Подкрутка - Харлан Кобен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кассета упала на кровать.
– Что это?
– Видеозапись из «Первого филадельфийского банка». Вторник четверга, шесть восемнадцать. Как заказывали. – Еще улыбка и широкий жест руками. – Удачного дня.
Эсперанса проводила его взглядом.
– Удачного дня? – повторила она.
Майрон пожал плечами.
– Кем, черт возьми, он себя вообразил? – воскликнула Эсперанса.
– Уинком Мартиндейлом.[23] Ладно, пойдем вниз и посмотрим, что там такое.
Глава 12
Линда Колдрен открыла дверь раньше, чем Майрон успел постучать.
– Что случилось? – спросила она.
Усталость заострила черты ее лица, подчеркнув резко выступившие скулы. Взгляд растерянный и тусклый. Она не спала всю ночь. Стресс становился невыносимым. Постоянная тревога. Полное отсутствие информации. Линда была сильной. Она пыталась справиться. Но страх за сына разъедал ее изнутри.
Майрон протянул кассету.
– У вас есть видеомагнитофон? – поинтересовался он.
Линда провела его к телевизору, у которого он застал ее во время первой встречи. Из соседней комнаты вышел Джек Колдрен с сумкой для гольфа на спине. Вид у него был тоже измученный. Под глазами темные мешки. Джек попытался выдавить приветливую улыбку, но это было то же самое, что чиркать зажигалкой без горючего.
– Привет, Майрон.
– Привет, Джек.
– Что случилось?
Майрон вставил кассету в аппарат.
– У вас есть знакомые на Грин-Эйкерс-роуд?
Джек и Линда переглянулись.
– Почему вы спрашиваете? – произнесла Линда.
– Потому что прошлой ночью я следил за вашим домом. И видел, как кто-то вылез из окна.
– Из окна? – откликнулся Джек и сдвинул брови. – Из какого окна?
– В спальне вашего сына.
Молчание. Потом Линда проговорила:
– Но при чем тут Грин-Эйкерс-роуд?
– Я последовал за тем человеком. Он свернул на Грин-Эйкерс-роуд и исчез – не то в доме, не то в лесу.
Линда опустила голову. Джек шагнул вперед и объяснил:
– На Грин-Эйкерс-роуд живут Сквайрсы. И лучший друг Чэда Мэттью.
Майрон кивнул. Он не удивился. Включил телевизор:
– Это видеозапись из «Первого филадельфийского банка».
– Откуда вы ее взяли? – удивился Джек.
– Не важно.
Входная дверь открылась, и в комнате появился Баки. На сей раз он был в клетчатых штанах с желто-зеленым верхом. Старик приблизился к ним и проделал свой обычный фокус с шеей и головой.
– Что тут происходит? – поинтересовался он.
Никто не ответил.
– Я спрашиваю…
– Просто смотри на экран, папа! – перебила Линда.
– А-а, – тихо произнес Баки и шагнул ближе к телевизору.
Майрон переключился на третий канал и нажал кнопку воспроизведения. Все взгляды устремились на экран. Майрон уже видел пленку. Поэтому он смотрел на лица зрителей, изучая их реакцию.
Появилась черно-белая картинка. Часть улицы у подъезда банка. Изображение рябило, давая вид сверху и искажая предметы за счет эффекта «рыбьего глаза». Звук отсутствовал. Майрон уже перемотал пленку на нужное место. Почти сразу на экране появилась машина. Камера смотрела на нее со стороны водителя.
– Это автомобиль Чэда, – пробормотал Джек Колдрен.
Все в гробовом молчании наблюдали, как в машине опустилось стекло. Угол обзора оказался очень неудобным – поверх крыши автомобиля и с верхушки банкомата, – но никаких сомнений не возникало: за рулем сидел Чэд Колдрен. Он высунулся из окна и вставил в автомат свою банковскую карточку. Пальцы забегали по кнопкам, как у опытной стенографистки.
Юное лицо Чэда сияло радостью и счастьем.
Закончив барабанить по клавиатуре, подросток стал ждать. На секунду он отвернулся от камеры, взглянув на соседнее кресло. Там кто-то сидел. Майрон внимательно следил за реакцией. Линда, Джек и Баки прищурились, стараясь разглядеть лицо пассажира, но это было невозможно. Когда Чэд снова повернулся к камере, он смеялся. Взяв деньги и вытащив карточку, мальчик исчез в автомобиле, поднял стекло и уехал.
Майрон выключил магнитофон и замер в ожидании. В комнате воцарилась тишина. Линда Колдрен опустила голову. Выражение ее лица почти не изменилось, но у нее дрожали губы.
– Там был еще один человек, – пробормотала спортсменка. – Вероятно, он наставил на Чэда оружие или…
– Прекрати! – крикнул Джек. – Ты же видела его лицо, Линда! Черт возьми, ты видела его ухмылку!
