Жажда чуда - Моника Айронс

– Уж в этом-то ты не можешь быть уверена. Человек предполагает, а Бог располагает.

– Еще как могу. Совершенно уверена. Я заранее все предусмотрела.

Слегка откинувшись, Арни вопросительно посмотрел на нее.

– То есть ты пришла, уже зная, что произойдет?

– Именно так. Сначала у меня были кое-какие сомнения, но решение я приняла несколько дней назад.

– И это значит, что я потерял право считать себя ловким соблазнителем?

– Боюсь, что да!

Пальцы Арни по-прежнему кругами блуждали по ее телу, в глазах у него плясали иронические огоньки.

– Подумать только, как я волновался в ожидании сегодняшнего вечера и как готовился к нему! И все то время, что я так старательно заманивал тебя в свои силки, ты на два шага опережала меня, удивляясь, почему я так медлителен…

Мона расхохоталась и, с наслаждением потянувшись, положила голову ему на грудь.

– Давай будем считать, что я сама сделала выбор. Я здесь потому, что мне этого хотелось.

– Ясно… – Он обнял ее. – Сама сделала выбор… – И вдруг радостно прокричал – Дорогая моя, я так рад этому!

6

Мона даже не заметила, как промелькнула неделя. Она перебралась в дом к Гарленду и принялась изучать человека, с которым свела ее судьба. Прожив годы, с Найджелом она и не подозревала, что мужчина может быть темпераментным и вялым, раздраженным и нежным, властным и покорным. Она чувствовала себя девочкой, влюбившейся в первый раз, и знала, что жизнь никогда больше не вернется в старые рамки после того, как Арни раздвинул перед ней занавес, за которым скрывался неведомый ей мир огромной любви.

Они спали, обняв друг друга, и, просыпаясь, Мона клала голову на загорелую грудь любимого. Ее поражало исходящее от Арни ощущение тепла и безопасности. Когда его руки обнимали ее, она неизменно чувствовала, что их счастью ничего не угрожает.

Ему нравилось приносить ей чай в постель. Пока Мона пила его, Арни крутился рядом, с игривой улыбкой вопрошая: «Довольна ли мадам?», после чего убегал готовить завтрак. И Мона, как королева, ожидала его. Лорна порой баловала ее таким вниманием в день рождения и День благодарения, но, поскольку дочь готовила, одним глазом подглядывая на плиту, а другой не отрывая от книжки, результаты ее кулинарных упражнений оставляли желать лучшего.

Хотя Мона всю неделю не показывалась на работе, она постоянно поддерживала связь с Мэрилин и была в курсе поступающих заказов. Вот и сегодня начала день с разговора с помощницей.

– Неужели ты временно не можешь забыть о работе? – посетовал Арни. – Расслабься, отдохни…

– Я не расслаблюсь, пока не окажусь там, где хочу быть, – упрямо повторяла Мона.

– И где же это?

– Наверху. На самом верху. Я зарабатываю прилично, но мои работы пока оценивают не по высшей ставке, и я еще не первая среди лучших. – Она вздохнула. – И должна вкалывать не покладая рук.

– Такой подход не всегда несет с собой решение проблемы, – задумчиво заметил Арни.

– Тогда что же?

– Ты должна совершить что-то из ряда вон выходящее, чтобы твое имя стало известно за пределами узкого круга редакторов и издателей. Выиграй в лотерею миллион, и перед твоим объективом выстроится очередь – лишь бы сказать, что встречались с тобой.

– Подумаешь – миллион! – хмыкнула Мона. – Выиграй я столько, зачем мне тогда было бы заниматься фотографией?

– Ну об этом можно бы поспорить, но идею ты уловила. Ты должна заставить людей искать встречи с тобой.

– Прекрасно. Есть конкретные предложения по этому поводу.

– Буду работать над ними. Но потом. – Он чмокнул ее в щеку. – Теперь меня волнует совсем другое.

Она сделала открытие, что Арни потрясающе готовит, и не случайно его холодильник и морозильная камера всегда были полны продуктов, а на кухне хранилась библиотека кулинарных книг.

– Мне всегда приходилось готовить для ребенка, – признался он. – Беда в том, что я стал слишком хорошо это делать. Софи никогда не заботило кулинарное искусство. Чего ради стараться, когда все сделает отец.

– А чего ради ей вообще этим заниматься? – ехидно осведомилась Мона. – Только потому, что она девочка?

– Чушь! Если я могу это делать, то и она справится. Вот это и есть равенство. – Он театрально вскинул голову. – Пришло время мужчинам получить свободу от кухонных забот. Дайте нам свободу! И цените наши мозги!

– Твоим мозгам нет цены. Но мне дороже твое тело! – повиснув у него на шее, сказала Мона.

Арни сделал вид, что сопротивляется, и запротестовал:

– Все это, конечно, прекрасно, но что будет, когда у меня выпадут волосы и вырастет брюшко?

– К тому времени ты мне сделаешь маленького симпатичного мальчика, – положила она конец дальнейшим рассуждениям.

Как восхитительно было их времяпровождение! Оно превратилось в вереницу бесконечных дней, когда в полночь они садились перекусить, а потом снова и снова страстно познавали и открывали друг друга.

Многие передачи Гарленда шли в дневные часы, и Мона не без интереса смотрела их и оценила его безукоризненный профессионализм. Арни легко и непринужденно управлялся с аудиторией, и казалось, что это ему не стоит никаких трудов.

– Неужели ты никогда не теряешь нить разговора? – как-то спросила Мона. – И не волнуешься?

– Привык, когда на меня глазеют. Кроме того, я открыл секрет, как уловить настроение аудитории и все время держать ее под контролем.

В эти дни у них был повод для веселья. Телефонные звонки позволяли им быть в курсе того, как складывалась поездка Эвана в Торонто. Он все же смог доехать до Ниагара-Фолс, но при переезде через границу машина сломалась. Ее отбуксировали в авторемонтную мастерскую на канадской территории. Четыре дня, сходя с ума от волнения, Эван провел в жарких дискуссиях с механиком, и в итоге его словарь обогатился обилием сочных выражений, которые он вряд ли пустил бы в ход в академических кругах.

Все же за день до отъезда Софи он добрался до Торонто. Предчувствуя дальнейшее развитие событий, Гарленд позвонил канадским друзьям, умолив их проследить, чтобы дочь вернулась домой на самолете, «а не с этим маньяком в его ржавой консервной банке на четырех колесах». Софи по телефону выразила отцу недовольство его чрезмерной опекой. Гарленд, который был полон неподдельного беспокойства за жизнь дочери, потребовал от нее послушания в манере, которая изумила бы его телевизионную аудиторию.

На следующий день Софи прилетела домой. В ходе краткой и выразительной сцены Арни нанес непоправимый урон своей репутации в глазах дочери, безапелляционно запретив ей даже подходить к машине Эвана. Девушка упрямо вскинула подбородок, но не стала оспаривать распоряжение отца, ибо знала, что Эван появится не раньше, чем через три дня. В Ниагара-Фолс его машина опять вышла из строя, и он, кажется, решил от нее избавиться.