Пепел - Федор Березин

— Ну объясните мне свою позицию, статус Восемнадцать. Я человек прямой и правда не понимаю этой большой стратегии. — Голос неизвестного, невидимого собеседника диктатора сочетал в себе сразу две противоположные интонации — заискивание и наглость.

— А скажи мне, милый Гуттузо, жив ли еще наш любезный Счетчик — Даджао? — поинтересовался Аргедас в своей любимой манере игры под дурака.

Ответили ему в отрицательном смысле, с долгими быстрыми пояснениями. Хадас их почти не улавливал, все-таки он только начал осваивать местный диалект.

— Так вот, дорогой статус Пятнадцать. — Аргедас сделал эффектную паузу. — Допустим, мы узнаем у этого парня координаты базы на Мааре, ну и что?

— Удар будет точный, Главный Назначенный.

— Послушай, Гуттузо, а с чего ты это взял? У нас всего один пленный, других не предвидится, как мы сможем проверить данные, которые он выдаст? Если он соврет? И даже если скажет правду — где гарантия? И самое интересное, повторюсь: с нами нет великого Счетчика, вот уже пять лет, так ведь вы сказали? Вы умеете менять и рассчитывать параметры орбит, или просто баллистических траекторий?

— Но ведь остались ученики Счетчика.

— Извини, Гуттузо, я даже удивляюсь, как ты до сих пор командуешь ДОВИ? Наш славный компьютерщик был великим ученым, но плохим учителем, или он располагал изначально скверным человеческим материалом. Его ученики, по сравнению с ним, это отбросы. Я им не доверяю. Поэтому, дорогой статус Пятнадцать, нам абсолютно не нужны точные координаты. У нас больше нет надежного наводчика.

Разговор был явно важным, но о чем шла речь, Хадас до конца не понял, однако то, что касалось его самого, радовало.

Но они снова беседовали. Был в этом какой-то налет древнейшего шаманства. Ведь как приручали первых животных? Их подкармливали и не били поначалу, дабы не отпугнуть. А сколько раз доказывалось, что между тюремщиком и арестованным со временем устанавливается подобие дружбы, даже у смертников, ждущих приговора. Иногда кажется, будто человеческая психика чрезмерно пластична, вот что значит развивать разум десятки, а чувства сотни тысяч лет. И Хадас, как и прежде, молча внимал.

— Современная цивилизация настолько сложна и непрочна в том плане, что создает сама себе проблем более, чем разрешает, дорогой мой статус Ноль, что в некоторых нациях ее существование воспринимается как тягчайшая обуза, они не хотят нести дальше этот груз. Вы предлагаете идти у этих безвольных, видящих не далее своего, носа, на поводу? Никакая демократия не способна решить действительно серьезные проблемы — вы это прекрасно знаете. Все разговоры о том, что только в отдельных случаях демократические институты должны уступать рычаги власти диктатору, допустим, при ведении войны, бред собачий. Для того чтобы посадить правителя в высочайшее кресло, нужны механизмы, то есть зачатки этой самой тирании, а где им взяться в идеальной демократии, где силовые структуры связаны? Демократия способна руководить, или, точнее, двигаться по течению, только в условиях идеальных, когда народ воспитан долгими поколениями тиранов, выведен ими из звериного состояния, насильно выведен, учтите. Ведь какой червь по собственной воле захочет становиться человеком? Ведь животные более счастливы, чем люди, это известно, их счастье более достижимо. Знания — это путь к несчастьям, мудрый всегда грустен. Наши общие предки, наивные люди, думали, что порабощение природных сил волей человека, охват наукой контроля над жизнью, являются целями прогресса, и когда такое будет достигнуто, оно приведет нас к порядку, в котором не будет места для боли, а наслаждение станет главным принципом существования. Получается, дорога прогресса ведет обратно в животный мир, только несколько видоизмененный, где убираются все негативные факторы? Вы знаете, куда будут годны такие составляющие человечества? По моим понятиям, только на мусорку. Вы когда-нибудь изучали историю, помимо мути, которую преподают в школе? Ясное дело, вы до этого не додумались, статус Ноль. Так вот, отборные рыцарские части — люди, воспитанные по законам высшей морали и всю жизнь готовящиеся к войне, пасовали перед вооруженными крестьянами: их нервная система была слишком изнежена, несмотря на годы и годы тренировок. Может, они чересчур сильно любили себя или свыше меры думали во время боя? А в войне, когда доходило до дела, нужно было становиться лишь частью целого и забывать себя. Идеальные воины есть только у муравьев — их солдаты никогда не отступят и не сдадут позиции. Все людские подвиги — это только подражание им. Поэтому когда кто-то использует человека для великих целей, это явно во благо ему, иначе его жизнь — в миллионе случаев против одного — пройдет впустую, как у коровы, жующей траву, но которую не доят. Ты знаешь, для чего ты мне нужен, пилот?