– Я знаю своего сына. Он не мог так поступить.
– Ты его не знаешь, – возразил Джек. – Не обманывай себя, Линда. Никто из нас его не знает.
– На самом деле все не так, как кажется, – упрямо продолжила Линда, обращаясь скорее к самой себе, чем к присутствующим в комнате.
– Неужели? – Ее муж покраснел и махнул рукой на телевизор: – Тогда как ты все это объяснишь? Он смеялся, Линда. Он развлекался за наш счет. – Джек замолчал, будто что-то внутри его мешало говорить. – За мой счет, – уточнил он.
Линда смерила его долгим взглядом.
– Иди тренироваться, Джек.
– Именно этим я и собираюсь заняться.
Гольфист поднял сумку и взглянул на Баки. Тот молчал. На щеке старика блестела слеза. Джек отвернулся и зашагал к двери. Майрон окликнул его:
– Джек?
Колдрен остановился.
– Может, все действительно не так уж просто, – произнес Болитар.
Спортсмен поднял брови:
– О чем вы?
– Я проследил вчерашний звонок похитителя, – объяснил Майрон. – Он был сделан из торгового центра.
Майрон вкратце рассказал им о своем посещении «Гранд меркадо» и о Наци-Красти. Горестное выражение на лице Линды сменилось надеждой, потом растерянностью. Майрон понимал ее реакцию. Ей очень хотелось, чтобы сын находился в безопасности. Но в то же время она страдала от мысли, что история могла оказаться жестокой шуткой. Сложный выбор.
– Он в беде, – заявила Линда. – Теперь это ясно.
– Ничего не ясно! – раздраженно возразил Джек. – Богатые детки часто ходят в моллы и одеваются как панки. Вероятно, это приятель Чэда.
Линда опять бросила на мужа жесткий взгляд и произнесла холодным тоном:
– Иди на тренировку, Джек.
Ее муж открыл рот, будто хотел что-то сказать, но передумал. Он покачал головой, поправил на плече сумку и вышел в дверь. Баки пересек комнату. Он попытался обнять дочь, но это лишь заставило ее напрячься. Отстранившись, она пристально взглянула на Майрона.
– Вы тоже думаете, что Чэд – обманщик? – спросила она.
– В словах Джека есть здравый смысл.
– Значит, вы намерены прекратить поиски?
– Пока не решил, – признался Майрон.
Она распрямила плечи.
– Продолжайте искать, – произнесла она, – и я заключу с вами контракт.
– Линда…
– Разве вы не за этим сюда приехали? Вам нужен клиент. Я предлагаю сделку. Вы занимаетесь расследованием, а я подписываю любые бумаги, какие пожелаете. Не важно, настоящее это похищение или нет. Для вас это хороший шанс, разве нет? Стать агентом гольфистки номер один в мире.
– Да, – согласился Майрон. – Шанс хороший.
– Вот и прекрасно. – Она протянула руку. – Значит, договорились?
Майрон не шевельнулся.
– Можно задать вам вопрос?
– Какой?
– Почему вы уверены, что похищение не розыгрыш?
– Вы считаете меня наивной?
– Вовсе нет. Просто хочу понять, откуда у вас такая уверенность.
Она опустила руку и обернулась.
– Папа?
Баки точно очнулся от сна.
– А?
– Ты не оставишь на минутку нас одних?
– Угу, – буркнул Баки и дернул головой. Потом завертел ею из стороны в сторону. Ему повезло, что он не жираф. – На самом деле я как раз собирался вернуться в «Мэрион».
– Возвращайся, папа. Встретимся в клубе.
Как только они остались одни, Линда начала расхаживать по комнате. Майрона в очередной раз поразила ее внешность – парадоксальное сочетание красоты, мощи и изящества. Сильные загорелые мышцы – и нежная шея. Жесткие черты заостренного лица – и мягкие глаза цвета индиго. Иногда красоту называют гармоничной. Здесь все было наоборот.
– Я не особенно сильна во всякой там женской интуиции, – проговорила Линда, – или материнских инстинктах. Но знаю, что мой сын в опасности. Он не мог исчезнуть просто так. Это правда, а остальное лишь видимость.
Майрон молчал.
– Я не люблю просить о помощи. Мне не нравится, когда я от кого-то завишу. Но сейчас… сейчас мне страшно. Никогда в жизни не испытывала подобного страха. Он поглощает меня целиком. Не дает дышать. Мой сын в беде, и я ничем не могу ему помочь. Вам нужны доказательства, что похищение не розыгрыш. У меня их нет. Я просто знаю, что это так. И прошу вас мне помочь.
В ее словах звучала убедительность, которая шла от сердца, помимо всяких фактов и причин. Но от этого ее боль не становилась менее искренней или глубокой.