Дневник отчаявшегося - Рек-Маллечевен Фридрих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, Вы боитесь меня, Рек? Но я не заставлял ни чехов, ни поляков быть нашими непримиримыми смертельными врагами, и теперь, когда Англия объявила нам войну в такой глупый момент, для меня вполне логично отбросить всякий страх и заламывание рук, ведь это не средство борьбы. Новая мировая война, конечно, будет очень тяжела для многих людей, но я не сомневаюсь, что найдутся десятки тысяч таких, как я, которые заставят остальной народ безоговорочно присоединиться к ней.
Я подозреваю, что борьбу против Англии мы будем вести с той же ледяной математикой… но совершенно по-другому, чем рисуется в размытой картине мира и войны Виллема. Это, вообще говоря, прекрасная картина, когда народ, еще утомленный войной 1914 года, подталкивается своими железными людьми к новому, гораздо более жестокому военному решению. Я считаю английское население изнуренным городской жизнью, не очень героическим, культурно никчемным, если не считать старых манер. Немец, конечно, примерно такой же, и у него осталось мало старых манер, зато есть новая мечта. В любом случае это будет достойная бойня, и если я скоро упаду с неба, как ракета, все равно признаюсь в последний момент: кое-что мы с этого получили.
Что ж, я высказался. Тысяча приветов
Ваш В. Бл.
Это написал мне ублюдок, беглый преступник? Нет, это написал совершенно безобидный, в гражданской жизни даже хороший парень с яркими голубыми глазами и неудержимым мальчишеским смехом… человек из хорошей рейнской буржуазной семьи с большим достатком и большими культурными амбициями. Вот так и с многочисленными легкими победами и «национал-социалистическим благочестием»: как бы ни прогнил «ящик», ты летишь с ним прямо под носом у Бога и говоришь: «Не отпущу тебя, пока не благословишь, иначе мы придем с совершенно новым немецким хлоднокровием и поставим всех архангелов к стенке». Да, именно так все и происходит с победами. В этом тоне, с этим сутенерским жаргоном это визжит теперь из всех громкоговорителей, вырывается из-под пера одетых в форму пресс-секретарей, а кто имеет что-то против, мы донесем на него в гестапо, и дети доносят на своих родителей, и брат отдает под нож свою собственную сестру, если в этом есть какая-то выгода, и вообще закон — это то, что выгодно Германии…
И конечным результатом зарождающейся тотальной войны является наводнение мира этим новым немецким поколением, а если у вас нет потомства… о, и этот случай немецкая деловитость предусмотрела: в Мюнхене живет молодая супружеская пара, и поскольку в семье мужчины, похоже, была наследственная атрофия зрительного нерва, он сделал себе стерилизацию. Но поскольку человек обязан иметь детей, он отправляет свою жену на «Источник молодости»[118]. Однако этот источник — организация СС, и ее офис находится на Ленбахплац в здании, оставшемся от снесенной синагоги. Там вы найдете альбом с фотографиями настоящих белокурых во всех смыслах[119] эсэсовцев, и вы можете à discrétion[120] выбрать, только должны расписаться в офисе за выбранную фотографию и желаемого племенного быка: сразу же вы оказываетесь в разных, гарантированно белокурых обстоятельствах и матерью германского весеннего бога по имени Хайнц-Дитер или Эйке, который впоследствии с совершенно незнакомой новогерманской холодностью сражается со всем, что осмеливается бросить вызов новогерманскому порядку или даже национал-социализму.
Все это делает «Источник молодости», Мюнхен, Ленбахплац № 13, телефон № такой-то или такой-то. Германия впереди планеты всей, даже если она была зачата в борделе.
