Итальянский сапог на босу ногу - Марина Белова

– Я тоже, – выдержав короткую паузу, сказала я, а потом сладко зевнула на всю ширину рта.

– Не выспалась? Неужели всю ночь за Краюшкиным бродила? Где же ты была? – поинтересовалась Степа.

– Не поверишь – в казино. Наш Леопольд оказывается игрок! В гостиницу я его привезла в три ночи.

– Привезла? Ты что же прокололась? Он тебя узнал?

– Ну что ты! Меня бы вчера и мама родная не узнала. Впрочем, Леопольд Иванович был под вечер в таком состоянии, что и свою бы маму не узнал. Напился он. С горя!

– С горя? Проигрался что ли?

– Степочка, я такое узнала, не поверишь. Оказывается, Краюшкин пошел в казино, чтобы стресс снять – мужчины подвержены нелогичным, с нашей точки зрения, поступкам, – оттого и проиграл, и напился. Ну, спроси, спроси у меня, с чего бы Краюшкину стресс снимать, – от нетерпения выложить новость у меня прямо-таки язык чесался.

– Ну… – Степа задумалась.

Ждать, когда она родит нечто неординарное, сил у меня не было.

– Лика Иванова – его родная дочь! – на одном дыхании выпалила я. – Вот как в жизни бывает. С рождения знать о ней не желал, потом вдруг в его душе проснулись отцовские чувства, решил познакомиться. Следил. Повод искал, чтобы представиться. Из-за нее в Италию поехал. Хотел прощение попросить. Она его не простила, выгнала, не стала разговаривать, а потом – и вовсе умерла. Я думаю, как раз после разговора с Леопольдом Ивановичем.

– Да? Думаешь, после разговора с Леопольдом? Разволновалась? Или …

– Ну что же ты замолчала?

Ох, уж наша Степа! Презумпция невиновности для нее – все! Пока нет достоверных улик, она даже вслух боится высказать свои подозрения, чтобы ненароком не обидеть человека.

Алина другая: свои версии, догадки, предположения подгоняет под свои симпатии и антипатии. Съела Краюшкинские конфеты – и любовь из сердца вон. Шучу, конечно, но в отличие от Степы она скорее доверится своей интуиции, чем сядет и хорошенько задумается.

– Краюшкин? Вряд ли он довел Лику до сердечного приступа. Хотя… Знаешь, я тоже заметила, что Леопольд вроде как не в себе, места себе не находит, мечется, как будто и впрямь в чем-то виноват. Но кто бы мог подумать…Он и Лика…Отец и дочь? – Степа все еще переваривала преподнесенную мной новость. – Ты думаешь, он? А вдруг мы ошибаемся, и Ликина смерть – роковая случайность? А что, если подтолкнуть Леопольда Ивановича к откровенному разговору?

– Боюсь, что не станет он с кем-либо откровенничать. Я ведь не договорила, – заинтриговала я Степу еще больше.

Она приподняла брови:

– Еще новости?

– Да какие! Краюшкин расстроился еще до разговора с дочерью. В день отлета, знаешь, кого он узнал в одном из туристов нашей группы? Прокурора!

– А кто у нас прокурор? – опешила Степа.

– Даже не знаю, – я пожала плечами и с досадой призналась: – Я редко интересуюсь, где работают наши туристы Визами, анкетами занимается секретарша Алена.

– А Алина? Она же знала, что Славский работает журналистом, Краюшкин владелец кондитерской фабрики, Носова – врач.

– Алина определенно может знать. Она любит выискивать полезные знакомства, потому и анкеты пролистывает. Но я даже предположить не могу, кто может быть прокурором? Юра Антошкин руководит научно-исследовательской фирмой. Дает заключения о прочности сооружений и фундаментов. Насколько я знаю, заказов у фирмы много и деньги ее директор зарабатывает прилично, чтобы жена сидела дома, по крайней мере, еще год назад она сидела дома и растила трехлетнего Ваньку. Петр Носов, Алина говорила, работает инженером. Дина – врач. Может, Краюшкин соврал по пьяни? Хотел разжалобить итальянца? А смысл? Итальянец все равно по-русски не бельмеса не понимает. Нет, это крик души!

– А Софья Андреевна? – Степу словно электрическим током ударило. Она встрепенулась и, не мигая, уставилась на меня. – Что мы о ней знаем?

– Она вдова, генеральша.

Я даже отпрянула от нее: уж больно безумный взгляд был у моей родственницы.

– И что с того? Почему генеральша не может быть прокурором?

Действительно, почему?

– Слушай, а ведь это мысль – приударить за Софьей Андреевной, чтобы она случайно или не случайно не выставила Краюшкина перед дочерью в неприглядном свете. Ну и жук этот Леопольд! Степа, ты гений! А где наша Блинова? – мне нестерпимо захотелось рассказать Алине, какие мы со Степой умные. – Ты ее уже видела?

– Нет, – мотнула головой Степа. – В восемь часов в ресторане ее не было.

Так получилось, вернее мы сами попросили поместить нас – меня, Алину и Степу – на разных этажах. Так легче приглядывать за группой. Рядом со мной на этаже проживала Софья Андреевна, Куропаткин и Носовы. С Алиной соседствовали Деревянко, Краюшкин и Славский. Степиными соседями были Антошкины и Шматко. Заходить нам друг за дружкой было не с руки, поэтому вчера мы договорились встретиться на завтраке ровно в восемь часов.

– Может, она до восьми позавтракала, – предположила Степа.

– Размечталась! Скорей всего, она проспала. Алина – жуткая соня. – Только я так сказала за глаза об Алине, в дверь требовательно постучали. – Легка на помине.

