Кокардас и Паспуаль - Поль Феваль-сын

И вот одним прекрасным вечером, изнемогая от усталости и голода, она очутилась перед «Клоповником». Оттуда доносился соблазнительный запах супа и жареного каплуна. Совсем близко уже были стены, башни и колокольни Парижа; еще усилие – и она дойдет до них! Но девушка так ослабла и проголодалась, что не могла больше сделать ни шагу. Она уселась на холмике перед харчевней, ожидая, не сжалится ли над ней кто-нибудь. Кто бы мог подумать, что ее благодетельницей будет Подстилка! В тот вечер косая кабатчица была в духе.

– Эй, красавица! – окликнула она бледную от голода девушку. – Ты кого-то ждешь?

– Я есть хочу! – отвечала нормандка.

– Правда, что ли? А с виду на нищенку не похожа.

– Я не нищенка, только у меня денег нет. Не могу дойти до Парижа, хоть помирай!

– А что тебе в Париже?

– Поступлю служанкой, если кто наймет. Сила у меня есть, работы не боюсь – чай найду работу.

Хозяйка осмотрела ее со всех сторон, словно скотину на базаре.

– Точно, – сказала она, – девка ты крепкая и собой хороша, и руками заработаешь, и чем угодно. Сколько тебе лет?

– На святого Блеза будет двадцать.

– Так я гляжу, ты эти годы даром не теряла… Хочешь сегодня хорошо поужинать?

Бедная девушка даже не нашлась, что ответить: только потянула носом, принюхиваясь к запаху еды из харчевни.

– А мне как раз нужна служанка, – продолжала хозяйка. – Не наймешься ко мне?

– Ох, с удовольствием! Я вам так благодарна, что вы меня к себе берете!

– Жалованья большого я тебе не положу, зато и мучить не стану: не будешь дурой, так заработаешь. Ну, пошли, дочка, сперва поедим, а там уж все остальное.

Кабатчица помогла девушке подняться, перевела под руку через дорогу, и они вошли в «Клоповник».

– Эй, вы, – распорядилась хозяйка, – дайте-ка девочке поесть! А завтра отоспится – дадите ей метлу или горшок, и она даром есть хлеб не будет, я уж чувствую. Ешь, дочка, пей; счастье твое, что ты присела как раз против моего дома… А как тебя звать?

– Матюрина…

Служанки во все глаза глядели, как их новая товарка управляется с ужином. Ужин был даровой, но Подстилка о нем не жалела. Хозяйка понимала, что руки у Матюрины работают не хуже челюстей: она двадцать раз отработает съеденное. Так что кабатчица только подзадоривала новую служанку, а все прочие молча стояли кругом.

Ничего не подозревающая нормандка только радовалась, что очутилась среди женщин. Правда, она не понимала, зачем одной хозяйке столько служанок. А те глядели на нее косо. В их деле молодая, красивая и свежая девушка могла стать опасной соперницей. Впрочем, у Матюрины было такое открытое и простодушное лицо, что они могли ее не бояться. Но как знать, думали девицы, среди нас она во что угодно может превратиться. Итак, они все злей и злей глядели на новую служанку, ревниво перешептываясь между собой.

К счастью, их злоба наружу не вылилась: Подстилка шутить не любила и не позволяла, чтобы ее распоряжения обсуждались. Ясно, что хозяйка «Клоповника» пригрела Матюрину не по доброте душевной. Она сразу прикинула, как выгодно будет возложить на молодую нормандку самую тяжелую работу. Рассчитывала она и на то, что красота Матюрины привлечет клиентов, а вся прибыль достанется опытной кабатчице. А уж если Подстилка чуяла деньги, она была готова на все!

Поняв, что дело выгодное, хитрая женщина приняла Матюрину со всем радушием, чтобы в случае чего всегда иметь возможность сказать ей: «Да если бы не я, ты бы издохла на дороге, как собака паршивая!»

Матюрина, чуть не плача от радости, благодарила свою благодетельницу. Затем девушку отвели на чердак, и скверный топчан показался ей райским ложем – так она устала. Она заснула как убитая, но поднялась раньше всех. Когда другие служанки, помятые, в неряшливых утренних платьях, вышли в залу, Матюрина уже прибрала и подмела ее. К вечеру она столько переделала по дому, что больше никто в харчевне не жалел о ее появлении.

Лучший способ, чтобы ближний тебя полюбил, – сделать за него его работу…

Вскоре Матюрина заметила, что публика в харчевне диковинная. Туда приходили какие-то люди при шпагах; служанки называли их благородными господами и весьма вольно любезничали с ними. Язык этих господ совсем не нравился ей; не нравилось и то, как иные молодчики, привыкшие действовать напролом, немедленно начали приставать и к ней тоже. Матюрина краснела от соленых словечек и наглых взглядов и тем изрядно веселила публику.

– Ладно, ладно, – вступалась за нормандку Подстилка. – Не трогайте ее, пускай привыкнет. Она еще успеет узнать цену мужчинам!

Дело в том, что хитрая кабатчица смекнула: совсем неплохо иметь у себя в заведении неподдельную скромницу – от этого публике только любопытней. И она решила хорошенько следить, чтобы никто раньше времени не вырвал этот росток невинности, чудом пробившийся среди терниев порока. Это было так странно: Подстилка, охраняющая чужую добродетель!

За несколько вечеров в «Клоповнике» Матюрина много узнала, многому поразилась, но решила закрыть глаза и заткнуть уши. «Пусть себе делают, что хотят» – думала она про новых подруг. – У нас в Ко одни нравы, а у них, в Париже, видно, другие». Потихоньку она привыкла к такой жизни и просто работала, не покладая рук.

Пока другие любезничали, напивались, дрались, выкидывали пьяных гостей на улицу, нормандка делала свое дело, не обращая внимания ни на лесть, ни на ругань, а при случае умела постоять за себя. В конце концов, все грабители, разбойники и бретеры – завсегдатаи этого заведения – тоже привыкли к ней и поняли, что у нее в этой клоаке особое положение.

Так прошло месяца три. В «Клоповник» явились Кокардас и Паспуаль.

То ли Матюрина поняла, что брат Амабль – ее земляк, то ли он показался ей добрее и скромнее прочих – только он ей понравился. Она ничего от него не хотела, да и маленький учитель фехтования вовсе не пытался ее соблазнить…

А впрочем – кто знает? Быть может, он обладал даром одушевлять статуи, невольно заражая их любовным током, который струился в нем самом? Быть может, его неугасимый пламень воспламенял и тех, в ком никогда не рождалось даже искры? Странные дела случаются на свете…

Как бы там ни было, Матюрина, к собственному изумлению, впервые в жизни подарила ласковый взгляд мужчине… который этого, впрочем, даже не заметил: Паспуаль был весь поглощен прелестями Подстилки.

Девушка знала, как ревнива ее хозяйка: если уж она кого выберет, поперек дороги ей лучше не становиться.

Итак, Матюрина благоразумно не давала проявиться невольно охватившему ее чувству, и была, по обыкновению, скромна. Глядя на нее, никто бы и не подумал, какая ревность снедает служанку при виде хозяйки, ласкающей Паспуаля!