Чокнутая будущая (СИ) - Алатова Тата
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Предлагаешь мне обмануть брата? И ради чего? — поинтересовался Антон.
«Какая разница, когда начинать его обманывать», — на этот раз я успела удержать очередную бестактность на кончике языка. Не лопухнулась. Хотя бы не сразу.
— А какая тебе выгода, если ты скажешь правду: твоя жена — симулянтка? Алеша только огорчится, в его идеальном мире все его женщины дружат друг с другом.
— Я просто не люблю вранья на пустом месте.
— Ну, я та еще врушка.
— Еще бы — с твоей-то профессией.
Я едва не уронила кружку молока от возмущения, но справилась, аккуратно поставила ее на стол.
— Сейчас вернусь, — произнесла холодно.
Стуча пятками, понеслась в зал, где принимала клиентов. Схватила первую попавшуюся колоду, кажется, потрепанного Уэйта, вернулась на кухню.
— Даже не вздумай, — рассердился Антон, когда я плюхнулась на стул напротив него и достала карты.
— Ешь молча, — распорядилась я, — и слушай молча.
Он с великим сожалением отодвинул от себя окрошку. Проводил ее голодным и несчастным взглядом, вскинул на меня злые глаза.
Демонстративный, упрямый.
Вся фальшивая плюшевость сползла в эту минуту, он больше не выглядел как уставший помятый чиновник, клинки-мечи ощетинились острыми лезвиями.
— Мирослава, я терпеть не могу всю эту эзотерику, — ух, сколько нервов звенело в его голосе.
Кажется, на полном серьезе я его бесила сейчас.
— Ничего, потерпишь. Я тебя в свой дом не звала и не просила оскорблять мою профессию.
Я надеялась, что он встанет и уйдет.
И никогда не вернется.
Но он только скрестил руки на груди, неприязненно прищурившись.
— Ты просил не гадать на тебя, и я уважала твое желание, — карты летели из моих рук, рубашкой вверх, картинками вниз, — но ты обвинил меня в мошенничестве. В том, что я обманываю своих клиентов. Стоит ли мне это терпеть или перевернуть расклад?
— И что ты надеешься там увидеть? — криво усмехнулся он.
— Твою личную жизнь, разумеется. Что еще мне смотреть?
— Вперед, если тебе так хочется мне что-то там доказать.
— Не хочется. Но ты вывел меня из…
Я начала переворачивать карты и замолчала.
Пятерка мечей — подлость, ссоры, предательства.
Перевернутая королева пентаклей — жадная и алчная особа с пунктиком на контроле. Сюда же пятерка пентаклей — общая беда, одиночество вдвоем, любовь для бедных.
Башня — крах. Десятка мечей — крах и страдания. Драма. Драма. Драма.
Ох ты же милый мой, что за несчастливую и злосчастную любовь ты для себя выбрал?
Десятка жезлов — ноша, которую невозможно тяжело нести, но и не бросить никак.
И ни одной масти кубков, отвечающей за чувства. Сплошь обязательства и упреки.
— Прости, — пролепетала я, судорожно собирая карты, — ты прав. Твоя личная жизнь — совершенно не мое дело. Почему наши встречи всегда заканчиваются тем, что я извиняюсь?
Его взгляд был тяжелым, таким тяжелым, что мне снова захотелось в подвал.
Потом Антон резко отвернулся.
Я собрала колоду и засунула ее в карман старенького сарафана.
— Ешь, — попросила жалобно, — окрошка согреется и станет невкусной.
Пахло самогоном. Капало им же.
У Антона на щеке было три крохотных родинки.
У Алеши – точеные черты лица, он напоминал то стареющего Алена Делона, то кого-то еще французского, изысканного.
Антон казался похожим на шведа, а может, на чеха. Простоватый. Ничего выдающегося вроде бы, но я смотрела — и не могла насмотреться.
Как странно.
Это потому, что я знаю наши отношения наперед, или наши отношения сложатся такими, потому что я про них знаю?
Можно ли впечатлиться человеком авансом?
Наш мозг — суровая штука. От него и не таких вывертов приходится ожидать.
Антон взял ложку и молча вернулся к окрошке.
Он ел с видом грузчика, которому все равно, что закинуть себе в рот. Как будто он так устал от тяжелой работы, что был не в состоянии получить удовольствие.
