оба дрались как львы и спасли жизнь неким прекрасным дамам.
– Ну да! Мы с лысеньким никогда не позволяли, чтобы при нас обижали дам, что верно, то верно! Только откуда вы про это узнали?
Хозяйка так проворно, что тот и ахнуть не успел, прижала к груди Паспуаля и проговорила как можно более нежным голосом:
– Как ты хорошо поступил, сладкий мой! А я так беспокоилась за тебя с товарищем!
– Почему? – спросил нормандец: его тревожило, что женщина что-то прослышала о вчерашнем приключении.
– Нам сказали, что вас ранили, а то и убили! Мы сразу побежали вас искать, да не нашли. А вы целы и невредимы. Ну и хороша!
– Вот как? Это что же, дьявол меня раздери, за остолоп рассказал такую чепуху? Он что, не знает, что моя Петронилья заколдована?
– Заколдована? – с некоторым беспокойством переспросил Ив де Жюган. – Вы что, заключили договор с дьяволом?
– Э, нет, мы с ним не знакомы, – а впрочем, мы с Амаблем столько душ отправили к лукавому на сковородку, что он должен ценить наши услуги.
– И много вы людей в своей жизни убили?
– Сколько бы ни убили, убьем вперед еще больше, мальчик мой!
– А точно не знаем, – небрежно вставил Паспуаль. – Лень считать.
Он хотел не уступить приятелю и придать себе веса в глазах «царицы любви», как он уже называл в душе Подстилку.
– И вот что смешней всего, – продолжал гасконец. – Эти чертяки как будто сами лезут нам на шпагу – вот как мошки на свет. Я даже думаю, что и сейчас к нам кто-то подлетает, и уже опаленными крылышками они не отделаются.
Молодые люди, насторожившись при этом намеке, переглянулись.
– А вы знаете, кто это?
– Ну, дружок, если бы мы знали, их бы уже давно на свете не было! Да нам-то что за дело – все равно никуда не денутся. От судьбы не уйдешь. За их жизнь я ломаного гроша не дам, вот что я скажу!
Собеседники вздрогнули от такой похвальбы и поторопились переменить разговор:
– Давайте выпьем за ваше здоровье!
– Садитесь, садитесь, – поддержала их хозяйка, – а мы вам расскажем, что тут без вас вчера было.
– Что ж, красавица, ты права! Сейчас, птенчики, вы увидите, какая глотка у Кокардаса-младшего!
Вскоре все потонуло в стуке кружек, звоне стаканов, бульканье вина, полупьяных криках… Брат Паспуаль возлежал на груди у хозяйки, обвитый ее полуобнаженными руками, и чувствовал себя так уютно, как никогда в жизни.
Ив де Жюган никому не уступил чести рассказать о вчерашних событиях. Таким образом он скрыл кое-какие подробности – прежде всего, конечно, ни словом не обмолвился о том, что в поле к ним подошли еще два человека. Если бы кто-нибудь все же указал ему на забывчивость, бретонец, не моргнув глазом, сказал бы, что не знает этих людей.