Хадас смолчал, он постыдился так с ходу ответить на этот вопрос. Однако диктатор понял его ответ без слов. Он изобразил гримасу, видимо, значащую в его понимании ободряющую улыбку.

— Наивный человек! Все не так, не так, как ты думаешь. Ты мне нужен для маскировки. Врубаешься? Ты прикрытие, ты прикрытие, как и все остальные планы фикции. И ты первый и последний, кто узнает правду. Чувствуешь, какая честь тебе оказана? Но ведь ты, вернее, твое тело честно послужило цели, или я не прав?

«Еще бы не прав», — покраснел невольно Хадас.

— Все, кто меня окружает, милый статус Ноль, не должны знать правды. Слишком сильно они цепляются за это жалкое подобие жизни, слишком сильно. Я всех их приговорил, всех, включая себя. — Самму Аргедас посмотрел на Кьюма горящими, словно лазеры наведения, глазами. — Им не повезло, им совсем не повезло родиться в такое время. Но мы все смертны, так либо иначе все обречены. С достаточного расстояния ценны только жизни, отданные чему-то большому. Я ускорил смерть, но обрек их на бессмертие.

Лазеры-глаза отодвинулись в сторону и отрешенно прощупали стены

—просторной комнаты. Видели ли они что-то? Хадас очень сомневался в этом. Он молчал, молчал, предчувствуя открытие великой тайны.

— Хотя и это тоже вранье. Все, все вранье. Не будет бессмертия, весь этот мир обречен, а в другом ничего не узнают о подвиге этого маленького обманутого подземного народа. Когда осуществится План, многие поймут, что произошло. Им останется только восхищаться тем, что случилось, и ждать возмездия.

Вряд ли от него можно будет спрятаться: слишком силен наш противник. Знаешь, пилот, о чем я более всего жалею? Я жалею о том, что не увижу результата своего труда.

Как было понимать эти слова?

Жители верхнего, существовавшего когда-то на Гаруде и еще имеющего на Земле место наземного мира слабо представляют себе, либо вообще не имеют понятия о наличии под ними, не везде, но во многих местах суши, неизведанных глубин, полостей в твердых оболочках планет, проточенных водой или вовсе не изведанными силами за сотни тысяч, а возможно, миллионы лет. На поверхности менялся климат, свирепствовали ураганы, странствовали с места на место материки, моря отступали и наступали, а пещеры от этого всего только ширились. Они заливались соленой океанской водой, и тогда в них селились акулы или вовсе не изведанные вымершие животные, а когда через десятки тысяч лет, в результате поднятия дна, вода покидала их, в них могли обитать наземные животные, найдя в них безветрие и сухость. Но и те и другие селились у самого края, не заныривая и не забираясь глубоко. А переплетения природных лабиринтов, добавляя славы в бездумные топонимические выкрутасы природы, тянулись вглубь, сплетаясь и расплетаясь, ширясь и суживаясь, порой на километры внутрь и на сотни вширь.