Вот как далеко мы продвинулись и вот как обстоят дела с народом, который по конвейеру одерживает победы. Говоря откровенно, я не верю, что за всем этим стоит какая-то идеология. Я не верю ни в источник молодости, ни в германских весенних богов, ни в глаза драконоубийц, ни в херувимские манеры, ни в демонстративные белокурые косы представительниц Союза немецких девушек («посмотрите, как мы запредельно наивны»), ни в солдатские барабаны гитлерюгенда. Я не верю ни в новогерманский порядок, ни в Вотана и германскую экономику в условиях шестидесятипроцентного славянского смешения народа… и я сильно опасаюсь, что Вотан, которого они имеют в виду, родился сыном тевтонски настроенного учителя гимнастики в пригороде Лейпцига и что их Эдда однажды окажется фальсификацией преподавателя саксонской гимназии из Шкойдица.
Нет, помимо накопившейся за столько лет иронии, спровоцированной ими самими, я считаю, что все это — великий самообман, за которым скрываются темные желания распущенных масс… жадность и социальное недовольство, разнузданность и разврат, сексуальная распущенность и полное отречение не только от Бога, но и от богов. Рвутся быть «молодым народом», поднимая каракаллийский рев, а сами (как и все западноевропейские народы) уже давно дошли до состояния позднеримского городского сброда; бросают вызов всему миру и требуют снисхождения соседей, клятвенно уверяя, что именно так обстоят дела с молодыми народами, а при этом являют собой лишь безнадежную и бесперспективную массу, чей идеал — аморфность, чей этос — бесформенность, которая ничего так не ненавидит, как повиновение, форму и порядок. Сегодня я воздержусь от соблазна исследовать причины — вполне возможно, что во всем этом в значительной степени виноваты те великие и малые экономические лидеры рубежа веков и послевоенного периода, которые ускорили массовизацию этого насильственно выкорчеванного народа, потому что наличие больших масс черни казалось им в данный момент наиболее удобным и потому что изобретение псевдоидеологий и псевдосимволов — культа Вотана между динамомашинами, солдатских барабанов между громкоговорителями, источника молодости между гонорейными клиниками и рекламой врачей-омолаживателей — наиболее удобно отвлекало от реальных социально-экономических проблем того времени.
В любом случае Германия сейчас живет в ужасном самообмане… в безрассудном опьянении, за которым последует невиданное в истории похмелье.
И конечно же, в связи с этим справедлива фраза о том, что в настоящий момент ее нужно искренне и горько ненавидеть, если хочешь ее обнять, пусть даже ради ее грандиозного прошлого, со всей своей любовью, любовью к непутевому и бестолковому ребенку.
Ноябрь 1939
Я в Мюнхене, который находится полностью под впечатлением от покушения в Бюргербройкеллере[121]. Газеты проливают крокодиловы слезы по поводу «трусливого покушения на величайшего немца всех времен и народов», но думаю, что не найдется и тысячи местных жителей в этой «столице движения», которую в просторечии уже давно называют «столицей контрдвижения», не рвущих на себе волосы из-за неудачи: те же журналисты, которые вчера по уши плавали в своих ханжеских разглагольствованиях, сегодня, если с ними заговорить на улице, цинично подшучивают над собственным византинизмом. Официальный отчет, согласно которому Intelligence Service[122] в союзе с Отто Штрассером[123] создала эту подлую адскую машину, вызывает насмешки повсюду, и никто не сомневается, что весь этот фейерверк, который в конце концов стоил жизни почти дюжине людей, был зажжен самими нацистами — чтобы усилить ненависть к Англии и окружить герра Гитлера славой мученика. Отто Штрассер, который, несмотря на свое баварское происхождение, в волнениях 1932 года назвал себя «прусским якобинцем» и целое лето преследовал меня непристойными политическими предложениями, был знаком мне только по письмам. Его брат Грегор, убитый в путче Рёма, любил слушать разговоры о себе, был немного «vieux radoteur»[124], но в остальном был честным человеком. Поздней осенью 1932 года, когда его звезда, казалось, восходила, он часто навещал меня; благодаря ему я знал о внутренних событиях рубежа 1932–1933 годов и никогда не забуду заявления, сделанного им в ноябре — в то время, когда выборы после всех триумфов принесли партии первую катастрофическую потерю голосов…