Тайна Марухского ледника - Владимир Гнеушев

Надеюсь, что близок уже тот час и день, когда мы пойдем в бой против озверелого немецкого фашизма, за Родину, за родную Украину, за отцов, матерей, братьев и сестер, оставшихся на произвол немецких псов-рыцарей. И разобьем фашистов дотла, как сказал товарищ Сталин.

На этом я свое письмо оканчиваю и еще раз прошу писать мне почаще. С этим до свидания, дорогие родственники.

Писал М. Послушняк. Пущено 26-го...”

А всего через несколько дней после этого письма Михаил уже шел во главе огромной колонны, двигавшейся по живописным ущельям Сванетии, рядом с Мироновым, Коптсвым и другими бойцами, шел, чтобы никогда больше не пройти ни этот путь, ни другие пути по своей прекрасной родине. Как и все его сверстники и товарищи, он понимал, что может не вернуться, но не было в душе его ни страха, пи растерянности – одна только любовь к родной земле и ненависть к ее врагам. Впрочем, все это видно из самого письма...

Весть о том, что владелец комсомольского билета, найденного на знаменитом леднике, бывший житель села Казанки, что и другие юноши этого села воевали и погибли на леднике, разнеслась буквально с быстротой молнии. Ранним утром, когда мы подходили к Дому культуры, где был назначен митинг, там уже толпился народ. Миронова тут, конечно, знали давно, но теперь как бы узнавали заново н расступались перед ним, а дети здоровались особенно почтительно. Ведь этот человек, с кем они встречались чуть ни ежедневно, беседовали о самых будничных вещах, есть один из очень немногих свидетелей и участников страшной войны в юрах.

Довольно обширный зал был переполнен. Все, кто могли прийти в это утро, освободившись от хозяйственных дел, пришли. Люди сидели на стульях, скамьях, стояли плотно в проходах. Поначалу было шумно, детям в особенности плохо сиделось на месте, но когда на сцену медленно поднялись три старых женщины в черном траурном одеянии, стало так тихо, что явственно услышался шорох деревьев за окном. Так скорбным молчанием люди выразили свое уважение к матерям героев и словно попросили разделить их личную печаль на всех, кто тут собрались. И матери поняли это, потому что вдруг поклонились залу и тихо промолвили:

– Спасибо...

Не было на митинге ни традиционного председательствующего с длинной речью, ни толчеи выступающих. Да никто и не готовился выступать. Просто один из ветеранов войны предоставил слово Василию Егоровичу Миронову, и тот рассказал, что мы уже знаем. Потом старенькая учительница вспомнила маленького мальчика Петю, который неплохо учился, как все дети – играл в разные игры. Его, пожалуй, нельзя тогда было отличить от других. Но вот что особо запомнилось: каждый раз, когда учительнице надо было идти домой (а жила она далеко от школы, на квартире), к ней подходил Петя и говорил:

– Я провожу вас, а то на том краю собаки злые.

– А ты разве не боишься их?– спросила учительница.

– А я ничего не боюсь,– сказал Петя, н когда учительница с удивлением и леткой улыбкой взглянула на него, он повторил, не отводя глаз:– Честное слово, не боюсь.

С тех пор оп провожал учительницу часто и в любую погоду, но много лет протекло, прежде чем она окончательно узнала о смелости и благородстве своего ученика...

Мы рассказали, как были обнаружены останки погибших воинов и расшифрованы документы, двадцать лет пролежавшие во льду. А после слово предоставили матерям. Одна за другой они поднимались и говорили. Очень тихо. И очень медленно. Никогда в жизни не приходилось им выступать, да еще на таком собрании, да когда столько народу, да о сыновьях своих повернувшихся. Снова была мертвая тишина в зале. Шелестели старые акации за окнами, солнечные лучи вспыхивали по залу то там, то здесь, и, казалось, по мере рассказа, незримо появлялись среди мальчишек, сидящих в первых рядах, и Петр Коптев, и Михаил Послушняк, и Иван Баранчук. Ведь они были мальчишками когда-то и почти мальчиками ушли на великую войну.

Матери тихо роняли слова о том, что хорошие были эти мальчики, честные и правдивые. Дай бог, чтоб и все вы такими были. Сыновей не вернешь, но дай бог, чтоб вам хорошо было, люди. А вы, дети, слушайте хорошенько своих учителей, матерей да отцов, бо они вам не поганого желают, а добра хотят...

Когда выступила последняя и потом села, горестно опустив голову и вытирая глаза кончиком черного платка, на сцену поднялись пионеры и преподнесли им букеты степных цветов. И зал единодушно поднялся и рукоплескал им, простым украинским женщинам...

Нам запомнилось еще одно выступление на этом митинге. Саша Истомин, комсорг средней школы, той самой, где учился Петр Коптев и его товарищи, от имени учеников, которые сидели тут же, в зале, поклялся хранить верность делу, за которое погибли герои-односельчане и всегда помнить их самих. Он попросил присутствовавших на митинге представителей обкома комсомола ходатайствовать перед соответствующими организациями о присвоении средней школе имени Петра Коптева.

– Кроме этого, – сказал Саша, – мы хотели бы, чтоб трем улицам нашего села были присвоены имена трех воинов – Петра Коптева, Михаила Послушняка, Ивана Баранчука. А мы в школе создадим комнату-музей, посвященную событиям на Марухском перевале...

Пропыленный, насквозь выгоревший на солнце райкомовский “газик” увозил нас из Казанки. Позади осталось и прощание с Василием Егоровичем и его милой семьей, и пруд с рыболовами по илистым берегам. Снова потянулись колхозные и совхозные поля по сторонам. Они были полны машин и людей – шла уборка кукурузы. Крепкие молодые ребята, обнаженные до пояса, ставили вдоль дороги новую электрическую линию. Дорожники, щурясь от яркого солнца, подновляли асфальт. Продолжалась жизнь на спасенной земле.

Некоторое время спустя мы получили новое письмо от Василия Егоровича. Порадовал прежде всего тон письма – какой-то очень светлый, жизнерадостный. Да и вести, какие он сообщал, были хорошими. Приезжал из Николаева специальный человек из газеты по вопросу установления пенсий семьям погибших. “Меня приглашают в школы выступать и рассказывать о ребятах. Пойду обязательно всюду, но прежде, наверное, в ту, где учатся дети мои (одна теперь в десятом, а другая – в третьем!). Теперь-то они чуть ли не заставляют меня “разводить канцелярию”, чтоб рассказать поинтереснее...”

Встречи

Накануне 45-й годовщины Советской Армии Карачаево-Черкесский обком комсомола пригласил в гости к молодежи области Никифора Степановича Васильева – бывшего комиссара 810-го полка, который живет сейчас в Краснодаре. В это время мы уже имели связь с бывшим замполитом роты автоматчиков киевлянином Андреем Николаевичем Гаевским. Связались с ним по телефону и тоже пригласили прибыть на встречу. Когда сообщили, что приезжает Васильев, у него задрожал голос: