Разноцветные шары желаний. Сборник рассказов - Нина Шамарина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А тут – вот уж, поистине, как снег на голову – сын объявился. И не просто позвонил, а приехал. И как теперь Амираму, такому аккуратисту, про сына сказать?
На второй день, едва дождалась, когда за мужем дверь закроется, полетела к сыночку. А как же? Ломоть, отрезанный, а болит. Погостить приехал или навсегда? Ох, не нравилось Людмиле, что один пожаловал. Неспроста это.
Приехала, дверь, конечно, своим ключом открыла, неужто в звонок звонить к себе-то домой?
Матушка родная, что делается? Бутылки валяются, лужа какая-то на паркете высохла – подошвы прилипают, на газете, на полированный журнальный столик положенной, скелеты рыбные воняют, и уж мухи над ними. Когда поспел-то? Сам спит на диване одетый, глянула, и зашлось сердце: вылитый отец его! Опухший, жёлтый. Батюшки-светы, только не это! Виктор, пусть и обидел её, но всё-таки жизнь устроил: и женился, и ребёночка завёл. И что ж, что в Находке остался? И там люди живут, главное, чтоб ему хорошо. Теперь, когда в её жизни всё так ладно и неожиданно устроилось, Людмила и думать забыла, как заходилась над сыновним письмом. Растворившись полностью в Амираме, считала, что невозвращение сына – аванс, залог счастья в новой жизни. Так самая больная болячка на здоровом организме отмирает, в конце концов, и на её месте нарастает ранимая и непрочная новая кожа, всё более уплотняясь.
– Может, только с возвращения с друзьями набрался? – утешала себя Людмила, хотя складывая в кулёк всё: и то, что не писал, и то, что один приехал, и то, что, зная о её приезде, не встал и не прибрался, понимала, что не случайно всё это. Вот чем она заплатит за свой счастливый брак: несчастьем с сыном.
***
Амирам дома любил сидеть: чай пить, разговаривать, книжки читать, но Людмила к путешествиям его пристрастила, до коих сама охоча, сначала в теории – по большой карте ползала, пальцем по дорогам и тропинкам водила, а как машину купили – то и к реальным. Выбрала турбазу на Чебоксарском водохранилище в посёлке со смешным названием Хыркасы. Амирам подготовился: купил ружьё для подводной охоты, две удочки, крючки, блёсны. Поехали.
Путешествие началось сразу за порогом дома. Шестьсот пятьдесят километров, десять часов за рулём, но Амираму не страшно, он к однообразному труду привычный. После перестройки их КИППиА самостоятельно работать начал, и Амирам там – не последний человек. Поначалу вообще на нём всё держалось, потом расширяться начали, молодёжи набрали. И приборы в институте по-прежнему чинили, и компьютеры стали собирать, это тогда много денег приносило.
Людмила взяла большой термос с чаем для Амирама, маленький с кофе – для себя, бутерброды в фольге.
– Горячее – в обед, – сказал Амирам. Людмила не возражала. Выехали рано, и не зря: дорога пустынна, в оврагах плавает туман, солнце вспыхивает в росистой траве тут и там. Людмила болтала без умолку, смеялась. Амирам, давно привыкший к её шумливости и шуткам, улыбался, хотя привычно недоумевал: как его угораздило на такой хохотушке жениться? Совсем не похожа на маму!
В Нижнем сделали большую остановку. Город не осматривали, решили на обратном пути непременно походить-побродить по улицам, посидеть на набережной, пожалуй, даже покататься на катере. Пообедали на краю города, в небольшом кафе у дороги. Амирам заказал им обоим борщ, котлеты с картошкой, компот. Очень аппетитно выглядели пирожки с капустой, и Амирам купил и их. Вкусные, конечно, но Людмилины лучше. Дальше поехали медленнее, становилось жарко, вялая послеобеденная сытость оборачивалась сонливостью, и здесь очень пригодился Людмилин чай из термоса. Амирам даже отхлебнул кофе для бодрости, в очередной раз удивившись: как Людмила пьёт эту горькую гадость?
Чем ближе к месту, тем более созвучными ему становились названия: Рыкакасы, Калайкасы, Шобашкасы… Людмила смеялась, а Амирам удовлетворённо отмечал путь на карте: ехали правильно.
Разместившись в номере и вкусно поужинав в столовой, завалились спать после дороги. Всё им нравилось: и номер хорош, несмотря на то, что с двумя маленькими кроватями вместо одной большой. Конечно, Людмила не соглашалась спать в одиночестве, и прижала Амирама к стене на узенькой кроватке своим мягким тёплым телом, легла головой на его руку. Амирам, поворчав для порядка, накрыл её другой рукою.
Чуть свет Амирам пошёл на разведку. Погода испортилась, над водохранилищем носились тучи. Отдыхающие ещё не высыпали на берег, лишь местные рыбаки раскладывали свежий улов на продажу. С высокого берега открывался величественный вид: Волга, разлёгшаяся, как море, не видать берегов. Чёрная вода, тяжёлые волны, километрах в десяти угадывается другой берег.
– Надо туда сплавать, – подумал Амирам, – Людмиле понравится. Завтра, сегодня больно волны высоки.
Но когда Людмилу останавливали волны и прочие опасности? Загадали так: если лодочник лодку выдаст – поплывут, нет – значит, в другой раз.
Лодочник подивился:
– На тот берег? – Но лодку выдал.
Амирам самостоятельно надел на Людмилу спас-жилет, затянул-застегнул все ремешки. Та, по обыкновению, хохотала:
– Мир, ты ж меня вытащишь, если что? Я плавать не умею!
«Мир» – так она его называла, и Амираму это имя очень нравилось, также как «Амка», которым когда-то окликала его мама.
Лодку Амирам тоже выбрал сам. Абсолютно сухая внутри – значит, не подтекает, без ржавчины – новая. Хороший цвет – тёмно-зелёный, хотя цвет – дело десятое. Людмила настаивала на оранжевом, Амирам почти согласился, но Людмила быстро уступила:
– Зелёный – тоже хорошо. Не хватало ещё, по пустякам спорить.
Лодочник оттолкнул лодку, прокричал что-то вдогонку, типа «осторожней», и они поплыли. Людмила попросилась на вёсла. Амирам сидел на носу, спиной по движению лодки. Из-за низких туч выглянуло солнце, зажёгшись нимбом в волосах Людмилы, кудрявившихся на висках.
«Святая, как есть – святая!» – в который раз уверился Амирам, но вслух сказал другое:
– Ты как будто в скафандре, Людмила!
Меж тем солнце вновь скрылось за тучу, закрапал дождик. И чем дальше они удалялись от берега, тем темнее становилась вода, совсем не такая, как в городской квартире. Прозрачная вода, льющаяся из крана, кажется, не имеет никакой плотности, а