— Все пройдет, — тихо сказала я, — а хорошая еда всегда утешит. Хочешь, я соберу для тебя ежевики? Она у меня сладкая.
— Не говори со мной так, как будто я смертельно болен, — угрюмо попросил он.
— Прости.
— И перестань извиняться. Я понимаю, что сам тебя спровоцировал.
— Я с ранних лет слышу про то, что обманщица. Мне пора бы научиться не принимать все это близко к сердцу.
Тут он легко улыбнулся, оттаивая, и я заулыбалась тоже.
Непроизвольно.
Как глупое зеркало.
— Мне бы хотелось, — сказал Антон, — чтобы ты надела очередное неожиданное платье и затмила всех на сегодняшней вечеринке. Я никогда не могу угадать, какой ты мне встретишься в следующий раз. Сейчас, в сарафане и с косичкой, ты похожа на девочку.
— Девочку-самогонщицу, — хихикнула я. — Хорошо. Ладно.
— Правда пойдешь? — отчего-то удивился он.
— Пойду, раз тебе этого хочется.
Его улыбка никуда не исчезла — но глаза стали серьезными. Настороженными.
Что?
Опять?
Я снова сделала что-то не то?
Почему с людьми так сложно? Никогда не знаешь, как правильно и не правильно.
Ты вроде как ведешь себя вежливо и прилично, а получаешь вот такие взгляды, будто начала тикать.
Внимание! Это Мирослава! И она вот-вот взорвется. Хорошо бы вам лечь на пол и прикрыть голову руками.
— Я не знаю, что ты там увидела и что себе вообразила, раз стала такой предупредительной, — фальшиво-беззаботно сказал Антон, — но со мной все просто отлично.
— Конечно.
Обязательно когда-нибудь будет.
Не очень скоро. Потому что поверх перевернутой дамы пентаклей танком пройдусь и я.
Бедный Антон. Его ждут по-настоящему тяжелые времена. Куда там будничным пятеркам и десяткам. У нас-то сплошь великие арканы.
Нынешние токсичные со всех сторон отношения покажутся ему детской забавой.
И так мне снова нас стало жалко, его больше, себя меньше, что я едва не заревела.
Торопливо вскочила, отвернулась к самогонному аппарату, следя за капельками дистиллята.
Поправила без всякого смысла термометр.
— Это уже вторая перегонка. Продукт получится чистым, как слеза. Потом я буду настаивать его на орешках и ягодах. Хочешь попробовать? У меня огромные запасы выпивки.
— Я за рулем.
— Заберешь с собой. Подожди, я принесу.
— Оставь. В следующий раз приеду на такси, здесь все равно с парковками туго.
— Не приезжай, — вырвалось у меня. — Не надо.
— Мирослава, — я услышала, что он отодвинул стул.
Поднялся, наверное. Не собирается же он подойти ко мне ближе?
Обнять со спины, обжечь дыханием мое ухо.
Волоски на руках встали дыбом.
Позвоночник сковало холодом.
Я торопливо обернулась.
Антон подошел к раковине и принялся мыть пустую тарелку.
— Ты не слишком-то гостеприимна, — беззлобно заметил он. — Как можно так бессовестно давать от ворот поворот родственнику?
— Разве я похожа на человека, который любит родню? — переводя дыхание, буркнула я.
Получилось враждебно.
Антон поставил тарелку на сушилку.
— По крайней мере, ты была достаточно добра, чтобы накормить голодного родственника. Было очень вкусно, спасибо, — сама вежливость, вы только посмотрите на него.
Осталось только забраться на табурет и провозгласить «спасибо нашим поварам за то, что вкусно варят нам».
— Это просто я надышалась парами алкоголя и потеряла бдительность… Ты приведешь ее на Алешин день рождения?
Он сразу понял, о ком я. Но сделал вид, что нет.
— Кого? — спросил равнодушно.
— Ту женщину, которая истрепала тебе все нервы.
— Понятия не имею, о ком ты говоришь.
— Ну разумеется, имеешь.
Антон закинул в рот ягоду малину.
— Что же, спасибо за обед. Я, пожалуй, поеду.
— Почему ты не знакомишь ее с братом?
В меня как будто бес вселился.
В самом деле.
Он-то навещает Алешиных жен, когда ему вздумается.
А сам, а сам!
— Потому что не терплю конкуренции, — отрезал Антон, направляясь в коридор.