И точно, за дверью стояла Алина, хорошо причесанная и элегантно одетая. По ее лицу можно было прочесть, как она довольна собой.

Увидев меня в ночной сорочке, она возмутилась:

– Ты еще не одета? Быстро одевайся! Пока будешь одеваться, я расскажу свежие новости. А у меня они такие, – она зацокала языком и закатила глаза, – закачаетесь.

Я обменялась взглядом со Степой – а уж какие у нас новости! Решив попридержать до поры до времени язык, я покорно приступила к одеванию.

Алину буквально распирало от избытка информации.

– Значит так! Пошла я за Антошкиными. Сразу заметила, что и она, и он не в духе – и не потому, что устали или есть хотели. Их волновало отнюдь не банальное чувство голода и не растертые мозоли. Увидев первое уличное кафе, Валентина села за столик. Только Юра заикнулся, что он не прочь бы поужинать в более престижном месте, как Валентина его одернула: «Чем центр Флоренции не престижное место? Садись. Никуда я дальше не пойду. Хочешь есть – ешь, а мне закажи кофе». Юра покорно сел и подозвал официанта. Я выбрала столик с боку, так, чтобы ни Юра, ни Валентина не смотрели на меня в упор – береженного бог бережет, – и тоже заказала себе кофе с парой пирожных. Пока не принесли заказ, Антошкины молчали. Юра изучал меню, Валентина курила, нервно стряхивая пепел в пепельницу. Официант поставил на стол салат. Антошкин предложил его жене. «Я же сказала, что есть не буду, – в резкой форме отказалась та. – Где мой кофе?» «Сейчас принесут. Ну что ты так злишься?» – словно прося прощения, спросил он. «Я? Злюсь? Да достали все меня! Я, между прочим, в отпуск приехала! А тут…» «Валечка, ну кто тебя достал? Эта девочка? Может, ты обозналась? Вы ведь давно не виделись. Тем более что она на тебя никак не отреагировала» «Девочка?! Ничего себе девочка! Знал бы ты эту девочку лучше! И если бы только она одна! Тут все, на кого ни глянь… – автомобильный сигнал заглушил ее слова. – Как будто их специально всех собрали. Господи, за что?! Да этот еще звонок как снег на голову. Как в том анекдоте…» «Какой звонок? С работы? А я говорил: сдалась тебе эта работа!». «А, по-твоему, я должна была превратиться в клушу… А ты знаешь, ты прав, мне все по барабану». После этих слов Антошкина злорадно улыбнулась. Юре принесли горячее. Некоторое время супруги молчали, потом Антошкин вновь попытался заговорить с женой: «Ты можешь мне объяснить, в чем дело?» Она вздохнула и начала говорить, но как назло за соседний столик села компания итальянцев, они так перекрикивали друг друга, что голос Антошкиной просто растворялся в их гомоне. Галдели они до тех пор, пока официант не принес им спагетти. На несколько минут в кафе стало тихо. Я услышала, как Валентина отвечает Юре: «Даже не предлагай. Знаю, о чем ты меня попросишь. Я уже сказала, пальцем не пошевельну. Да и вообще, разве я кому-то что-то должна? И никакие угрызения совести меня не мучают!» «Боже, ну что ты говоришь?!» «Ты-то что так переживаешь? Лично я себя прекрасно чувствую! А вот тебя не пойму» «Я только хотел, чтобы ты как-то им объяснила… Они ведь подумают…Как бы у тебя не было неприятностей» «Неприятности уже есть! А что подумают обо мне другие, мне наплевать». «Я тебя не узнаю». «А я тебе вообще поражаюсь. Да мало ли что в жизни случается? И чего ты вдруг испугался? Что сделано, то сделано. Нет! Я через и не таких переступала. Одной больше, одной меньше». «Валечка, ну как тебе не стыдно? Я только хотел…» «Все с меня хватит!» – с этими словами Валентина встала из-за стола и пошла прочь. Юра вроде бы дернулся бежать за ней, но потом махнул рукой и присел обратно. Я оставила на столе деньги за кофе и пошла за Антошкиной. Валентина выглядела очень раздраженной, она шла по улице, не обращая внимания на витрины и не оглядываясь по сторонам. Пробежав три квартала вперед, она свернула на боковую улицу, покрутилась, потом, как видно испугалась, что может потеряться, повернула обратно, но пошла по противоположной стороне улицы. Чувствовалось, что она немного отошла: ее стали интересовать магазины, в некоторые из них она даже зашла. Перемеряв несколько кофточек, Валентина купила одну, а потом еще одну и в завершении шоппинг-терапии приобрела юбку и жакет. Обвешанная пакетами, она вернулась в гостиницу. Я специально осталась в холле, чтобы узнать, когда вернется Юрий. Но как оказалось, к приходу жены он уже был в номере. Зря я его караулила. Минут через десять после возвращения жены, он вышел из лифта и направился к выходу из гостиницы. Отсутствовал он недолго, вернулся, неся в руке полиэтиленовый пакет, внутри которого просвечивалась винная бутылка. Я подумала, что супруги в знак примирения и на сон грядущий решили выпить итальянского вина. Пожалуй, все. Как вам ссора Антошкиных? Согласитесь, разговаривали они более чем странно. Я смогла связать Валино раздражение только со смертью Лики Ивановой. А эти слова: «Одной больше. Одной меньше»? Рубль за сто – речь идет о трупе. Она фактически призналась! Однако какая коварная женщина! Что вы на этот счет думаете? Это Антошкина отравила Лику клофелином!